Когда он проснулся утром, Трольнд уже встала и что-то делала в дальнем конце спальни, где было зеркало.
Модьун начал одеваться. Он наклонился, чтобы обуть туфли, когда почувствовал, что пол под ним дрожит. Это было такое крупное событие, очевидно, растрачивалось столько энергии, что его мозг отметил факт без его сознательного распоряжения.
В голове замелькали картины.
Сначала он видел только волны в замкнутом пространстве. Видимый мир квадрильонов движущихся линий.
«Магнитно-гравитационные волны», — подумал он.
Конечно, корабль должен соединиться с огромными магнитными и гравитационными полями Земли, чтобы его гигантская масса оторвалась от Земли.
Взлет. Очень легко. Просто. Ничего опасного.
Теперь картины… изменились. Он увидел лицо человека-гиены: офицер в форме с медалями сидел в большой комнате где-то на корабле. В комнате блестели механические приборы и другие гиены-мужчины в форме стояли перед приборными панелями.
Сцена поблекла; и на одно мгновение наложилось спокойное серое лицо Нунули, окантованное волосами, похожими на червей. Глаза существа, похожие на прозрачные серо-зеленые лужи, казалось, смотрели прямо в глаза Модьуна.
А потом и эта картина поблекла.
Модьун обулся и почувствовал удовольствие. Теперь, когда они отправились в космос, он мог пойти поесть. Он согласился не заходить в столовую весь предыдущий день и так и сделал, но для такого тела, как у него, диета была довольно затруднительным процессом. Теперь можно все исправить.
Он поднялся и подошел к женщине-обезьяне.
— Увидимся вечером, — сказал он весело.
— Вы не посмеете прийти сюда снова, — заявила женщина-обезьяна.
Модьун повернулся и посмотрел на нее.
— Я чувствую явную враждебность в вашем тоне, — сказал он. — Это меня удивляет, потому что я обращаюсь с вами очень вежливо.
— Я не нуждаюсь в такой вежливости, — последовал беспощадный ответ.
Он подумал, что ее раздражение связано с таинственным поведением прошлой ночью и спросил:
— Все дело в этом?
— Конечно, — ответила она резко. — Я рассчитывала, что мужчина будет вести себя как мужчина, когда он с женщиной.
— О! — только и сказал Модьун.
Он все понял и запротестовал:
— Вы допускаете смешение видов?
— А кто собирался размножаться? — огрызнулась она.
Невразумительный ответ. Но Модьун помнил свой неудавшийся эксперимент с Судлил и сказал:
— Действительно, есть проблема, которую я должен решить. Поэтому, почему бы мне не проконсультироваться с моими друзьями, а потом мы снова поговорим.
— Не стоит беспокоиться, — холодно сказала Трольнд.
Она явно была в плохом настроении. Модьун прекратил дискуссию и ушел. Он направился прямо в столовую, которую видел по пути к квартире Трольнд прошлым вечером, назвал компьютеру свое настоящее имя и скоро уже нес тарелку к маленькому столику в углу. Потом неторопливо съел то, что было на ней. И тут он увидел, что люди-гиены в форме строятся снаружи у каждого из четырех входов в столовую.
Модьун вздохнул. Опять начинается вся эта глупость.
У него появилась новая мысль: «Сколько еще я должен терпеть?»
Чувство прошло, когда человек-гиена, на одежде которого было больше, чем обычно, золотых полос, вошел в столовую и направился прямо к Модьуну.
— Ваше имя Модиунн? — спросил он вежливо.
— А если и так? — сказал Модьун.
— Я почтительно прошу вас следовать за мной в жилище Нунули, хозяина этого корабля.
Бурное чувство где-то внутри Модьуна постепенно ослабевало от вежливого тона. Оно не испарилось совсем, но включилась автоматическая вежливость. Модьун сказал:
— Что он хочет?
— Он хочет задать вам несколько вопросов.
— Я не могу представить себе ни одного вопроса, который он мог бы задать и получить от меня ответ, который мог бы иметь какое-либо значение. Так как ответа нет, я не пойду с вами.
Человек-гиена вдруг смутился.
— Но, — запротестовал он, — как я могу вернуться с подобным известием? Прежде всего, я знаю, Нунули рассчитывает, что я применю силу, если убеждение не поможет, хотя у меня нет инструкций для такого случая.
Модьун с достоинством ответил:
— Передайте этому джентльмену, что если он пожелает выделить мне каюту на борту корабля, а потом захочет навестить меня там, я приму его.
Офицер-гиена, казалось, успокоился.
— Благодарю вас, — сказал он, — мне был нужен какой-нибудь ответ.
Он ушел.
Вот и все. Время шло, и никакой реакции. Странно. Но потом Модьун решил, что Нунули — интриганы и, без сомнения, готовят какой-нибудь план, как это было в связи с его арестом на Земле. Хотя трудно было представить себе, что теперь будет. Наконец, так как он не мог придумать ничего лучшего, то он пошел навестить друзей.
Оказалось, что они живут в такой же спальне, как Трольнд, но для мужчин. Когда он в первый раз осмотрел большую комнату с рядами коек, здесь не было даже следов четверых друзей, которых он искал. Модьун пошел к кровати, где человек-мышь и человек-лиса, немного меньшего размера, чем Неррл, играли в карты, и спросил о своих приятелях.
Мгновенная реакция оказалась неожиданной. Человек-мышь бросил карты на кровать, вскочил на ноги и пронзительно закричал резким голосом другим мужчинам на ближайших кроватях:
— Здесь парень ищет тех четверых.
Половина мужчин в комнате услышала эти слова. И каждый из них встал. А те, кто был на дальних кроватях, привлеченные суматохой, оглядывались или садились. Несколько человек встало.
Слева от Модьуна дородный субъект, лицо которого слабо напоминало тигра, первый махнул ему и сказал:
— Подойдите сюда!
Модьун был удивлен, но, тем не менее, выполнил его приказание. Человек-мышь позади него завизжал:
— Они арестованы. А нам приказано допрашивать любого, кто приходит и ищет их. Кто вы?
16
«Они дураки», — подумал Модьун.
Неприятная ситуация. Поняв это, Модьун автоматически повернулся и посмотрел на дверь, через которую вошел.
Но путь уже был отрезан. В несколько мгновений, которые прошли от первого визга человека-мыши до его реакции на упреждающую команду человека-тигра, семь существ стали между ним и дверью. Мирное отступление из зоны возможного насилия, часть жизненной мирной философии, оказалось невозможным.
Модьун смирился с неизбежностью насилия.
Буйная толпа. Когда он стоял в нерешительности, толпа сжималась вокруг него. Люди-животные толкали друг друга и его. Модьун сразу же почувствовал в непосредственной близости неприятный запах пота животных. Тем не менее, ему не пришло в голову выключить свое обоняние. Он не сопротивлялся, когда они стали оттеснять его в угол. Это стало частью его первоначальной неудачной попытки уйти.
Человек-тигр ударил Модьуна в лицо. Быстрый удар, который был отбит, и лапа отлетела выше головы. Боль была незначительной, но само намерение возбудило Модьуна. Он спросил:
— За что?
— Ты грязный, вонючий, вот за что! — был ответ. — И мы знаем, что делать с предателями и их друзьями, не так ли? Говорю, нужно убивать таких, как ты!
Крик подхватили те, кто стоял ближе:
— Убить его!
При этом несколько сильных ударов обрушилось на плечи и голову Модьуна. Он ушел от ударов, с грустью понимая, что его тело, без сомнения, вынуждено будет защищаться, когда давление станет достаточно большим. Поэтому он дал себе команду: отсутствие боли — и поднял левую руку, чтобы отражать удары их кулаков, и, так как он был достаточно неуязвимым, ударил человека-тигра в челюсть. Он ощутил удар, как толчок в суставы и плечо. Никакой боли, только сотрясение.
Так как он не чувствовал боли и не имел опыта, то ударил, не сдерживаясь. А потом в испуге наблюдал, как человек-животное, шатаясь, сделал назад дюжину шагов. Потом большое создание с грохотом упало на пол.
Каждый — именно каждый — повернулся и посмотрел. Они тоже не умели драться. Они убрали руки от Модьуна, перестали обращать на него внимание. Они стояли, глядя на тело товарища.
Появился выход. Не физический проход, а возможность уйти, благодаря их временной нерешительности. И Модьун ушел. Он должен был пробираться через толпу, потому что на пути его прямого движения находилось, по меньшей мере, полдюжины людей-животных. Он прошел мимо них, наклонился и помог ошеломленному человеку-тигру подняться на ноги.
— Извините, — сказал Модьун. — Я только хотел задать вам несколько вопросов.
Большое животное быстро приходило в себя.
— Это был удар, — сказал он с уважением. — Вопросы? — повторил он.
Модьун сказал, что удивлен их враждебным отношением.
— С каких пор стало преступлением быть знакомым с кем-то?
Человек-тигр помолчал.
— Ну… — сказал он с сомнением. Потом повернулся к людям-животным.
— Что вы думаете, друзья?
— Но он знаком с преступниками! — заметил человек-мышь.
— Да…
Человек-тигр пристально посмотрел на Модьуна, внезапно намного агрессивнее, чем раньше.
— Что вы на это скажете?
— Вы говорите, что они арестованы? — сказал Модьун.
— Да, конечно.
— Взяты под стражу?
— Да.
— Тогда их еще должны будут судить. Их вина пока не доказана.
Модьун вспомнил свое собственное появление в «суде» и быстро добавил:
— Они имеют право на судебное разбирательство в суде присяжных, равных себе — то есть вас. Дюжина вас и судья в соответствующем суде в присутствии публики, то есть остальных из вас, выслушают свидетельские показания против обвиняемых и определят их вину.
Потом Модьун сделал паузу:
— В чем их обвиняют?
Никто не знал.
— Вам должно быть стыдно, — зло сказал Модьун, — обвинять кого-то, даже не зная, в чем его преступление.
Его собственная роль в неожиданном развитии событий стала более ясной.
— Друзья, — сказал он, — мы должны обеспечить честный суд над этими четырьмя, которые являются такими же простыми существами, как вы и я.
Они были только людьми-животными, к тому же глуповатыми. И им оставили идеальный мир, который требовал от них минимум работы. В известном смысле, руководство, которое обеспечивали люди-гиены и Нунули, было, вероятно, подходящим для них; они чувствовали поддержку и имели пищу для размышлений. Чем-то занимались.
Модьун уже заметил, что на таких существ мгновенное впечатление производило то, что казалось справедливым. Так было и теперь.
— Вы правы. Это то, что мы собираемся выяснить.
Общий хор голосов выражал согласие. Люди-животные повернулись и стали горячо убеждать друг друга в обоснованности давно не используемых принципов справедливого судебного разбирательства.
При этом существа, находящиеся в комнате, разбились на маленькие группы, которые возбужденно беседовали. Кажется, никто не заметил, когда Модьун продвинулся к двери, через которую он вошел, и, осторожно осмотревшись, вышел.
Он быстро пошел по коридору, взволнованный тем, что узнал о таинственном аресте своих друзей. Но, по крайней мере, он был свободен и мог что-то сделать.
Он не знал, что.
«Моя проблема в том, что я философ».
Новым было то, что он думал об этом, как о проблеме.
Некоторое время после этого он бродил и бродил бесцельно. Сознание его помутилось. Скорость, с которой он шел, автоматически увеличивалась, отражая его глубокое внутреннее расстройство. Быстрое движение привело к тому, что через некоторое время его внимание сконцентрировалось на этом аспекте.
И, наконец, еще раз он осознал… что на уровне тела любит этих четверых. И их затруднительное положение беспокоило его.
Он побежал.
Быстрее.
Он мчался. Его сердце забилось быстрее, дыхание стало неровным; он отдавал себе отчет в том, что сильные эмоции, связанные с тем, что случилось с его друзьями-животными, ускользали. Он понял, что это химическая обратная связь определенных желез, которые с тех пор, как он вырос, гасили большую долю его реакций. Печально сознавать, что вещества, выделяемые железами в поток крови, — и среди них адреналин — можно разогнать мышечной активностью.
Когда он бежал, чувство, что он должен что-то делать, исчезло.
Модьун снова стал философом и с улыбкой думал о серьезном проекте, о том, что он едва не был вовлечен в дело, которое ничего не значило для него.
Это была старая доктрина сторонника мира: нет конца безумствам вспыльчивых людей, поэтому нельзя позволять втягивать себя в их конфликты, нельзя отражать удары, нужно избегать эмоций.
Пусть гиены победят.
Легкая победа смягчает агрессоров. Правда, звучит иногда неприятно, но если вы можете не позволить втянуть себя или, по крайней мере, сделать ваше участие минимальным, то лучше сохранить мир таким путем. Даже если нескольким существам причинят вред, — все равно это лучше.
Вновь согласившись с основными аксиомами своих размышлений, Модьун перешел на шаг.
Теперь он был голоден. Он вошел в ближайшую из многочисленных столовых.
Когда он сидел и ел, то увидел ту же самую сцену, что и в то утро, когда люди-гиены выстроились у каждого входа в большое заполненное помещение. И тот же самый высокопоставленный офицер почтительно подошел к нему и протянул документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Модьун начал одеваться. Он наклонился, чтобы обуть туфли, когда почувствовал, что пол под ним дрожит. Это было такое крупное событие, очевидно, растрачивалось столько энергии, что его мозг отметил факт без его сознательного распоряжения.
В голове замелькали картины.
Сначала он видел только волны в замкнутом пространстве. Видимый мир квадрильонов движущихся линий.
«Магнитно-гравитационные волны», — подумал он.
Конечно, корабль должен соединиться с огромными магнитными и гравитационными полями Земли, чтобы его гигантская масса оторвалась от Земли.
Взлет. Очень легко. Просто. Ничего опасного.
Теперь картины… изменились. Он увидел лицо человека-гиены: офицер в форме с медалями сидел в большой комнате где-то на корабле. В комнате блестели механические приборы и другие гиены-мужчины в форме стояли перед приборными панелями.
Сцена поблекла; и на одно мгновение наложилось спокойное серое лицо Нунули, окантованное волосами, похожими на червей. Глаза существа, похожие на прозрачные серо-зеленые лужи, казалось, смотрели прямо в глаза Модьуна.
А потом и эта картина поблекла.
Модьун обулся и почувствовал удовольствие. Теперь, когда они отправились в космос, он мог пойти поесть. Он согласился не заходить в столовую весь предыдущий день и так и сделал, но для такого тела, как у него, диета была довольно затруднительным процессом. Теперь можно все исправить.
Он поднялся и подошел к женщине-обезьяне.
— Увидимся вечером, — сказал он весело.
— Вы не посмеете прийти сюда снова, — заявила женщина-обезьяна.
Модьун повернулся и посмотрел на нее.
— Я чувствую явную враждебность в вашем тоне, — сказал он. — Это меня удивляет, потому что я обращаюсь с вами очень вежливо.
— Я не нуждаюсь в такой вежливости, — последовал беспощадный ответ.
Он подумал, что ее раздражение связано с таинственным поведением прошлой ночью и спросил:
— Все дело в этом?
— Конечно, — ответила она резко. — Я рассчитывала, что мужчина будет вести себя как мужчина, когда он с женщиной.
— О! — только и сказал Модьун.
Он все понял и запротестовал:
— Вы допускаете смешение видов?
— А кто собирался размножаться? — огрызнулась она.
Невразумительный ответ. Но Модьун помнил свой неудавшийся эксперимент с Судлил и сказал:
— Действительно, есть проблема, которую я должен решить. Поэтому, почему бы мне не проконсультироваться с моими друзьями, а потом мы снова поговорим.
— Не стоит беспокоиться, — холодно сказала Трольнд.
Она явно была в плохом настроении. Модьун прекратил дискуссию и ушел. Он направился прямо в столовую, которую видел по пути к квартире Трольнд прошлым вечером, назвал компьютеру свое настоящее имя и скоро уже нес тарелку к маленькому столику в углу. Потом неторопливо съел то, что было на ней. И тут он увидел, что люди-гиены в форме строятся снаружи у каждого из четырех входов в столовую.
Модьун вздохнул. Опять начинается вся эта глупость.
У него появилась новая мысль: «Сколько еще я должен терпеть?»
Чувство прошло, когда человек-гиена, на одежде которого было больше, чем обычно, золотых полос, вошел в столовую и направился прямо к Модьуну.
— Ваше имя Модиунн? — спросил он вежливо.
— А если и так? — сказал Модьун.
— Я почтительно прошу вас следовать за мной в жилище Нунули, хозяина этого корабля.
Бурное чувство где-то внутри Модьуна постепенно ослабевало от вежливого тона. Оно не испарилось совсем, но включилась автоматическая вежливость. Модьун сказал:
— Что он хочет?
— Он хочет задать вам несколько вопросов.
— Я не могу представить себе ни одного вопроса, который он мог бы задать и получить от меня ответ, который мог бы иметь какое-либо значение. Так как ответа нет, я не пойду с вами.
Человек-гиена вдруг смутился.
— Но, — запротестовал он, — как я могу вернуться с подобным известием? Прежде всего, я знаю, Нунули рассчитывает, что я применю силу, если убеждение не поможет, хотя у меня нет инструкций для такого случая.
Модьун с достоинством ответил:
— Передайте этому джентльмену, что если он пожелает выделить мне каюту на борту корабля, а потом захочет навестить меня там, я приму его.
Офицер-гиена, казалось, успокоился.
— Благодарю вас, — сказал он, — мне был нужен какой-нибудь ответ.
Он ушел.
Вот и все. Время шло, и никакой реакции. Странно. Но потом Модьун решил, что Нунули — интриганы и, без сомнения, готовят какой-нибудь план, как это было в связи с его арестом на Земле. Хотя трудно было представить себе, что теперь будет. Наконец, так как он не мог придумать ничего лучшего, то он пошел навестить друзей.
Оказалось, что они живут в такой же спальне, как Трольнд, но для мужчин. Когда он в первый раз осмотрел большую комнату с рядами коек, здесь не было даже следов четверых друзей, которых он искал. Модьун пошел к кровати, где человек-мышь и человек-лиса, немного меньшего размера, чем Неррл, играли в карты, и спросил о своих приятелях.
Мгновенная реакция оказалась неожиданной. Человек-мышь бросил карты на кровать, вскочил на ноги и пронзительно закричал резким голосом другим мужчинам на ближайших кроватях:
— Здесь парень ищет тех четверых.
Половина мужчин в комнате услышала эти слова. И каждый из них встал. А те, кто был на дальних кроватях, привлеченные суматохой, оглядывались или садились. Несколько человек встало.
Слева от Модьуна дородный субъект, лицо которого слабо напоминало тигра, первый махнул ему и сказал:
— Подойдите сюда!
Модьун был удивлен, но, тем не менее, выполнил его приказание. Человек-мышь позади него завизжал:
— Они арестованы. А нам приказано допрашивать любого, кто приходит и ищет их. Кто вы?
16
«Они дураки», — подумал Модьун.
Неприятная ситуация. Поняв это, Модьун автоматически повернулся и посмотрел на дверь, через которую вошел.
Но путь уже был отрезан. В несколько мгновений, которые прошли от первого визга человека-мыши до его реакции на упреждающую команду человека-тигра, семь существ стали между ним и дверью. Мирное отступление из зоны возможного насилия, часть жизненной мирной философии, оказалось невозможным.
Модьун смирился с неизбежностью насилия.
Буйная толпа. Когда он стоял в нерешительности, толпа сжималась вокруг него. Люди-животные толкали друг друга и его. Модьун сразу же почувствовал в непосредственной близости неприятный запах пота животных. Тем не менее, ему не пришло в голову выключить свое обоняние. Он не сопротивлялся, когда они стали оттеснять его в угол. Это стало частью его первоначальной неудачной попытки уйти.
Человек-тигр ударил Модьуна в лицо. Быстрый удар, который был отбит, и лапа отлетела выше головы. Боль была незначительной, но само намерение возбудило Модьуна. Он спросил:
— За что?
— Ты грязный, вонючий, вот за что! — был ответ. — И мы знаем, что делать с предателями и их друзьями, не так ли? Говорю, нужно убивать таких, как ты!
Крик подхватили те, кто стоял ближе:
— Убить его!
При этом несколько сильных ударов обрушилось на плечи и голову Модьуна. Он ушел от ударов, с грустью понимая, что его тело, без сомнения, вынуждено будет защищаться, когда давление станет достаточно большим. Поэтому он дал себе команду: отсутствие боли — и поднял левую руку, чтобы отражать удары их кулаков, и, так как он был достаточно неуязвимым, ударил человека-тигра в челюсть. Он ощутил удар, как толчок в суставы и плечо. Никакой боли, только сотрясение.
Так как он не чувствовал боли и не имел опыта, то ударил, не сдерживаясь. А потом в испуге наблюдал, как человек-животное, шатаясь, сделал назад дюжину шагов. Потом большое создание с грохотом упало на пол.
Каждый — именно каждый — повернулся и посмотрел. Они тоже не умели драться. Они убрали руки от Модьуна, перестали обращать на него внимание. Они стояли, глядя на тело товарища.
Появился выход. Не физический проход, а возможность уйти, благодаря их временной нерешительности. И Модьун ушел. Он должен был пробираться через толпу, потому что на пути его прямого движения находилось, по меньшей мере, полдюжины людей-животных. Он прошел мимо них, наклонился и помог ошеломленному человеку-тигру подняться на ноги.
— Извините, — сказал Модьун. — Я только хотел задать вам несколько вопросов.
Большое животное быстро приходило в себя.
— Это был удар, — сказал он с уважением. — Вопросы? — повторил он.
Модьун сказал, что удивлен их враждебным отношением.
— С каких пор стало преступлением быть знакомым с кем-то?
Человек-тигр помолчал.
— Ну… — сказал он с сомнением. Потом повернулся к людям-животным.
— Что вы думаете, друзья?
— Но он знаком с преступниками! — заметил человек-мышь.
— Да…
Человек-тигр пристально посмотрел на Модьуна, внезапно намного агрессивнее, чем раньше.
— Что вы на это скажете?
— Вы говорите, что они арестованы? — сказал Модьун.
— Да, конечно.
— Взяты под стражу?
— Да.
— Тогда их еще должны будут судить. Их вина пока не доказана.
Модьун вспомнил свое собственное появление в «суде» и быстро добавил:
— Они имеют право на судебное разбирательство в суде присяжных, равных себе — то есть вас. Дюжина вас и судья в соответствующем суде в присутствии публики, то есть остальных из вас, выслушают свидетельские показания против обвиняемых и определят их вину.
Потом Модьун сделал паузу:
— В чем их обвиняют?
Никто не знал.
— Вам должно быть стыдно, — зло сказал Модьун, — обвинять кого-то, даже не зная, в чем его преступление.
Его собственная роль в неожиданном развитии событий стала более ясной.
— Друзья, — сказал он, — мы должны обеспечить честный суд над этими четырьмя, которые являются такими же простыми существами, как вы и я.
Они были только людьми-животными, к тому же глуповатыми. И им оставили идеальный мир, который требовал от них минимум работы. В известном смысле, руководство, которое обеспечивали люди-гиены и Нунули, было, вероятно, подходящим для них; они чувствовали поддержку и имели пищу для размышлений. Чем-то занимались.
Модьун уже заметил, что на таких существ мгновенное впечатление производило то, что казалось справедливым. Так было и теперь.
— Вы правы. Это то, что мы собираемся выяснить.
Общий хор голосов выражал согласие. Люди-животные повернулись и стали горячо убеждать друг друга в обоснованности давно не используемых принципов справедливого судебного разбирательства.
При этом существа, находящиеся в комнате, разбились на маленькие группы, которые возбужденно беседовали. Кажется, никто не заметил, когда Модьун продвинулся к двери, через которую он вошел, и, осторожно осмотревшись, вышел.
Он быстро пошел по коридору, взволнованный тем, что узнал о таинственном аресте своих друзей. Но, по крайней мере, он был свободен и мог что-то сделать.
Он не знал, что.
«Моя проблема в том, что я философ».
Новым было то, что он думал об этом, как о проблеме.
Некоторое время после этого он бродил и бродил бесцельно. Сознание его помутилось. Скорость, с которой он шел, автоматически увеличивалась, отражая его глубокое внутреннее расстройство. Быстрое движение привело к тому, что через некоторое время его внимание сконцентрировалось на этом аспекте.
И, наконец, еще раз он осознал… что на уровне тела любит этих четверых. И их затруднительное положение беспокоило его.
Он побежал.
Быстрее.
Он мчался. Его сердце забилось быстрее, дыхание стало неровным; он отдавал себе отчет в том, что сильные эмоции, связанные с тем, что случилось с его друзьями-животными, ускользали. Он понял, что это химическая обратная связь определенных желез, которые с тех пор, как он вырос, гасили большую долю его реакций. Печально сознавать, что вещества, выделяемые железами в поток крови, — и среди них адреналин — можно разогнать мышечной активностью.
Когда он бежал, чувство, что он должен что-то делать, исчезло.
Модьун снова стал философом и с улыбкой думал о серьезном проекте, о том, что он едва не был вовлечен в дело, которое ничего не значило для него.
Это была старая доктрина сторонника мира: нет конца безумствам вспыльчивых людей, поэтому нельзя позволять втягивать себя в их конфликты, нельзя отражать удары, нужно избегать эмоций.
Пусть гиены победят.
Легкая победа смягчает агрессоров. Правда, звучит иногда неприятно, но если вы можете не позволить втянуть себя или, по крайней мере, сделать ваше участие минимальным, то лучше сохранить мир таким путем. Даже если нескольким существам причинят вред, — все равно это лучше.
Вновь согласившись с основными аксиомами своих размышлений, Модьун перешел на шаг.
Теперь он был голоден. Он вошел в ближайшую из многочисленных столовых.
Когда он сидел и ел, то увидел ту же самую сцену, что и в то утро, когда люди-гиены выстроились у каждого входа в большое заполненное помещение. И тот же самый высокопоставленный офицер почтительно подошел к нему и протянул документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25