Он шел и бормотал что-то вроде заклинания, и лоб его блестел от пота.
«Я знал его, – подумал Оуэн. – Его зовут Вайя. Я когда-то хорошо знал его… кажется, он писец или стряпчий».
Две безмолвные фигуры, Айн и Ринель, повернулись, как танцоры при исполнении фигуры, и, оказавшись по обе стороны от человека по имени Вайя, пошли с ним рядом. А тот их не видел!
Но он все же почувствовал их присутствие. Он замер, оглянулся, затем порывисто двинулся вперед. Дотронулся рукой до груди, где у него висел тяжелый золотой амулет.
Две безмолвные фигуры подошли к нему вплотную: они с двух сторон коснулись его. Он замер, пошатнулся, выронил факел, который тут же погас, и затем упал на камни мостовой.
Белые фигуры склонились над ним и так замерли на мгновение, будто изображая какую-то пародию на сострадание упавшему. Но они и не думали помогать ему.
Затем эти двое вновь выпрямились, теперь необычный свет засветил еще ярче, и Оуэн мысленно уловил ликование. Но человек по имени Вайя был мертв.
Айн и Ринель понеслись дальше, словно два небольших вихря, и мысленный взор Оуэна следовал за ними, как притянутый магнитом. Они достигли запертых железных ворот в высокой стене и каким-то чудом просочились сквозь них. Затем они пронеслись темным переулком между домами, узкой аллеей и наконец попали на улицу. Это была мрачная кривая улочка: просто замощенная щель между домами, которые, по всем признакам, заселяла беднота. Почти на всех дверях мелом были нарисованы какие-то знаки, висели пучки трав и амулеты из камня или металла; окна первых этажей были зарешечены железными прутьями и наглухо закрыты деревянными ставнями.
Однако ни Айн, ни его подруга нисколько не боялись того, что должно было служить защитными чарами против них. Безмолвно они проскользнули сквозь дверь с магической надписью, и на губах Ринели был беззвучный смех над этой бесполезной попыткой защититься. И опять беспощадная сила заставила Оуэна мысленно последовать за ними, в неосвещенную ночную комнату, где, прижавшись друг к дружке, спали трое детей. Смертоносное прикосновение повторилось.
«Они умерли, они тоже умерли, – пронеслась мысль Зельзы. – Теперь ты понимаешь?»
«Не понимаю, – отвечал Оуэн. – Во мне – и Айн, и я сам одновременно. Тогда, во сне, – я жил здесь, в этом городе, и Ринель была со мной. То, что мы видели сейчас, не может быть правдой. Это ложь».
«Ладно, оставим это пока», – сказала Зельза.
Тут же две белые фигуры пропали, исчезла из виду и старинная трущоба. Большой город проснулся и жил теперь в настоящем свете дня, а не в том непостижимом белесом свете, который был там. Перед Оуэном мелькали оживленные улицы, торговцы, рабочие люди и воины, за городскими стенами засверкало море и показались мачты и паруса кораблей. И вот он снова увидел Айна: теперь он был не в белом, а в алой мантии, и толстая золотая цепь сверкала у него на шее. За ним шли воины в шлемах с белыми перьями, будто королевская гвардия.
Теперь Айн шел как живой человек, а не как дух, и лицо его стало чуть моложе. Странное безмолвное выражение на нем сменилось маской жизненной силы и воли. Оуэн увидел, что позади, на террасе, стояла женщина – Ринель – и смотрела вслед Айну. Она тоже казалась помолодевшей и изменившейся.
Айн стоял на каменной пристани, глядя на водную рябь, и, казалось, говорил там с кем-то, так как смотревшее на него из воды человеческое лицо отвечало ему.
Эта сцена потускнела и пропала, и теперь Айн прогуливался по залу с колоннами и беседовал с каким-то стариком в темных одеждах, а позади них шел юноша и улыбался. У него была очень нехорошая улыбка. И это гладкое, юное, нестареющее лицо с беспощадной улыбкой принадлежало Мирдину Велису.
Затем видения стали более запутанными: места и события сливались безо всякой видимой связи и смысла. Оуэн понял, что это был великий город и Айн был аристократом и кем-то вроде правителя. Ринель тоже принадлежала к высшим слоям общества. Но город постепенно вымирал, а почему – этого Оуэн не мог понять. Он видел, как это происходило: на его глазах разрушились и пали в руинах дома, улицы заросли сорняками, а дорога, ведущая от города, сначала наполнилась беженцами, а после совершенно опустела.
Под конец в городе оставалось всего несколько человек – оборванные и жалкие. Они в страхе прокрадывались среди древних построек. За то время, пока Оуэн смотрел, город стал неизмеримо старше.
Затем он оказался вдали от города и наблюдал его как бы с вершины горы. Была ночь, и в звездном свете различались лишь сверкание моря да черные контуры городских стен и зданий. И вдруг вспыхнул свет… все то же горячее, льющееся ниоткуда и отовсюду сияние, которое было там, – солнечный свет без солнца. Он появился над руинами зданий, и город лихорадочно засверкал. Похоже было, что он охвачен пожаром, но ничто не исчезало в пламени.
И наконец, Оуэн мысленно вновь оказался там, и все стало опять как прежде. Каменные деревья и белые дома снова стояли над стеклянной рекой, безмолвные люди по-прежнему тихо двигались по дорожкам, идя по своим нескончаемым делам. Были там Айн и Ринель: ничуть не изменившиеся, они шли вдвоем.
И вдруг он услышал новый голос: отчетливый, он загремел, как колокольный набат в мозгу Оуэна.
«Вот мой дом, – сказал голос. – Смотри и хорошо запомни его».
Белый дом, озаренный вечным светом, а в нем зеленый камень с человеческий рост, не отбрасывающий тени на гладкий пол… сверкающую зелеными искрами колонну – увидел Оуэн и понял, что это и есть то место, которое он должен найти. Дом Мирдина Велиса…
«А теперь идите, жалкие ничтожества, исполняйте мою волю… – вновь раздался голос чародея. – Идите и никогда не пытайтесь вмешиваться в мои дела…»

11

Оуэн обнаружил, что сидит все в той же позе, напротив Зельзы. В ее дико вытаращенных глазах он увидел смертельный ужас, лицо ее побелело, и капельки пота выступили на лбу.
– Он, – срывающимся шепотом произнесла она, все еще не сводя с Оуэна глаз. – Он нас видел! Oн там тоже был!
– Мирдин Велис, – подтвердил Оуэн, отчаянно моргая. У него так болели глаза, будто он смотрел на солнце. Продолжая тереть глаза, он встал, пошатываясь. – Этот чертов ведьмак – далеко не просто мертвая кость. Что ты так уставился, Кайтай? Я долго отсутствовал?
– Отсутствовал? – Кайтай сконфуженно хмыкнул. – Ты просидел не моргая не более одного-двух мгновений. А что случилось?
– Зельза, ты все видела? – резко спросил Оуэн.
Она молча кивнула и закрыла лицо руками.
– Мы видели место, где я был в первый раз во сне, – начал рассказывать Оуэн Кайтаю, – но все непостижимо изменилось. Я не смог бы объяснить тебе, что там было. Раньше все там приводило меня… я ощущал, что не найти в земной жизни радости, сравнимой с этим. Ну как тебе объяснить? И вправду не найти, ни тогда, ни теперь. Но сейчас я увидел больше. Даже слишком много, пожалуй. Кайтай, есть место, где люди, кажется, живут, высасывая жизненные соки из других людей… они там, похоже, и привидения, и живые одновременно… убивают детей. Зачем-то убивают детей. Кайтай, я не понимаю, что это!
– Кайтай, – Зельза подняла голову, – ты что-нибудь слыхал о вриколах?
Кайтай резко дернулся и страшно побледнел.
– Даже у нас на востоке слыхали о них.
– Мы, цыгане, тоже знаем о них. Наше мысленное путешествие… то, что видел Оуэн, было полустертым воспоминанием о прошлой жизни, много веков назад, среди народа, жившего далеко на западе. Я не могла предположить… Мы, цыгане, храним кое-какие сказания древности о людях: откуда они появились… и историю древнейших царств, как они расцветали и исчезали. А мы… мы были всегда. И всегда сами по себе, потому что мы не смешивались с ними.
Кайтай закивал:
– Я как-то видел кое-что о них, в древних книгах.
– Говорят, что когда-то давным-давно жил жестокий народ, который назывался вриколы. Из-за их характера и черной магии, которой они занимались, другие племена и народы бежали от них и находили себе пристанище дальше к востоку. Легенда говорит, что это происходило тысячелетия назад и что все вриколы уже давно вымерли… хотя им обычно удавалось прожить дольше, чем они того заслуживали.
– В нашем народе, – подхватил Кайтай, – людей, одержимых определенным недугом, называют врикол-акка – укушенный вриколом. Иногда человек может стать вриколом, и, если жрец племени узнает об этом, врикола тут же уничтожают – сожжением.
– А как вы узнаете, что он – как это… врикол? – спросил Оуэн с любопытством, к которому примешивался какой-то знакомый ему трепет. Ему показалось, что он раньше уже где-то слышал это слово.
Кайтай с жалким видом уставился на него:
– Оуэн… друг мой… если человек грезит наяву… видит места… такие, как ты описал сейчас… Когда он начинает искать пищу, названия которой он не знает, и видения, которых он не в силах никому объяснить… Если о нем известно, что он видит в темноте… вот признаки, которые знакомы жрецам равнин. Меня учили, что кровь вриколов погибла не окончательно, и что иногда она возрождается, и что врикол может родиться среди любого народа… и что их надо уничтожать.
Оуэн уставился на него, начиная наконец понимать странные взгляды Зельзы и Кайтая.
– А-а, вы думаете… вы думаете, я… – Он резко и громко захохотал, однако смех звучал нерадостно. – Ну что ж! Вы – мои друзья, вы оба были бы готовы зажарить меня, как цыпленка, если бы я вдруг оказался этим страшилищем из сказок, вриколом?
– Твои сны, – ответил Кайтай. – Похоже, что в том, первом сне ты был вриколом.
– Но во второй раз, – прервала его Зельза, – я была с ним. Он не был тем, кого он видел в том сне, Айном. Он слышал мысли Айна, но не более.
– Он, наверное, был этим Айном в прошлой жизни, – размышлял Кайтай. – Если хоть в одной жизни человек был вриколом, ему уже не освободиться от этого никогда.
– Ну хватит! – прервал его Оуэн. – Мы прошли с тобой вместе полмира, желтая ты обезьяна! И если я чудовище, убивающее людей по ночам, почему же я давным-давно не высосал кровь из твоего иссохшего тельца?
– Нет, нет, – вмешалась Зельза. – Кайтай, скажи, что ты так не думаешь. Оуэн не может быть… этим. Но где-то есть врикол, живой врикол, если, конечно, такое возможно, который говорит с Оуэном в его видениях. Что-то зовет его… может быть, им нужна его помощь.
– Один Лука знает, чем это я могу помочь твари, прокрадывающейся по ночам, и зачем она посылает мне видения рая, в котором я не могу оказаться, – сказал, глядя в землю, Оуэн. Он застонал. – Теперь мне стало хуже прежнего. Я так мечтал увидеть ту страну… а оказалось, это всего лишь наваждение, и ничего подобного наверняка нет на свете.
– Теперь я думаю, что страна, которую ты видел, и вправду существует, – возразила ему Зельза. – Дайте подумать… Кайтай, прекрати на минутку перебирать свои магические четки. Представь: Мирдин Велис был там, в нашем видении, – как один из тех, кого мы наблюдали, – и, кроме того, он говорил с нами. А то место, куда мы должны доставить его череп, – оно тоже там.
– Колонна из зеленого камня… – начал Оуэн.
– Колдун вполне мог сам создать все видение, чтобы вернее заставить Оуэна послужить ему. Или он скрывает за этим что-то более важное. Сейчас нам этого не узнать. Но, во всяком случае, я не верю, что Оуэн… что-то иное, чем Оуэн.
– Я тоже, – сконфуженно отозвался Кайтай. – Я… прости, друг. Все потому, что страх перед вриколами у меня в крови.
– Я могу сказать, что выхода нет, – мрачно заключил Оуэн. – У нас только один путь. Выбора не дано. Придется идти вперед, пока мы не насадим череп проклятого колдуна на шест, на котором он желает торчать. Он обещал мне – Лука их знает, эти клятвы чародеев, – освободить меня от видений. Однако, Зельза, кажется, ты это уже сделала. Я не чувствую прежней тяги к тому месту… А ведь Мирдин Велис пообещал мне, что так и будет. Послушайте: я дал слово волшебнику, а он – мне. И я не боюсь его… – Тут губы Оуэна тронула усмешка. – Нет, все-таки боюсь, но я не нарушу слова. Выполню то, что обещал. Я поставлю череп, куда он просит.
– Я вспомнил еще кое о чем, – заговорил Кайтай, не отрывая глаз от огня. – Он пообещал избавить нас от Гончего Пса, который едва не прикончил нас обоих. И он сделал это. Если же мы нарушим слово, тот Гончий может снова оказаться на нашем пути, и тогда уже ничто нас не спасет. Верно, Оуэн, – выбора у нас нет.
– А я не могу без Оуэна, – тихо сказала Зельза, – и поэтому у меня тоже нет выбора.
Оуэн посмотрел ей в глаза. Он был в смятении. Образ Ринели, женщины из грез, заметно потускнел для него. Теперь он уже не считал Ринель реальной женщиной. Она сделалась призраком… а там, где Зельза, была теплота и жизнь.
Оуэн все смотрел на нее, и Зельза вдруг опустила глаза. Впервые за все время она не захотела выдержать его взгляда – внезапно осознал Оуэн.
– С тобой что-то произошло, или это я стал другим? – тихо спросил он.
– Ты соединил с ней свою душу в видении, – ответил за нее Кайтай, – а она ведьма, хотя и не злая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23