большая часть описанных в нем случаев касалась глубоких шизоидных изменений и необратимых параноидальных явлений. Его собственная проблема была скорее внешней – кратковременное отклонение от нормы, вызванное перегрузкой. Неужели Бейлис этого не видит? По каким-то причинам, может быть подсознательно, он подталкивает Ларсена к серьезному кризису, возможно потому, что, сам того не зная, тоже хочет стать пациентом.
Ларсен отбросил книгу в сторону и посмотрел на пустыню. Внезапно он ощутил приступ клаустрофобии, комната стала казаться темной и тесной, ему захотелось дать выход накопившейся в нем агрессии. Вскочив с дивана, он выбежал на свежий воздух.
Ларсен прошел по обочине дороги около сотни ярдов. Стоящие широким полукругом домики словно сгрудились и вросли в землю. За ними громоздились горы. День клонился к вечеру, совсем скоро спустятся сумерки, но небо еще оставалось ярко-голубым, а огромные тени гор уже придали новые, более глубокие оттенки привычным краскам пустыни. Ларсен оглянулся назад, на коттеджи. Нигде никакого движения, лишь слабое эхо доносило обрывки музыки из дома Бейлиса. Неожиданно окружающий пейзаж показался ему нереальным.
Пытаясь разобраться в природе своих впечатлений, Ларсен почувствовал, как у него в мозгу шевельнулась какая-то неясная, ускользающая мысль или неопределенное ощущение, точно слишком тонкий намек или забытое намерение. Он старался изо всех сил ухватить ее, но вдруг засомневался в том, что перед уходом выключил кофеварку.
Он поспешил назад и заметил, что оставил дверь на кухню открытой. Проходя мимо окон гостиной, Ларсен заглянул внутрь.
На диване, скрестив ноги, сидел человек, лицо которого скрывал том Кречмера. Сначала Ларсен предположил, что зашел Бейлис и решил сварить для них кофе. Потом он услышал, что стереопроигрыватель в коттедже психолога продолжает играть.
Стараясь не шуметь, он приблизился к окну гостиной. Лицо посетителя по-прежнему оставалось скрытым, но Ларсену хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что перед ним не Бейлис. Все тот же кремовый костюм, который Ларсен видел двумя днями ранее, те же двухцветные туфли. Только на сей раз незнакомец явно не был галлюцинацией; его руки и одежда казались самыми настоящими. Поправив одну из подушек, он устроился на диване поудобнее и перевернул страницу книги, слегка согнув переплет.
Затаив дыхание, Ларсен застыл у окна. Что-то в этом человеке, в его позе, в том, как он держал книгу в руках, убеждало Ларсена, что он видел его и раньше, до короткой встречи в гараже.
Потом незнакомец опустил книгу, бросил ее рядом с собой на диван и, откинувшись назад, посмотрел в окно, причем его взгляд остановился всего в нескольких дюймах от лица Ларсена.
Ларсен уставился на него как зачарованный. Он наконец узнал своего диковинного гостя: пухлое лицо, встревоженные глаза, слишком густые усы. Теперь он смог как следует его разглядеть и понял, что знает этого человека даже слишком хорошо, лучше, чем кого бы то ни было на Земле.
Ведь это он сам.
Бейлис убрал шприц в чемоданчик и поставил его на крышку проигрывателя.
– Галлюцинация – неправильный термин, – сказал он Ларсену, который лежал, вытянувшись на диване и потягивая виски.– Перестаньте его использовать. Психозрительный образ замечательной силы и продолжительности, а вовсе не галлюцинация.
Ларсен слабо махнул рукой. Около часа назад он, спотыкаясь, буквально вне себя от страха, добрел до Бейлиса. Бейлис успокоил его, а потом потащил обратно к окну гостиной и заставил признать, что двойник исчез. Бейлис совсем не удивился, когда узнал, какова природа фантома, и это обеспокоило Ларсена едва ли не больше, чем сама галлюцинация. Что еще прячет Бейлис у себя в рукаве?
– Я удивлен, что вы сами не догадались раньше, – заметил Бейлис.– Ваше описание человека в гараже было таким точным – тот же кремовый костюм, те же туфли и рубашка, не говоря уже о физическом сходства, вплоть до усов.
Понемногу приходя в себя, Ларсен сел, разгладил свой кремовый габардиновый костюм и стряхнул пыль с белокоричневых туфель:
– Спасибо за предупреждение. Вам только остается рассказать мне, кто же это такой.
Бейлис присел на стул:
– Что вы имеете в виду? Он – это вы, естественно.
– Я знаю, но почему и откуда он берется? Господи, я, наверное, сошел с ума.
Бейлис щелкнул пальцами:
– Нет, вовсе нет. Возьмите себя в руки. У вас самое обычное функциональное нарушение, вроде двойного зрения или амнезии: ничего серьезного. Иначе я бы вас здесь не держал. Возможно, мне все равно придется вас перевести, но, надеюсь, что вместе мы сумеем найти выход из вашего лабиринта.
Он достал записную книжку из нагрудного кармана:
– Давайте посмотрим, как обстоят дела. Так, мы можем выделить два момента. Первое, фантом – это вы сами. Нет никаких сомнений в том, что мы имеем дело с вашей копией. Но для нас гораздо важнее, что он такой же, как вы сейчас, ваш ровесник, не идеализирован и не искалечен, не является сверхгероем вашего суперэго или изможденным стариком, символизирующим стремление к смерти. Перед нами ваш точный двойник. Нажмите пальцем на глазное яблоко, и вы увидите моего двойника.
Ваш ничем не отличается от моего, только он перемещен не в пространстве, а во времени.
Кроме того, из вашего путаного описания происходящего я понял, что человек, которого вы видите, не только является вашей точной копией, но и делает то же самое, что делали вы несколько минут назад. Фантом в гараже стоял между скамейкой, как раз там, где стояли вы, когда раздумывали, стоит ли взять с собой канистру с бензином. А тот, что устроился на диване и читал Кречмера, повторял ваши собственные действия, только с пятиминутным опозданием.. Он даже выглянул в окно, совсем как вы, прежде чем выйти прогуляться.
Ларсен, потягивая виски, кивнул:
– Вы полагаете, что галлюцинация является мысленным возвратом в прошлое?
– Совершенно верно. Поток зрительных образов, попадающий на сетчатку глаза, есть не более чем видеоролик. Каждый образ запоминается, рождаются тысячи роликов, сотни тысяч часов воспоминаний. Обычно возврат в прошлое бывает намеренным, когда мы выбираем несколько туманных картин из нашей фильмотеки: сцену из детства, изображение соседних улиц, которые мы носим с собой весь день у самой поверхности своего сознания.
Но небольшая поломка проектора – ее может вызвать перенапряжение – и вас отбрасывает назад на несколько сотен кадров. Вы наблюдаете совершенно случайный ролик уже прокрученного фильма, в вашем случае вы видите себя сидящим на диване. Кажущаяся бессмысленность происходящего – вот что так пугает.
Ларсен начал жестикулировать, держа в руке стакан:
– Подождите минутку. Когда я сидел на диване, читая Кречмера, я ведь себя не видел и сейчас тоже не вижу. Откуда же возникают образы?
Бейлис отложил в сторону записную книжку:
– Аналогию с видеороликом не следует понимать буквально. Вы можете не видеть себя сидящим на диване, но ваши органы чувств передают необходимую информацию так же четко и ясно, как и визуальное наблюдение. Это поток осязаемых, позиционных и психических образов, который формирует реальные сведения об окружающем мире. А дальше требуется очень небольшая экстраполяция, чтобы глаз наблюдателя увидел другой конец комнаты. В любом случае чисто визуальные воспоминания никогда не бывают абсолютно точными.
– А почему двойник, которого я видел в гараже, был прозрачным?
– Очень просто. Процесс только начинался, и интенсивность образа оставалась слабой. Тот, что вы видели сегодня днем, был уже гораздо сильнее. Я не случайно прекратил давать вам барбитураты, прекрасно понимая, что те стимуляторы, которые вы потихоньку принимаете, вызовут нечто подобное, если позволить им воздействовать на вас без помех.
Он подошел к Ларсену, взял у него стакан и снова наполнил его из графина.
– Но давайте подумаем о будущем. Это явление интересно тем, что оно проливает свет на один из старейших архетипов человеческой психики – веру в привидения и целую армию фантомов, ведьм, демонов и прочей чертовщины. Можем ли мы рассматривать их как психозрительные вспышки или трансформированные образы, рожденные психикой самого наблюдателя и возникающие перед его мысленным взором под влиянием страха, лишений или религиозного фанатизма?
Первое, что бросается в глаза, когда читаешь о встречах с призраками, – сколь они прозаичны по сравнению с изысканными образами, созданными в творениях великих мистиков и сочинителей. Таинственная белая простыня – скорее всего, просто ночная рубашка наблюдателя. Вот вам и предмет для размышлений.
Возьмем, например, знаменитые привидения, появляющиеся в литературных произведениях. Насколько осмысленнее становится Гамлет, когда вы понимаете, что призрак его убитого отца – в действительности сам Гамлет.
– Ну, ладно, ладно, – с раздражением прервал его Ларсен, – но мне-то что делать?
Бейлис перестал ходить взад и вперед по комнате и строго посмотрел на Ларсена:
– Я как раз к этому и перехожу. Существует два метода борьбы с вашими нарушениями. Классическая техника состоит в том, чтобы накачать вас транквилизаторами и уложить в постель на год или около того. Обычно за это время все приходит в норму. Длинный путь, скучный для вас и для остальных. Альтернативный метод, откровенно говоря, еще до конца не изучен, но, я думаю, он может сработать.
Я упомянул о феномене привидения, по поскольку, несмотря на то что описаны десятки тысяч ситуаций, когда людей преследовали призраки, и даже имеется несколько рассказов о том, как одно привидение охотилось на другое, мне не известно ни одного случая встречи привидения и наблюдателя по их обоюдному желанию. Если бы сегодня днем, увидев своего двойника, вы вошли прямо в гостиную и попытались с ним заговорить, как вы думаете, что бы произошло?
Ларсен содрогнулся:
– Очевидно, ничего, если ваша теория верна. Но мне совсем не хочется ее проверять.
– Ничего не поделаешь, придется. Не паникуйте. В следующий раз, когда увидите своего двойника, сидящего на диване и читающего Кречмера, подойдите и поговорите с ним. Больше от вас ничего не требуется.
Ларсен вскочил и замахал руками:
– Ради Бога, Бейлис, вы что, с ума сошли? Вы представляете, что значит – увидеть самого себя? Единственное желание – бежать без оглядки.
– Я понимаю, но это худшее из того, что вам предстоит. Почему когда кто-нибудь начинает бороться с привидением, оно мгновенно исчезает? Потому что, когда вы занимаете те же координаты в пространстве, что и двойник, ваш психический проектор начинает снова работать на одном канале. Два раздельных потока визуальных образов совпадают и сливаются в один. Вы должны попробовать, Ларсен. Возможно, вам придется сделать над собой заметное усилие, но зато вы раз и навсегда вылечитесь.
Ларсен упрямо покачал головой:
– Совершенно безумная затея.
И про себя добавил: «Я лучше пристрелю этого призрака». Тут он вспомнил о пистолете тридцать восьмого калибра в своем чемодане, и мысль об оружии придала ему уверенности больше, чем все лекарства и советы Бейлиса. Пистолет – символ агрессии. Даже если фантом существует только в его воображении, оружие поможет ему с ним справиться.
Со слипающимися от усталости глазами, Ларсен слушал Бейлиса. Через полчаса он вернулся домой, отыскал пистолет и спрятал его под газетами в почтовом ящике у входной двери. Пистолет слишком заметен, чтобы носить его в кармане, да и к тому же может случайно выстрелить и ранить самого Ларсена. Снаружи, у входной двери, он надежно спрятан, а с другой стороны, в случае необходимости Ларсен сумеет быстро его достать и разобраться старым добрым способом с любым двойником, который придет смущать его покой.
Два дня спустя ему неожиданно представилась такая возможность. Бейлис уехал в город за новой иглой для своего проигрывателя, а Ларсена оставил готовить ленч. Ларсен сделал вид, что его такая перспектива совсем не вдохновляет, хотя на самом деле он обрадовался возможности заняться полезным делом. Он устал слоняться вокруг коттеджей, играя роль подопытного кролика для Бейлиса, который с нетерпением ожидал следующего кризиса. Если Ларсену повезет, этого никогда не произойдет, хотя бы назло Бейлису – все и так складывалось согласно его желаниям.
Накрыв стол на кухоньке у Бейлиса и приготовив побольше льда для мартини (Ларсен сразу согласился с утверждением Бейлиса, что алкоголь прекрасный депрессант для ЦНС), он отправился к себе, чтобы сменить рубашку. Немного подумав, он решил полностью переодеться и достал из шкафа голубой костюм из саржи и черные полуботинки, которые надевал, когда отправлялся на прогулки в пустыню.
Дело было не только в неприятных ассоциациях, которые возникали у него в связи с кремовым костюмом и спортивными туфлями, но и в том, что полная смена одежды могла предупредить появление двойника, давая ему иной психический образ, достаточно сильный, чтобы помешать возникновению новых призраков.
1 2 3
Ларсен отбросил книгу в сторону и посмотрел на пустыню. Внезапно он ощутил приступ клаустрофобии, комната стала казаться темной и тесной, ему захотелось дать выход накопившейся в нем агрессии. Вскочив с дивана, он выбежал на свежий воздух.
Ларсен прошел по обочине дороги около сотни ярдов. Стоящие широким полукругом домики словно сгрудились и вросли в землю. За ними громоздились горы. День клонился к вечеру, совсем скоро спустятся сумерки, но небо еще оставалось ярко-голубым, а огромные тени гор уже придали новые, более глубокие оттенки привычным краскам пустыни. Ларсен оглянулся назад, на коттеджи. Нигде никакого движения, лишь слабое эхо доносило обрывки музыки из дома Бейлиса. Неожиданно окружающий пейзаж показался ему нереальным.
Пытаясь разобраться в природе своих впечатлений, Ларсен почувствовал, как у него в мозгу шевельнулась какая-то неясная, ускользающая мысль или неопределенное ощущение, точно слишком тонкий намек или забытое намерение. Он старался изо всех сил ухватить ее, но вдруг засомневался в том, что перед уходом выключил кофеварку.
Он поспешил назад и заметил, что оставил дверь на кухню открытой. Проходя мимо окон гостиной, Ларсен заглянул внутрь.
На диване, скрестив ноги, сидел человек, лицо которого скрывал том Кречмера. Сначала Ларсен предположил, что зашел Бейлис и решил сварить для них кофе. Потом он услышал, что стереопроигрыватель в коттедже психолога продолжает играть.
Стараясь не шуметь, он приблизился к окну гостиной. Лицо посетителя по-прежнему оставалось скрытым, но Ларсену хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что перед ним не Бейлис. Все тот же кремовый костюм, который Ларсен видел двумя днями ранее, те же двухцветные туфли. Только на сей раз незнакомец явно не был галлюцинацией; его руки и одежда казались самыми настоящими. Поправив одну из подушек, он устроился на диване поудобнее и перевернул страницу книги, слегка согнув переплет.
Затаив дыхание, Ларсен застыл у окна. Что-то в этом человеке, в его позе, в том, как он держал книгу в руках, убеждало Ларсена, что он видел его и раньше, до короткой встречи в гараже.
Потом незнакомец опустил книгу, бросил ее рядом с собой на диван и, откинувшись назад, посмотрел в окно, причем его взгляд остановился всего в нескольких дюймах от лица Ларсена.
Ларсен уставился на него как зачарованный. Он наконец узнал своего диковинного гостя: пухлое лицо, встревоженные глаза, слишком густые усы. Теперь он смог как следует его разглядеть и понял, что знает этого человека даже слишком хорошо, лучше, чем кого бы то ни было на Земле.
Ведь это он сам.
Бейлис убрал шприц в чемоданчик и поставил его на крышку проигрывателя.
– Галлюцинация – неправильный термин, – сказал он Ларсену, который лежал, вытянувшись на диване и потягивая виски.– Перестаньте его использовать. Психозрительный образ замечательной силы и продолжительности, а вовсе не галлюцинация.
Ларсен слабо махнул рукой. Около часа назад он, спотыкаясь, буквально вне себя от страха, добрел до Бейлиса. Бейлис успокоил его, а потом потащил обратно к окну гостиной и заставил признать, что двойник исчез. Бейлис совсем не удивился, когда узнал, какова природа фантома, и это обеспокоило Ларсена едва ли не больше, чем сама галлюцинация. Что еще прячет Бейлис у себя в рукаве?
– Я удивлен, что вы сами не догадались раньше, – заметил Бейлис.– Ваше описание человека в гараже было таким точным – тот же кремовый костюм, те же туфли и рубашка, не говоря уже о физическом сходства, вплоть до усов.
Понемногу приходя в себя, Ларсен сел, разгладил свой кремовый габардиновый костюм и стряхнул пыль с белокоричневых туфель:
– Спасибо за предупреждение. Вам только остается рассказать мне, кто же это такой.
Бейлис присел на стул:
– Что вы имеете в виду? Он – это вы, естественно.
– Я знаю, но почему и откуда он берется? Господи, я, наверное, сошел с ума.
Бейлис щелкнул пальцами:
– Нет, вовсе нет. Возьмите себя в руки. У вас самое обычное функциональное нарушение, вроде двойного зрения или амнезии: ничего серьезного. Иначе я бы вас здесь не держал. Возможно, мне все равно придется вас перевести, но, надеюсь, что вместе мы сумеем найти выход из вашего лабиринта.
Он достал записную книжку из нагрудного кармана:
– Давайте посмотрим, как обстоят дела. Так, мы можем выделить два момента. Первое, фантом – это вы сами. Нет никаких сомнений в том, что мы имеем дело с вашей копией. Но для нас гораздо важнее, что он такой же, как вы сейчас, ваш ровесник, не идеализирован и не искалечен, не является сверхгероем вашего суперэго или изможденным стариком, символизирующим стремление к смерти. Перед нами ваш точный двойник. Нажмите пальцем на глазное яблоко, и вы увидите моего двойника.
Ваш ничем не отличается от моего, только он перемещен не в пространстве, а во времени.
Кроме того, из вашего путаного описания происходящего я понял, что человек, которого вы видите, не только является вашей точной копией, но и делает то же самое, что делали вы несколько минут назад. Фантом в гараже стоял между скамейкой, как раз там, где стояли вы, когда раздумывали, стоит ли взять с собой канистру с бензином. А тот, что устроился на диване и читал Кречмера, повторял ваши собственные действия, только с пятиминутным опозданием.. Он даже выглянул в окно, совсем как вы, прежде чем выйти прогуляться.
Ларсен, потягивая виски, кивнул:
– Вы полагаете, что галлюцинация является мысленным возвратом в прошлое?
– Совершенно верно. Поток зрительных образов, попадающий на сетчатку глаза, есть не более чем видеоролик. Каждый образ запоминается, рождаются тысячи роликов, сотни тысяч часов воспоминаний. Обычно возврат в прошлое бывает намеренным, когда мы выбираем несколько туманных картин из нашей фильмотеки: сцену из детства, изображение соседних улиц, которые мы носим с собой весь день у самой поверхности своего сознания.
Но небольшая поломка проектора – ее может вызвать перенапряжение – и вас отбрасывает назад на несколько сотен кадров. Вы наблюдаете совершенно случайный ролик уже прокрученного фильма, в вашем случае вы видите себя сидящим на диване. Кажущаяся бессмысленность происходящего – вот что так пугает.
Ларсен начал жестикулировать, держа в руке стакан:
– Подождите минутку. Когда я сидел на диване, читая Кречмера, я ведь себя не видел и сейчас тоже не вижу. Откуда же возникают образы?
Бейлис отложил в сторону записную книжку:
– Аналогию с видеороликом не следует понимать буквально. Вы можете не видеть себя сидящим на диване, но ваши органы чувств передают необходимую информацию так же четко и ясно, как и визуальное наблюдение. Это поток осязаемых, позиционных и психических образов, который формирует реальные сведения об окружающем мире. А дальше требуется очень небольшая экстраполяция, чтобы глаз наблюдателя увидел другой конец комнаты. В любом случае чисто визуальные воспоминания никогда не бывают абсолютно точными.
– А почему двойник, которого я видел в гараже, был прозрачным?
– Очень просто. Процесс только начинался, и интенсивность образа оставалась слабой. Тот, что вы видели сегодня днем, был уже гораздо сильнее. Я не случайно прекратил давать вам барбитураты, прекрасно понимая, что те стимуляторы, которые вы потихоньку принимаете, вызовут нечто подобное, если позволить им воздействовать на вас без помех.
Он подошел к Ларсену, взял у него стакан и снова наполнил его из графина.
– Но давайте подумаем о будущем. Это явление интересно тем, что оно проливает свет на один из старейших архетипов человеческой психики – веру в привидения и целую армию фантомов, ведьм, демонов и прочей чертовщины. Можем ли мы рассматривать их как психозрительные вспышки или трансформированные образы, рожденные психикой самого наблюдателя и возникающие перед его мысленным взором под влиянием страха, лишений или религиозного фанатизма?
Первое, что бросается в глаза, когда читаешь о встречах с призраками, – сколь они прозаичны по сравнению с изысканными образами, созданными в творениях великих мистиков и сочинителей. Таинственная белая простыня – скорее всего, просто ночная рубашка наблюдателя. Вот вам и предмет для размышлений.
Возьмем, например, знаменитые привидения, появляющиеся в литературных произведениях. Насколько осмысленнее становится Гамлет, когда вы понимаете, что призрак его убитого отца – в действительности сам Гамлет.
– Ну, ладно, ладно, – с раздражением прервал его Ларсен, – но мне-то что делать?
Бейлис перестал ходить взад и вперед по комнате и строго посмотрел на Ларсена:
– Я как раз к этому и перехожу. Существует два метода борьбы с вашими нарушениями. Классическая техника состоит в том, чтобы накачать вас транквилизаторами и уложить в постель на год или около того. Обычно за это время все приходит в норму. Длинный путь, скучный для вас и для остальных. Альтернативный метод, откровенно говоря, еще до конца не изучен, но, я думаю, он может сработать.
Я упомянул о феномене привидения, по поскольку, несмотря на то что описаны десятки тысяч ситуаций, когда людей преследовали призраки, и даже имеется несколько рассказов о том, как одно привидение охотилось на другое, мне не известно ни одного случая встречи привидения и наблюдателя по их обоюдному желанию. Если бы сегодня днем, увидев своего двойника, вы вошли прямо в гостиную и попытались с ним заговорить, как вы думаете, что бы произошло?
Ларсен содрогнулся:
– Очевидно, ничего, если ваша теория верна. Но мне совсем не хочется ее проверять.
– Ничего не поделаешь, придется. Не паникуйте. В следующий раз, когда увидите своего двойника, сидящего на диване и читающего Кречмера, подойдите и поговорите с ним. Больше от вас ничего не требуется.
Ларсен вскочил и замахал руками:
– Ради Бога, Бейлис, вы что, с ума сошли? Вы представляете, что значит – увидеть самого себя? Единственное желание – бежать без оглядки.
– Я понимаю, но это худшее из того, что вам предстоит. Почему когда кто-нибудь начинает бороться с привидением, оно мгновенно исчезает? Потому что, когда вы занимаете те же координаты в пространстве, что и двойник, ваш психический проектор начинает снова работать на одном канале. Два раздельных потока визуальных образов совпадают и сливаются в один. Вы должны попробовать, Ларсен. Возможно, вам придется сделать над собой заметное усилие, но зато вы раз и навсегда вылечитесь.
Ларсен упрямо покачал головой:
– Совершенно безумная затея.
И про себя добавил: «Я лучше пристрелю этого призрака». Тут он вспомнил о пистолете тридцать восьмого калибра в своем чемодане, и мысль об оружии придала ему уверенности больше, чем все лекарства и советы Бейлиса. Пистолет – символ агрессии. Даже если фантом существует только в его воображении, оружие поможет ему с ним справиться.
Со слипающимися от усталости глазами, Ларсен слушал Бейлиса. Через полчаса он вернулся домой, отыскал пистолет и спрятал его под газетами в почтовом ящике у входной двери. Пистолет слишком заметен, чтобы носить его в кармане, да и к тому же может случайно выстрелить и ранить самого Ларсена. Снаружи, у входной двери, он надежно спрятан, а с другой стороны, в случае необходимости Ларсен сумеет быстро его достать и разобраться старым добрым способом с любым двойником, который придет смущать его покой.
Два дня спустя ему неожиданно представилась такая возможность. Бейлис уехал в город за новой иглой для своего проигрывателя, а Ларсена оставил готовить ленч. Ларсен сделал вид, что его такая перспектива совсем не вдохновляет, хотя на самом деле он обрадовался возможности заняться полезным делом. Он устал слоняться вокруг коттеджей, играя роль подопытного кролика для Бейлиса, который с нетерпением ожидал следующего кризиса. Если Ларсену повезет, этого никогда не произойдет, хотя бы назло Бейлису – все и так складывалось согласно его желаниям.
Накрыв стол на кухоньке у Бейлиса и приготовив побольше льда для мартини (Ларсен сразу согласился с утверждением Бейлиса, что алкоголь прекрасный депрессант для ЦНС), он отправился к себе, чтобы сменить рубашку. Немного подумав, он решил полностью переодеться и достал из шкафа голубой костюм из саржи и черные полуботинки, которые надевал, когда отправлялся на прогулки в пустыню.
Дело было не только в неприятных ассоциациях, которые возникали у него в связи с кремовым костюмом и спортивными туфлями, но и в том, что полная смена одежды могла предупредить появление двойника, давая ему иной психический образ, достаточно сильный, чтобы помешать возникновению новых призраков.
1 2 3