» Антон Павлович откусил в последний раз и швырнул огрызок за спину.
— Оу, Шит! — услышал он сзади и обернулся. — В нескольких шагах стояли двое нерусских. Один потирал ушибленный затылок.» Вот те нате! — подумал Чехов — Напаскудил, как школьник.»
— Эй, господа! — заявил он. — Это в вас мальчишки кукурузой запустили. Они вон туда драпанули. Бегите быстрее.
— Спасибо. Но мы не иметь время бегать. Мы искать здесь великий русский писатель Антон Палыч Чехов. Не знать ли вы, где он поживать?
Чехов насторожился: «Еще не хватало. И сюда добрались репортеришки! Хорошо, что я в темных очках. Надо бы и бороду сбрить… Правильно, сегодня же и сбрею… Без бороды даже лучше — все лицо ровно загорает.»
— А вот, господа, он в том доме живет. Вон, видите — вывеска.
— Спасибо, мистер. — иностранцы поспешили к дому.
Чехов быстро сложил шезлонг и ушел с пляжа.
Американцы подошли к дому на котором висела вывеска:
«ЧЕХОВ И СЫН.
ПОДБИВАЕМ КОСЯЧКИ, СТАВИМ НАБОЙКИ, ПОПРАВЛЯЕМ КАБЛУЧКИ, ПОЧИНЯЕМ ПОДМЕТКИ, САМЫЕ РАЗНОЦВЕТНЫЕ ГУТАЛИНЫ ТОЛЬКО У НАС!»
— Оу! Я вижу у этого писателя хороший бизнес. Смотри, парень, какая шикарная витрина.
Они вошли в помещение. Посреди комнаты на табуретке сидел старик и приколачивал подметку к ботинку.
— Гуд морнинг, мистер. — поздоровались американцы. — Где мы можем видеть мистер Чехов?
Мужчина перестал приколачивать подметку, строго оглядел американцев, вынул изо рта гвозди и сказал:
— Я — Чехов. Чего изволите?
Американцы удивленно переглянулись.
—Я не понимаю этих русских. — сказал по-английски Брюс Харпер, — Один ботинки в озере топит, другой их ремонтирует.»
Джек Виллис пожал плечами.
— Наконец мы вас найти. — сказал Харпер, улыбаясь до ушей.
— Нас прислать к вам русский писатель Куприн, который делать дринкин эври дей и не может решать наша проблем. — Виллис развел руками.
— Какие дырки? — переспросил Чехов.
— Куприн пить много водка с его младший брат Ленька Андреев и писать фальшивый письма для русский народ вместо Лев Толстой.
— Фальшивые письма? Вам, наверное, в участок надо. А здесь ботинки чинят.
— Ботинки! — обрадовался Джек Виллис и закивал головой. — Это мы понимать. Великий русский суперписатель Толстой топить в озеро ботинки.
— На хрена ж он ботинки топит?
— Справедливый человек.
— Ничего себе! Я горбачусь всю жизнь — подметки приколачиваю. А они с жиру бесятся! Обувь топят!
В дверь заглянула какая-то женщина.
— Здравствуйте, Сергей Кузьмич. — обратилась она к Чехову. — А я вам полботинки принесла.
— Сергей Кузьмич? — удивленно переспросили американцы. — Сергей Кузьмич? А где Антон Палыч?
— Какой Палыч? Не знаю я никакого Палыча. Здесь есть я и мой сын Борька. И все. Остальные — бабы. Среди них тоже Палычей нет.
Вечерело. Чехов с удовольствием выпил стакан молока и сел писать письмо брату.
«Здравствуй, брат Михаил.
В Ялте довольно скучно. День мой начинается с того, что я просыпаюсь в восемь утра и ковыляю на пляж, где завтракаю вареной кукурузой с солью и загораю в шезлонге часов до двенадцати. Потом возвращаюсь домой, обедаю и сплю часов до пяти. В пять спадает жара и я снова ковыляю на пляж. И так каждый день! Вареная кукуруза осточертела, а жареного и копченого мне, как ты знаешь, нельзя.
Одолели меня репортеры и прочая праздношатающаяся публика, поэтому приходится носить темные очки. Но все равно узнают, черти! Сегодня вечером сбрил бороду. Надеюсь, это поможет. Правду сказать, без бороды даже удобнее. Во-первых, я теперь выгляжу значительно моложе, а во-вторых — все лицо ровно загорает. Рекомендую и тебе побриться. Ты сразу оценишь всю прелесть побритости, когда увидишь как с тобой станут заигрывать молоденькие актрисы. А помнишь, как мы в Саратове, в старой гостинице с М.В. и К.Л.?
Здесь отдыхает нынче жена Александра Ивановича Куприна. Это, я тебе скажу, хлеще в пять раз, чем моя Книппер! Можешь себе представить, каждый день на пляже она пристает ко мне с разговорами. Вот холера! Жалуется на своего пьяницу мужа и свою, якобы, загубленную жизнь. Просит меня, чтобы я поучил Александра Ивановича писать как следует, чтобы он де зарабатывал такие же деньги, как я. Дура! Я очень понимаю Куприна, почему он так закладывает. Временами хочется запустить в нее кукурузным початком. Но воспитание…»
— Мистер Антон Палыч Чехов?
Чехов поднял голову. На террасе стояли двое давешних иностранцев. «Эх, мать честная! Добрались таки!»
— Чем обязан столь поздним визитом? — холодно спросил он.
— Вы действительно есть русский писатель?
— Слава Богу, не немецкий.
— Антон Палыч Чехов?
— Угадали.
— О кей. У нас к вас есть маленький дело.
— Хочу предупредить, господа, что я здесь на отдыхе и ни за какие дела браться не собираюсь.
— Мы сожалеем. У нас к вас есть очень маленький дело, который не отнимет много время. Нас к вас прислать русский пьющий писатель Александр Иванович Куприн.
— Йес, — кивнул второй.
— Я и без вас знаю, что он пьющий. Мне его жена все уши прожужжала.
— Александр Иванович Куприн рекомендовать вас, как великий русский непьющий писатель. Мы хотеть, чтобы непьющий писатель Чехов написать открытый письмо к русский народ, чтобы русский люди вступать в американский общества трезвость для молодых люди и делать гимнастика.
— Какое еще письмо я должен писать?! Какая еще, к черту, гимнастика?
— О кей. Чуть-чуть время. Мы — американцы. Вот наши документы… Мы приехать из Америка для открывать в Россия американский общества трезвость для молодые люди. Для эта цель мы искать поддержка. Сначала мы приехать к великий русский непьющий писатель Лев Толстой, который нам отказать, потому что он должен пахать поле и продавать лошадь. Мистер Толстой посылать нас к другой русский писатель Александр Иванович Куприн. Но мистер Куприн подшутить над нами, он много пить водка с младший брат Ленька и писать фальшивый письма к русский народ. Тогда он посылать нас к вас, потому что вы есть один русский непьющий писатель, кроме Толстой, который занят. Вы есть последний шанс.
Чехов задумался. «С Куприным ясно. — думал он, — А вот Толстой-то почему отказался?.. Во всяком случае, если Толстой отказался, то и мне лезть не следует.»
— И почему же вам отказал Лев Николаевич? — Он побарабанил пальцами по столу.
— Толстой говорить очень странные вещи. Он говорить — чтобы не пить водка и виски — не надо собираться в общества трезвости, а если собираться в общества трезвости — то надо пить водка и виски.
— Ну и ну! — восхитился Чехов. — Какой ответ! Как вы говорите он сказал?
— Толстой говорить — чтобы люди собираться и пить водка и виски. А если не пить водка и виски, то они и не надо собираться.
— Ха-ха-ха! — Чехов снял с носа пенсне и протер стекла носовым платком.
— Не хотите ли молочка, господа? Парного?
Американцы отрицательно замотали головами.
— Не хотите? Как хотите. — Чехов отпил молока из крынки и снова задумался: «Толстой, значит, отказался… Да-а-а… Черт знает, что за общество… Подпишешь какую-нибудь мерзость — а потом все над тобой смеяться будут. Или хуже — назавтра счетец из ресторана принесут — дескать выпивал и закусывал, с вас сто рублей… Хорош бы я был! А Куприн-то странно, что не подписал. На него не похоже. Если бы подписал, вся Российская Империя за животы бы держалась.» — Чехов надел пенсне и откинулся на спинку стула.
— Давно из Америки, господа? — спросил он американцев.
— Йес. Уже много время.
— Соскучились по своим?
— Йес. Соскучились. Джек Виллис иметь в Аризона птицеферма. И сильно скучать по своим индюшкам.
— А что в Америке сейчас носят? — поинтересовался Чехов. — Все вот так ходят — в клетчатых брюках?
— Йес. В Америка теперь есть такая мода — слушать горячий американский джаз и надевать американские брюки в клетка.
— А девушки надевать сверху вот такие блузка с брошка вот здесь и во-о-от такая юбка с разрезом до сюда вот здесь.
— Ага. Мне это пригодится для моего рассказа «Человек из Сан-Франциско». Меня Бунин попросил за него написать. Он в один журнал обещал, а ему теперь не до этого. Жениться собрался. Они в Питере с Леонидом Андреевым барышню не поделили. Мне Иван ее фото прислал, у нее нос — во-о-от такой! — Чехов приставил к носу остро заточенный карандаш. — А в Америке девушки красивые?
— Американские девушки самые лучшие в мире! Только очень толстые. Они кушать много хот догз.
— Ясно. Так и напишем. — Антон Павлович придвинул к себе листок бумаги и заскрипел пером. —« Джейн Форест была довольно толстая…»
Брюс Харпер покашлял.
— Как нам быть с наша проблема? — неуверенно спросил он. — Вы писать для нас письмо к русский народ?
— А? — Чехов оторвался от бумаги. — А я вам разве не сказал?.. Нет?.. Так я, господа, ничего писать не буду.
— Но по-че-му вы не писать?! — воскликнули хором американцы.
— А так. Не буду и все. И вообще, господа, уже поздно. — Чехов вытащил из жилетки часы на цепочке. — Ого! — Он поднялся из-за стола. — Мне спать пора. У меня — режим. Приятно было познакомиться.
Антон Павлович выпроводил американцев с террасы и закрыл за ними дверь.
« Тру-ля-ля … Действительно, пора ложиться.»— Он зевнул и потянулся.
Чехов вошел в спальню и не раздеваясь прилег на кровать. «Вот и день прошел … Ловко я их… Пускай едут к своим индюшкам гимнастику делать… Толстой молодец. Мудрый старик. Как это он им сказал? Если не пьешь — так нечего и собираться. А если собираешься — так пей. Каждая вещь должна употребляться по своему назначению … Вот и у меня для красоты ружье над кроватью висит, а из него стрелять следует. Завтра же надо будет пострелять.»
ЭПИЛОГ
Назавтра Антон Павлович Чехов проснулся раньше обычного. Он позавтракал и, прихватив ружье, отправился к морю стрелять в чаек.
Август 1994 года.
1 2 3
— Оу, Шит! — услышал он сзади и обернулся. — В нескольких шагах стояли двое нерусских. Один потирал ушибленный затылок.» Вот те нате! — подумал Чехов — Напаскудил, как школьник.»
— Эй, господа! — заявил он. — Это в вас мальчишки кукурузой запустили. Они вон туда драпанули. Бегите быстрее.
— Спасибо. Но мы не иметь время бегать. Мы искать здесь великий русский писатель Антон Палыч Чехов. Не знать ли вы, где он поживать?
Чехов насторожился: «Еще не хватало. И сюда добрались репортеришки! Хорошо, что я в темных очках. Надо бы и бороду сбрить… Правильно, сегодня же и сбрею… Без бороды даже лучше — все лицо ровно загорает.»
— А вот, господа, он в том доме живет. Вон, видите — вывеска.
— Спасибо, мистер. — иностранцы поспешили к дому.
Чехов быстро сложил шезлонг и ушел с пляжа.
Американцы подошли к дому на котором висела вывеска:
«ЧЕХОВ И СЫН.
ПОДБИВАЕМ КОСЯЧКИ, СТАВИМ НАБОЙКИ, ПОПРАВЛЯЕМ КАБЛУЧКИ, ПОЧИНЯЕМ ПОДМЕТКИ, САМЫЕ РАЗНОЦВЕТНЫЕ ГУТАЛИНЫ ТОЛЬКО У НАС!»
— Оу! Я вижу у этого писателя хороший бизнес. Смотри, парень, какая шикарная витрина.
Они вошли в помещение. Посреди комнаты на табуретке сидел старик и приколачивал подметку к ботинку.
— Гуд морнинг, мистер. — поздоровались американцы. — Где мы можем видеть мистер Чехов?
Мужчина перестал приколачивать подметку, строго оглядел американцев, вынул изо рта гвозди и сказал:
— Я — Чехов. Чего изволите?
Американцы удивленно переглянулись.
—Я не понимаю этих русских. — сказал по-английски Брюс Харпер, — Один ботинки в озере топит, другой их ремонтирует.»
Джек Виллис пожал плечами.
— Наконец мы вас найти. — сказал Харпер, улыбаясь до ушей.
— Нас прислать к вам русский писатель Куприн, который делать дринкин эври дей и не может решать наша проблем. — Виллис развел руками.
— Какие дырки? — переспросил Чехов.
— Куприн пить много водка с его младший брат Ленька Андреев и писать фальшивый письма для русский народ вместо Лев Толстой.
— Фальшивые письма? Вам, наверное, в участок надо. А здесь ботинки чинят.
— Ботинки! — обрадовался Джек Виллис и закивал головой. — Это мы понимать. Великий русский суперписатель Толстой топить в озеро ботинки.
— На хрена ж он ботинки топит?
— Справедливый человек.
— Ничего себе! Я горбачусь всю жизнь — подметки приколачиваю. А они с жиру бесятся! Обувь топят!
В дверь заглянула какая-то женщина.
— Здравствуйте, Сергей Кузьмич. — обратилась она к Чехову. — А я вам полботинки принесла.
— Сергей Кузьмич? — удивленно переспросили американцы. — Сергей Кузьмич? А где Антон Палыч?
— Какой Палыч? Не знаю я никакого Палыча. Здесь есть я и мой сын Борька. И все. Остальные — бабы. Среди них тоже Палычей нет.
Вечерело. Чехов с удовольствием выпил стакан молока и сел писать письмо брату.
«Здравствуй, брат Михаил.
В Ялте довольно скучно. День мой начинается с того, что я просыпаюсь в восемь утра и ковыляю на пляж, где завтракаю вареной кукурузой с солью и загораю в шезлонге часов до двенадцати. Потом возвращаюсь домой, обедаю и сплю часов до пяти. В пять спадает жара и я снова ковыляю на пляж. И так каждый день! Вареная кукуруза осточертела, а жареного и копченого мне, как ты знаешь, нельзя.
Одолели меня репортеры и прочая праздношатающаяся публика, поэтому приходится носить темные очки. Но все равно узнают, черти! Сегодня вечером сбрил бороду. Надеюсь, это поможет. Правду сказать, без бороды даже удобнее. Во-первых, я теперь выгляжу значительно моложе, а во-вторых — все лицо ровно загорает. Рекомендую и тебе побриться. Ты сразу оценишь всю прелесть побритости, когда увидишь как с тобой станут заигрывать молоденькие актрисы. А помнишь, как мы в Саратове, в старой гостинице с М.В. и К.Л.?
Здесь отдыхает нынче жена Александра Ивановича Куприна. Это, я тебе скажу, хлеще в пять раз, чем моя Книппер! Можешь себе представить, каждый день на пляже она пристает ко мне с разговорами. Вот холера! Жалуется на своего пьяницу мужа и свою, якобы, загубленную жизнь. Просит меня, чтобы я поучил Александра Ивановича писать как следует, чтобы он де зарабатывал такие же деньги, как я. Дура! Я очень понимаю Куприна, почему он так закладывает. Временами хочется запустить в нее кукурузным початком. Но воспитание…»
— Мистер Антон Палыч Чехов?
Чехов поднял голову. На террасе стояли двое давешних иностранцев. «Эх, мать честная! Добрались таки!»
— Чем обязан столь поздним визитом? — холодно спросил он.
— Вы действительно есть русский писатель?
— Слава Богу, не немецкий.
— Антон Палыч Чехов?
— Угадали.
— О кей. У нас к вас есть маленький дело.
— Хочу предупредить, господа, что я здесь на отдыхе и ни за какие дела браться не собираюсь.
— Мы сожалеем. У нас к вас есть очень маленький дело, который не отнимет много время. Нас к вас прислать русский пьющий писатель Александр Иванович Куприн.
— Йес, — кивнул второй.
— Я и без вас знаю, что он пьющий. Мне его жена все уши прожужжала.
— Александр Иванович Куприн рекомендовать вас, как великий русский непьющий писатель. Мы хотеть, чтобы непьющий писатель Чехов написать открытый письмо к русский народ, чтобы русский люди вступать в американский общества трезвость для молодых люди и делать гимнастика.
— Какое еще письмо я должен писать?! Какая еще, к черту, гимнастика?
— О кей. Чуть-чуть время. Мы — американцы. Вот наши документы… Мы приехать из Америка для открывать в Россия американский общества трезвость для молодые люди. Для эта цель мы искать поддержка. Сначала мы приехать к великий русский непьющий писатель Лев Толстой, который нам отказать, потому что он должен пахать поле и продавать лошадь. Мистер Толстой посылать нас к другой русский писатель Александр Иванович Куприн. Но мистер Куприн подшутить над нами, он много пить водка с младший брат Ленька и писать фальшивый письма к русский народ. Тогда он посылать нас к вас, потому что вы есть один русский непьющий писатель, кроме Толстой, который занят. Вы есть последний шанс.
Чехов задумался. «С Куприным ясно. — думал он, — А вот Толстой-то почему отказался?.. Во всяком случае, если Толстой отказался, то и мне лезть не следует.»
— И почему же вам отказал Лев Николаевич? — Он побарабанил пальцами по столу.
— Толстой говорить очень странные вещи. Он говорить — чтобы не пить водка и виски — не надо собираться в общества трезвости, а если собираться в общества трезвости — то надо пить водка и виски.
— Ну и ну! — восхитился Чехов. — Какой ответ! Как вы говорите он сказал?
— Толстой говорить — чтобы люди собираться и пить водка и виски. А если не пить водка и виски, то они и не надо собираться.
— Ха-ха-ха! — Чехов снял с носа пенсне и протер стекла носовым платком.
— Не хотите ли молочка, господа? Парного?
Американцы отрицательно замотали головами.
— Не хотите? Как хотите. — Чехов отпил молока из крынки и снова задумался: «Толстой, значит, отказался… Да-а-а… Черт знает, что за общество… Подпишешь какую-нибудь мерзость — а потом все над тобой смеяться будут. Или хуже — назавтра счетец из ресторана принесут — дескать выпивал и закусывал, с вас сто рублей… Хорош бы я был! А Куприн-то странно, что не подписал. На него не похоже. Если бы подписал, вся Российская Империя за животы бы держалась.» — Чехов надел пенсне и откинулся на спинку стула.
— Давно из Америки, господа? — спросил он американцев.
— Йес. Уже много время.
— Соскучились по своим?
— Йес. Соскучились. Джек Виллис иметь в Аризона птицеферма. И сильно скучать по своим индюшкам.
— А что в Америке сейчас носят? — поинтересовался Чехов. — Все вот так ходят — в клетчатых брюках?
— Йес. В Америка теперь есть такая мода — слушать горячий американский джаз и надевать американские брюки в клетка.
— А девушки надевать сверху вот такие блузка с брошка вот здесь и во-о-от такая юбка с разрезом до сюда вот здесь.
— Ага. Мне это пригодится для моего рассказа «Человек из Сан-Франциско». Меня Бунин попросил за него написать. Он в один журнал обещал, а ему теперь не до этого. Жениться собрался. Они в Питере с Леонидом Андреевым барышню не поделили. Мне Иван ее фото прислал, у нее нос — во-о-от такой! — Чехов приставил к носу остро заточенный карандаш. — А в Америке девушки красивые?
— Американские девушки самые лучшие в мире! Только очень толстые. Они кушать много хот догз.
— Ясно. Так и напишем. — Антон Павлович придвинул к себе листок бумаги и заскрипел пером. —« Джейн Форест была довольно толстая…»
Брюс Харпер покашлял.
— Как нам быть с наша проблема? — неуверенно спросил он. — Вы писать для нас письмо к русский народ?
— А? — Чехов оторвался от бумаги. — А я вам разве не сказал?.. Нет?.. Так я, господа, ничего писать не буду.
— Но по-че-му вы не писать?! — воскликнули хором американцы.
— А так. Не буду и все. И вообще, господа, уже поздно. — Чехов вытащил из жилетки часы на цепочке. — Ого! — Он поднялся из-за стола. — Мне спать пора. У меня — режим. Приятно было познакомиться.
Антон Павлович выпроводил американцев с террасы и закрыл за ними дверь.
« Тру-ля-ля … Действительно, пора ложиться.»— Он зевнул и потянулся.
Чехов вошел в спальню и не раздеваясь прилег на кровать. «Вот и день прошел … Ловко я их… Пускай едут к своим индюшкам гимнастику делать… Толстой молодец. Мудрый старик. Как это он им сказал? Если не пьешь — так нечего и собираться. А если собираешься — так пей. Каждая вещь должна употребляться по своему назначению … Вот и у меня для красоты ружье над кроватью висит, а из него стрелять следует. Завтра же надо будет пострелять.»
ЭПИЛОГ
Назавтра Антон Павлович Чехов проснулся раньше обычного. Он позавтракал и, прихватив ружье, отправился к морю стрелять в чаек.
Август 1994 года.
1 2 3