Обойдется ли…
Снедаемый волнением, Мовсар-Али прошел на женскую половину. На пути ему попалась только третья жена, Хадиша, игравшая на ковре в кубики с годовалым Асланбеком. При виде мужа ее лицо, и без того испуганное, приняло обыкновенное затравленное выражение. Оно раздражало Мовсара-Али и в куда лучшие дни, чем этот. С третьей женой, не раз признавался самому себе имам, не повезло. Можно сказать, зря осчастливил, прикрыл своим статусом семью уж вовсе не ахти какую. Ни выгоды, ни удовольствия. Ребенка, надо отдать должное, она родила крупного, здорового, опять же мальчика, но ведь у него и без Асланбека пять сыновей. Этот всего-навсего шестой. А вот все, что он слыхал в юности о сексуальной резвости скандинавок, оказалось сущей ерундой. Обидно. Ведь ясное дело, первый, а чаще и второй брак мужчина заключает еще в молодых годах, ради упроченья своего положения. А уж дальше можно позволить что-то и для себя, разве это не справедливо? Хотелось, конечно, не просто свежую девочку лет пятнадцати, но и бойкую, прыткую. Младшей жене всегда перепадает больше подарков, но разве она не должна их отрабатывать на совесть? В конце концов разве у нее нету своего интереса уметь угодить мужу? Какое там. В постели – бревно-бревном, только что не хнычет в открытую, можно подумать, насилуют ее (Здесь хотелось бы адресовать читателя к недавно вышедшему на экраны Голландии короткометражному фильму «Подчинение». Автор фильма, бывшая мусульманка Хирси Али, повествует о положении женщины в мусульманской семье. Режиссер фильма Тео ван Гог убит 2 ноября 2004, сегодня я услышала об этом по телевизору, который работал, когда я сидела над правкой этой книги). Ковыляя к сооруженной матерью башенке, ребенок споткнулся, но не ушибся и не заплакал, хотя предпочел продолжить свой путь на четвереньках. Какая-то смутная мысль приковала взгляд имама к его светленькой головке. Слишком беспечно жили, вот и нечем защититься в черный день. Деды бы мигом отыскали, где взять заложников. Лучше бы всего – вот таких вот, маленьких. Лучше бы нескольких, чтобы одного убить у кафиров на глазах для острастки, а торговаться уже за оставшихся. А ведь Асланбек похож на кафирского ребенка, особенно издали, на нем же не написано, что правоверный. Ну, надо соображать дальше, никто не позаботится о твоем спасении лучше тебя самого. Что, если приказать полицейским, пусть заявят кафирам, есть, мол, заложники, несколько детей из гетто. И чтоб показали им Асланбека. Пусть дадут выйти из Ситэ имаму с семьей, ну, пусть с сопровождающими. Но ведь в любом случае тогда придется либо оставлять сына в их руках, как-то они еще отреагируют на такой розыгрыш? Он бы, выставь его таким дураком, уж наверное расшиб щенку голову о ближайшую же стену. Но может и хуже сложиться, в таких случаях никогда не скажешь заранее, до какой черты придется дойти… Может, и самим придется ребенка пристрелить. Эх, будь в доме хоть у прислуги дети, так нет!
Хорошо, будем рассуждать здраво. Шестой сын от жены из невлиятельной семьи. Даже если придется им рискнуть, сильно рискнуть, ведь это все равно, что отдать в шахматах пешку за короля. Дети – священная собственность отца, и разве он слюнтяй, чтобы не проявить, когда необходимо, надлежащей силы воли? Да почтенные предки ему бы в лицо плюнули за такую слабину! (Мне самой не по себе писать эту книгу. Вчера днем, 11 октября, мне пришел в голову этот эпизод. Спрашиваю себя – не подтасовываю ли? Как-то чересчур. Тем же вечером слышу анонс новостей программы «Время»: «Террористы на Северном Кавказе пытались использовать собственных жен и детей в качестве живого щита»). Предки… Как никогда быстрые мысли имама обратились в прошлое. Высоко же его семья поднялась за последние полвека, они ведь не из потомков Пророка, всего-то навсего чеченцы. А какими были жалкими бедняками, так, шестерки при Басаеве… Приподнялись на том, что в начале века отдали общим счетом пять дочерей в лагеря для подготовки шахидок. Не такие уж и большие деньги, а легли в основу благосостояния. Опять же и праведно. Ну а потом уж посчастливилось оказаться по нужную сторону зеленого занавеса вслед переведенным вовремя капиталам. Там уже, как родственники праведных дев, породнились через удачные браки с арабскими семьями. Да, высоко в гору пошли. Но ведь не будь тех шахидок, ему, Мовсар-Али, сидеть бы сейчас в Чечне, среди этих отщепенцев, что разрешают дочерям работать на телевидении и в театрах, тьфу, шлюхи, да и вообще живут бок о бок с неверными! Или был бы он тут, в евроисламских странах, бедным рабочим. Нет, все верно. На чем приподнялись, то пусть и вывозит.
– Слушай ты, козел!
Остолбеневший имам перевел взгляд на жену. Ухватив первое, что попалось под руку – антикварные тяжелые щипцы для орехов, она одной рукой подхватила ребенка с ковра, другой угрожающе замахнулась, отскочив от мужа подальше.
– Только подойди к моему ребенку, убью, Аллах свидетель, убью!
– Ты рехнулась, женщина? С кем ты говоришь? И что такое, вообще, твой ребенок? Что здесь твоего?
– Ты мне зубы не заговаривай, мерзавец! – Хадиша продолжала размахивать своим жалким оружием. – Ты чего затевал, когда смотрел на мальчика?! Какую ты пакость надумал? Я ведь по твоей поганой роже читать умею как по буквам!
– Ишь ты, как запела, негодяйка! – Мовсар-Али рассвирепел. – Ты только погоди, ох ты у меня поплатишься, когда кафиров перебьют!
– Да может, еще кафиры тебя самого убьют прежде, благослови их Аллах, если так!
Вопреки неслыханной наглости жены, гнев вдруг растаял. А ведь могут, еще как могут. Нет, надо думать, надо искать выход. С этой чумной датчанкой он вправду будет разбираться, только если, самое главное, уцелеет сам. Можно, конечно, все-таки отобрать у нее ребенка, не самому, убить не убьет, но уж кусаться и царапаться будет как тигрица, только все равно помощники ее одолеют. Но хлопотно и долго. Но где же взять другого ребенка, не в гетто же за ним ехать, было б можно попасть в гетто, только бы проклятые макисары его здесь и видели!
Ах, дурачина, вовсе мозги отшибло! Мовсар-Али шлепнул себя ладонью по лбу. Дело-то проще простого! Напрочь забыв о жене, он понесся назад в приемную, к самому близкому телефону. Конечно, конечно, обратив его внимание на младшего сына, Аллах подсказал самый беспроигрышный вариант! Пусть шлют автобусы в ближайшее гетто, пусть привезут сотню, нет, несколько сотен, всех детей, какие там найдутся! Пусть их выстроят по набережной, вокруг всего Ситэ, и начнут убивать! У макисаров полно родни в гетто, ясное дело, они первым делом тут же согласятся выпустить с острова имама с его приближенными, а потом… да какая разница, что потом, это все его уже не касается, он уже будет в загородном особняке, во Вьё-Мулен, на берегу пруда!
Мовсар– Али, торопясь, запустил номер последнего соединенного абонента. Трубку взял тот же противный капитан, ну да неважно.
– Офицер! Слушайте меня внимательно, офицер!
– Я Вас слушаю. Есть изменения?
– Не в том дело! Надо срочно, слышите, срочно…
Имам тряхнул трубку. Еще тут связь обрывается, когда каждая минута на счету! Гудков не было.
– Эй, Ибрагим, принеси немедленно радиотелефон! Он вроде валялся в моем рабочем кабинете!
Молодой благочестивый помощник искал недолго, но, когда вошел с трубкой в руках, лицо его было еще перепуганнее.
– Кажется, связь оборвалась, господин. Похоже, ее сумели повредить макисары.
– Дурни! Дети шайтана! Дайте кто-нибудь мобильник, неужто так трудно сообразить?!
– Мы ведь всего-навсего городская полиция, почтеннейший, – угрюмо отозвался здоровяк в форме. – У нас положено по одному мобильнику на пятерых человек, штука все-таки недешевая.
– Ну и что с того?! – Драгоценные секунды таяли, как мороженое на солнцепеке. – Вас тут около пятнадцати человек, остолопы!
– Так-то оно так, – полицейский глядел на него с каким-то недостаточным почтением, – но вот мобильника нет ни у одного.
Рехнешься с ними!
– Ибрагим, найди тогда мой мобильник, он тоже в кабинете, быстро!!
– Господин, Вы ведь велели вчера отвезти его на гарантийный ремонт. Я отвез. Но у них чего-то там не было на складе. Очень извинялись, обещали доставить сегодня на дом, к девяти утра… Ну и…
Имам Мовсар-Али тяжело опустился на пол и, закрыв ладонями лицо, тоненько заскулил.
Штаб повстанцев обустроился в здании Европола. Бриссевиль не пожалел отвлечь двух парней, Малезьё и Гаро, на то, чтобы стереть информацию во всех компьютерах. Прямой необходимости не виделось ни малейшей, но недоумения не вызвало. «Что русскому здорово, немцу смерть» – непонятно прокомментировала его распоряжение София Севазмиу, держа в руке не папиросу и не револьвер, а всего-навсего картонную чашку чаю. Смотрелось это почти противоестественно.
– Алло! Ларошжаклен! – Анри поднял трубку. – Да, Лаваль, что у вас там творится?
Пьер Лаваль как раз руководил группой эвакуаторов в самом крупном гетто – Пантенском.
– Да у нас-то все лучше некуда, на все гетто оставалось не больше пяти фликов! Народ прочухался, на сей час спустили под землю больше четырехсот человек. Одна беда, женщины уж больно много сувениров в узлы набивают – фотографии там, книги, посуда прабабкина… Оно понятно, конечно, но ох…
Ох будет потом, невольно подумал Ларошжаклен. Разместить в катакомбах больше десяти тысяч человек, да затем переправлять мелкими партиями из Парижа… Но это хорошо, очень хорошо.
– А в Аустерлице что?
– Да тоже вроде все нормально идет. Ладно, отключаюсь, хоть и защищенная линия, а мало ли… Привет!
– Десять минут десятого, – отец Лотар кусал губы. – Софи, сколько времени понадобится на то, чтоб заминировать?
– Если работать будет человек пять – управимся меньше чем за час. Но больше двух часов нужно на то, чтоб их оттуда выбить. И это в самом лучшем случае, крепко засели, сукины дети.
– И час нужен нам, тоже не меньше, поглядеть, что с алтарем, переосвятить… Софи, мы не укладываемся в каноническое время.
– А что это значит, Ваше Преподобие, каноническое время? – не удержался Бриссевиль, – Я вроде бы о таком ничего не слышал.
– Неокатолики служили мессу в любое время суток, когда хотели, – хмуро ответил отец Лотар. – Это стало легко потому, что они отменили литургический пост. По канонам священник не должен есть и пить перед мессой.
– И как долго?
– С полуночи.
– Так Вы…
– Ну, это-то ерунда, я человек привычный. Не поймите меня превратно, я могу хоть до вечера терпеть без воды, как это у нас в Великую Субботу и приходится делать. Но начинать мессу после полудня я все равно не могу, пил я или нет, неважно. Это нельзя, и все.
– Да ладно, горевать-то покуда не о чем, – София поднялась с присущей ей юной резкостью движений, подняла раму окна с матовым непрозрачным стеклом: молодой каштан рядом с ним, казалось, сгибался под тяжестью неимоверного количества своих ярко-розовых цветочных пирамидок. – Мы не потеряли до десятого часа утра ни одного человека. Надо сказать, у нас и безо всяких мятежей выдаются куда худшие дни. Сутки держать остров – для нас это максимум, но они-то наших планов не знают. Они должны считать сутки нашим минимумом, иначе у них вовсе резьба соскочит, ради чего такое затеяно. Что скажете, Анри?
– Скажу, что штурмовать собор я бы не хотел. Они заложили окна чем подвернулось, легко их не снять, а все пространство вокруг здания – голое, хоть шаром покати. Даже деревья давно вырубили, высадили свои дурацкие цветочки, как знали, канальи. Слишком много народа ляжет, ах, досада, ну кто же знал, что брать надо сперва не Дворец Юстиции, не Европол даже, а сам собор!
– Ну чего теперь волосы рвать? Со мной все согласны, что с наименьшими потерями мы возьмем их под утро?
– Потери все же будут, хотя и меньше, – свел брови Ларошжаклен. – Но все-таки не по душе мне, что у одного из этих сволочей, того, что засел на крыше, похоже, снайперская винтовка. Чего, Левек?
– Ребята перекусили-таки хвост телефону, – весело доложил Эжен-Оливье. – Еще бы, конечно, знать, чего у них там с мобильниками. Но телефонной связи больше нет.
– Молодцы! Выпей сока, тут весь холодильник набит. И ребятам отнесешь холодного.
– Не откажусь, – Эжен-Оливье погрузился в недра огромного рефрижератора. – Томатный есть, здорово.
– Так что с винтовкой? – Бриссевиль тяжело, с хрипами, закашлялся.
– Я наверное не поручусь, – продолжил Ларошжаклен. – Но что-то мне кажется, что у их снайпера СБ-04 с инфракрасным видением. Шикарная вещь, ее в России в десятых годах разрабатывали. Но откуда такая роскошь у полицейского?
– Да это ж необязательно флик, – усмехнулась София. – Не всех же мы перебили, кто-то из Европола мог пробраться в собор, да и вообще несомненно, что по Ситэ прячется по углам десяток-другой неплохо вооруженного народу, и мы не заметили этого лишь потому, что они не хотят себя обнаружить раньше штурма.
– Это как пить дать, – Бриссевиль все кашлял, кровавя носовой платок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Снедаемый волнением, Мовсар-Али прошел на женскую половину. На пути ему попалась только третья жена, Хадиша, игравшая на ковре в кубики с годовалым Асланбеком. При виде мужа ее лицо, и без того испуганное, приняло обыкновенное затравленное выражение. Оно раздражало Мовсара-Али и в куда лучшие дни, чем этот. С третьей женой, не раз признавался самому себе имам, не повезло. Можно сказать, зря осчастливил, прикрыл своим статусом семью уж вовсе не ахти какую. Ни выгоды, ни удовольствия. Ребенка, надо отдать должное, она родила крупного, здорового, опять же мальчика, но ведь у него и без Асланбека пять сыновей. Этот всего-навсего шестой. А вот все, что он слыхал в юности о сексуальной резвости скандинавок, оказалось сущей ерундой. Обидно. Ведь ясное дело, первый, а чаще и второй брак мужчина заключает еще в молодых годах, ради упроченья своего положения. А уж дальше можно позволить что-то и для себя, разве это не справедливо? Хотелось, конечно, не просто свежую девочку лет пятнадцати, но и бойкую, прыткую. Младшей жене всегда перепадает больше подарков, но разве она не должна их отрабатывать на совесть? В конце концов разве у нее нету своего интереса уметь угодить мужу? Какое там. В постели – бревно-бревном, только что не хнычет в открытую, можно подумать, насилуют ее (Здесь хотелось бы адресовать читателя к недавно вышедшему на экраны Голландии короткометражному фильму «Подчинение». Автор фильма, бывшая мусульманка Хирси Али, повествует о положении женщины в мусульманской семье. Режиссер фильма Тео ван Гог убит 2 ноября 2004, сегодня я услышала об этом по телевизору, который работал, когда я сидела над правкой этой книги). Ковыляя к сооруженной матерью башенке, ребенок споткнулся, но не ушибся и не заплакал, хотя предпочел продолжить свой путь на четвереньках. Какая-то смутная мысль приковала взгляд имама к его светленькой головке. Слишком беспечно жили, вот и нечем защититься в черный день. Деды бы мигом отыскали, где взять заложников. Лучше бы всего – вот таких вот, маленьких. Лучше бы нескольких, чтобы одного убить у кафиров на глазах для острастки, а торговаться уже за оставшихся. А ведь Асланбек похож на кафирского ребенка, особенно издали, на нем же не написано, что правоверный. Ну, надо соображать дальше, никто не позаботится о твоем спасении лучше тебя самого. Что, если приказать полицейским, пусть заявят кафирам, есть, мол, заложники, несколько детей из гетто. И чтоб показали им Асланбека. Пусть дадут выйти из Ситэ имаму с семьей, ну, пусть с сопровождающими. Но ведь в любом случае тогда придется либо оставлять сына в их руках, как-то они еще отреагируют на такой розыгрыш? Он бы, выставь его таким дураком, уж наверное расшиб щенку голову о ближайшую же стену. Но может и хуже сложиться, в таких случаях никогда не скажешь заранее, до какой черты придется дойти… Может, и самим придется ребенка пристрелить. Эх, будь в доме хоть у прислуги дети, так нет!
Хорошо, будем рассуждать здраво. Шестой сын от жены из невлиятельной семьи. Даже если придется им рискнуть, сильно рискнуть, ведь это все равно, что отдать в шахматах пешку за короля. Дети – священная собственность отца, и разве он слюнтяй, чтобы не проявить, когда необходимо, надлежащей силы воли? Да почтенные предки ему бы в лицо плюнули за такую слабину! (Мне самой не по себе писать эту книгу. Вчера днем, 11 октября, мне пришел в голову этот эпизод. Спрашиваю себя – не подтасовываю ли? Как-то чересчур. Тем же вечером слышу анонс новостей программы «Время»: «Террористы на Северном Кавказе пытались использовать собственных жен и детей в качестве живого щита»). Предки… Как никогда быстрые мысли имама обратились в прошлое. Высоко же его семья поднялась за последние полвека, они ведь не из потомков Пророка, всего-то навсего чеченцы. А какими были жалкими бедняками, так, шестерки при Басаеве… Приподнялись на том, что в начале века отдали общим счетом пять дочерей в лагеря для подготовки шахидок. Не такие уж и большие деньги, а легли в основу благосостояния. Опять же и праведно. Ну а потом уж посчастливилось оказаться по нужную сторону зеленого занавеса вслед переведенным вовремя капиталам. Там уже, как родственники праведных дев, породнились через удачные браки с арабскими семьями. Да, высоко в гору пошли. Но ведь не будь тех шахидок, ему, Мовсар-Али, сидеть бы сейчас в Чечне, среди этих отщепенцев, что разрешают дочерям работать на телевидении и в театрах, тьфу, шлюхи, да и вообще живут бок о бок с неверными! Или был бы он тут, в евроисламских странах, бедным рабочим. Нет, все верно. На чем приподнялись, то пусть и вывозит.
– Слушай ты, козел!
Остолбеневший имам перевел взгляд на жену. Ухватив первое, что попалось под руку – антикварные тяжелые щипцы для орехов, она одной рукой подхватила ребенка с ковра, другой угрожающе замахнулась, отскочив от мужа подальше.
– Только подойди к моему ребенку, убью, Аллах свидетель, убью!
– Ты рехнулась, женщина? С кем ты говоришь? И что такое, вообще, твой ребенок? Что здесь твоего?
– Ты мне зубы не заговаривай, мерзавец! – Хадиша продолжала размахивать своим жалким оружием. – Ты чего затевал, когда смотрел на мальчика?! Какую ты пакость надумал? Я ведь по твоей поганой роже читать умею как по буквам!
– Ишь ты, как запела, негодяйка! – Мовсар-Али рассвирепел. – Ты только погоди, ох ты у меня поплатишься, когда кафиров перебьют!
– Да может, еще кафиры тебя самого убьют прежде, благослови их Аллах, если так!
Вопреки неслыханной наглости жены, гнев вдруг растаял. А ведь могут, еще как могут. Нет, надо думать, надо искать выход. С этой чумной датчанкой он вправду будет разбираться, только если, самое главное, уцелеет сам. Можно, конечно, все-таки отобрать у нее ребенка, не самому, убить не убьет, но уж кусаться и царапаться будет как тигрица, только все равно помощники ее одолеют. Но хлопотно и долго. Но где же взять другого ребенка, не в гетто же за ним ехать, было б можно попасть в гетто, только бы проклятые макисары его здесь и видели!
Ах, дурачина, вовсе мозги отшибло! Мовсар-Али шлепнул себя ладонью по лбу. Дело-то проще простого! Напрочь забыв о жене, он понесся назад в приемную, к самому близкому телефону. Конечно, конечно, обратив его внимание на младшего сына, Аллах подсказал самый беспроигрышный вариант! Пусть шлют автобусы в ближайшее гетто, пусть привезут сотню, нет, несколько сотен, всех детей, какие там найдутся! Пусть их выстроят по набережной, вокруг всего Ситэ, и начнут убивать! У макисаров полно родни в гетто, ясное дело, они первым делом тут же согласятся выпустить с острова имама с его приближенными, а потом… да какая разница, что потом, это все его уже не касается, он уже будет в загородном особняке, во Вьё-Мулен, на берегу пруда!
Мовсар– Али, торопясь, запустил номер последнего соединенного абонента. Трубку взял тот же противный капитан, ну да неважно.
– Офицер! Слушайте меня внимательно, офицер!
– Я Вас слушаю. Есть изменения?
– Не в том дело! Надо срочно, слышите, срочно…
Имам тряхнул трубку. Еще тут связь обрывается, когда каждая минута на счету! Гудков не было.
– Эй, Ибрагим, принеси немедленно радиотелефон! Он вроде валялся в моем рабочем кабинете!
Молодой благочестивый помощник искал недолго, но, когда вошел с трубкой в руках, лицо его было еще перепуганнее.
– Кажется, связь оборвалась, господин. Похоже, ее сумели повредить макисары.
– Дурни! Дети шайтана! Дайте кто-нибудь мобильник, неужто так трудно сообразить?!
– Мы ведь всего-навсего городская полиция, почтеннейший, – угрюмо отозвался здоровяк в форме. – У нас положено по одному мобильнику на пятерых человек, штука все-таки недешевая.
– Ну и что с того?! – Драгоценные секунды таяли, как мороженое на солнцепеке. – Вас тут около пятнадцати человек, остолопы!
– Так-то оно так, – полицейский глядел на него с каким-то недостаточным почтением, – но вот мобильника нет ни у одного.
Рехнешься с ними!
– Ибрагим, найди тогда мой мобильник, он тоже в кабинете, быстро!!
– Господин, Вы ведь велели вчера отвезти его на гарантийный ремонт. Я отвез. Но у них чего-то там не было на складе. Очень извинялись, обещали доставить сегодня на дом, к девяти утра… Ну и…
Имам Мовсар-Али тяжело опустился на пол и, закрыв ладонями лицо, тоненько заскулил.
Штаб повстанцев обустроился в здании Европола. Бриссевиль не пожалел отвлечь двух парней, Малезьё и Гаро, на то, чтобы стереть информацию во всех компьютерах. Прямой необходимости не виделось ни малейшей, но недоумения не вызвало. «Что русскому здорово, немцу смерть» – непонятно прокомментировала его распоряжение София Севазмиу, держа в руке не папиросу и не револьвер, а всего-навсего картонную чашку чаю. Смотрелось это почти противоестественно.
– Алло! Ларошжаклен! – Анри поднял трубку. – Да, Лаваль, что у вас там творится?
Пьер Лаваль как раз руководил группой эвакуаторов в самом крупном гетто – Пантенском.
– Да у нас-то все лучше некуда, на все гетто оставалось не больше пяти фликов! Народ прочухался, на сей час спустили под землю больше четырехсот человек. Одна беда, женщины уж больно много сувениров в узлы набивают – фотографии там, книги, посуда прабабкина… Оно понятно, конечно, но ох…
Ох будет потом, невольно подумал Ларошжаклен. Разместить в катакомбах больше десяти тысяч человек, да затем переправлять мелкими партиями из Парижа… Но это хорошо, очень хорошо.
– А в Аустерлице что?
– Да тоже вроде все нормально идет. Ладно, отключаюсь, хоть и защищенная линия, а мало ли… Привет!
– Десять минут десятого, – отец Лотар кусал губы. – Софи, сколько времени понадобится на то, чтоб заминировать?
– Если работать будет человек пять – управимся меньше чем за час. Но больше двух часов нужно на то, чтоб их оттуда выбить. И это в самом лучшем случае, крепко засели, сукины дети.
– И час нужен нам, тоже не меньше, поглядеть, что с алтарем, переосвятить… Софи, мы не укладываемся в каноническое время.
– А что это значит, Ваше Преподобие, каноническое время? – не удержался Бриссевиль, – Я вроде бы о таком ничего не слышал.
– Неокатолики служили мессу в любое время суток, когда хотели, – хмуро ответил отец Лотар. – Это стало легко потому, что они отменили литургический пост. По канонам священник не должен есть и пить перед мессой.
– И как долго?
– С полуночи.
– Так Вы…
– Ну, это-то ерунда, я человек привычный. Не поймите меня превратно, я могу хоть до вечера терпеть без воды, как это у нас в Великую Субботу и приходится делать. Но начинать мессу после полудня я все равно не могу, пил я или нет, неважно. Это нельзя, и все.
– Да ладно, горевать-то покуда не о чем, – София поднялась с присущей ей юной резкостью движений, подняла раму окна с матовым непрозрачным стеклом: молодой каштан рядом с ним, казалось, сгибался под тяжестью неимоверного количества своих ярко-розовых цветочных пирамидок. – Мы не потеряли до десятого часа утра ни одного человека. Надо сказать, у нас и безо всяких мятежей выдаются куда худшие дни. Сутки держать остров – для нас это максимум, но они-то наших планов не знают. Они должны считать сутки нашим минимумом, иначе у них вовсе резьба соскочит, ради чего такое затеяно. Что скажете, Анри?
– Скажу, что штурмовать собор я бы не хотел. Они заложили окна чем подвернулось, легко их не снять, а все пространство вокруг здания – голое, хоть шаром покати. Даже деревья давно вырубили, высадили свои дурацкие цветочки, как знали, канальи. Слишком много народа ляжет, ах, досада, ну кто же знал, что брать надо сперва не Дворец Юстиции, не Европол даже, а сам собор!
– Ну чего теперь волосы рвать? Со мной все согласны, что с наименьшими потерями мы возьмем их под утро?
– Потери все же будут, хотя и меньше, – свел брови Ларошжаклен. – Но все-таки не по душе мне, что у одного из этих сволочей, того, что засел на крыше, похоже, снайперская винтовка. Чего, Левек?
– Ребята перекусили-таки хвост телефону, – весело доложил Эжен-Оливье. – Еще бы, конечно, знать, чего у них там с мобильниками. Но телефонной связи больше нет.
– Молодцы! Выпей сока, тут весь холодильник набит. И ребятам отнесешь холодного.
– Не откажусь, – Эжен-Оливье погрузился в недра огромного рефрижератора. – Томатный есть, здорово.
– Так что с винтовкой? – Бриссевиль тяжело, с хрипами, закашлялся.
– Я наверное не поручусь, – продолжил Ларошжаклен. – Но что-то мне кажется, что у их снайпера СБ-04 с инфракрасным видением. Шикарная вещь, ее в России в десятых годах разрабатывали. Но откуда такая роскошь у полицейского?
– Да это ж необязательно флик, – усмехнулась София. – Не всех же мы перебили, кто-то из Европола мог пробраться в собор, да и вообще несомненно, что по Ситэ прячется по углам десяток-другой неплохо вооруженного народу, и мы не заметили этого лишь потому, что они не хотят себя обнаружить раньше штурма.
– Это как пить дать, – Бриссевиль все кашлял, кровавя носовой платок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45