..
ЭМИЛИЯ. Вы хотите потребовать моего ареста?
ГРЕГОР. Пока нет. У нас еще есть выход.
Стук в дверь.
КОЛЕНАТЫЙ. Войдите!
ГОРНИЧНАЯ. (просовывает голову). Двое каких-то господ ищут барона Гаука.
ГАУК. Простите, кого? Меня? Не пойду! Я... ради бога... прошу вас... Устройте как-нибудь....
ВИТЕК. Я поговорю с ними. (Выходит.)
КОЛЕНАТЫЙ. (подходит к Кристине). Не плачь, Кристинка, не плачь. Мне так жалко...
ГАУК. Ого, какая хорошенькая! Дайте-ка посмонтреть. Не извольте плакать, мадемуазель!
ГРЕГОР. (подходит близко к Эмилии. Тихо). Внизу ждет машина. Вы поедете со мной за границу или...
ЭМИЛИЯ. Ха-ха, ты на это рассчитывал?
ГРЕГОР. Или я, или полиция. Поедешь?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ВИТЕК. (возвращается). Господина Гаука ждет... врач... и еще один господин. Пришли за ним -- проводить его домой.
ГАУК. Видели? Хи-хи. Вот я и попался. Будьте добнры, попросите их немного подождать.
ВИТЕК. Да я уже просил.
ГРЕГОР. Господа! Ввиду того, что мадемуазель Марти не намерена дать нам объяснения, будем действовать решительно: сами осмотрим ее стол и чемоданы.
КОЛЕНАТЫЙ. Ого! Мы не имеем права, Грегор. Посягательство на частную собственность и всякое такое...
ГРЕГОР. Что ж, вызвать полицию?
КОЛЕНАТЫЙ. Я умываю руки.
ГАУК. Но позвольте, господин Грегор. Я, как джентльнмен...
ГРЕГОР. Сударь, вас за дверями ждут доктор и сынщик. Позвать их?
ПРУС. Делайте... с этой женщиной... что хотите.
ГРЕГОР. Ладно. Начнем. (Идет к письменному столу.)
ЭМИЛИЯ. Назад! (Открывает ящик туалетного стонлика.) Посмей только!
КОЛЕНАТЫЙ. (бросается к ней). Ай-аяй-яй, маденмуазель! (Вырывает у нее револьвер.)
ГРЕГОР. (не оборачиваясь, открывает ящик стола). Хотела стрелять, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Да, он заряжен. Оставим это, Грегор. Я вызову полицию, ладно?
ГРЕГОР. Не надо. Сами разберемся. (Осматривает ящики.) Пока побеседуйте...
ЭМИЛИЯ. (подбегает к Гауку). Макси, ты позвонляешь это? Cаspita! Y usted quiere pasar por cabaнllero?[22]
ГАУК. Cielo de mм.[23] Что же я могу сделать?
ЭМИЛИЯ. (Коленатому). Доктор, вы честный ченловек...
КОЛЕНАТЫЙ. Крайне сожалею, мадемуазель, но вы заблуждаетесь. Я карманник и международный вор. Собственно говоря, я... Арсен Люпен.[24]
ЭМИЛИЯ. (Прусу). А вы, Прус? Ведь вы джентльнмен. Вы не позволите...
ПРУС. Попрошу вас не говорить со мною.
КРИСТИНА. (с рыданием). Как мерзко вы с ней понступаете! Оставьте ее в покое.
КОЛЕНАТЫЙ. Я то же самое говорю, девочка. Мы действуем нагло. На редкость нагло.
ГРЕГОР. (вываливает на стол кучу бумаг). Вот как, мадемуазель? Вы, оказывается, возите с собой целый арнхив. (Идет в спальню.)
КОЛЕНАТЫЙ. Будто специально для вас, Витек. Прямо деликатесы, а не документы. Может быть, раснсортируете по годам?
ЭМИЛИЯ. Посмейте только читать их!
КОЛЕНАТЫЙ. Милостивая государыня, убедительно прошу вас оставаться на месте. В противном случае я буду вынужден применить насилие, в нарушение
параграфа девяносто первого уголовного уложения.
ЭМИЛИЯ. И это говорите вы, адвокат?!
КОЛЕНАТЫЙ. Видите ли, я вошел во вкус. Очевидно, у меня врожденная склонность к преступлениям. Подлинное призвание иногда познается лишь к старости.
Пауза.
ВИТЕК. Разрешите осведомиться, мадемуазель Mapти: куда вы поедете гастролировать?
Молчание.
ГАУК. Mon dieu, je suis dиsole... dиsole.[25]
ВИТЕК. А... читали вы рецензии о себе?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ВИТЕК. (достает из кармана вырезки). Восторженные рецензии, мадемуазель. Вот, например: "Голос изумительной яркости и силы, необыкновенная полнота вернхов, совершенное владение своими вокальными средстнвами". Дальше: "Исключительный драматизм игры... невиданное сценическое мастерство... явление единственное в истории нашей оперы и, видимо, оперного искусства вообще". В истории, мадемуазель, обратите вниманние!
КРИСТИНА. Так оно и есть.
ГРЕГОР. (возвращается из спальни с охапкой бумаг). Вот, доктор. Пока -это все. (Бросает бумаги на стол.) Беритесь за дело.
КОЛЕНАТЫЙ. С удовольствием. (Нюхает бумаги.) Какая пылища, мадемуазель. Витек, это пыль веков.
ГРЕГОР. Кроме того, нашлась печать с инициалами Э. М., оттиск которой есть па заявление Эллен Мак-Грегор.
ПРУС. (встает). Покажите.
КОЛЕНАТЫЙ. (над бумагами). Господи боже! Винтек, здесь есть бумаги, датированные тысяча шестьсот третьим годом.
ПРУС. (возвращая печать). Это печать Элины Макропулос. (Садится.)
КОЛЕНАТЫЙ. Чего-чего только нет...
ГАУК. Ох, боже мой...
ГРЕГОР. Вам не знаком этот медальон, господин Гаук? По-моему, на нем ваш достопочтенный бывший герб.
ГАУК. (рассматривая медальон). Да... так и есть... я его сам подарил ей.
ГРЕГОР. Когда?
ГАУК. Ну, тогда... в Испании... пятьдесят лет назад.
ГРЕГОР. Кому?
ГАУК. Ей, лично ей, Евгении Монтес... понимаете?
КОЛЕНАТЫЙ. (роясь в бумагах). Тут что-то по-испански. Можете прочесть?
ГАУК. О, конечно. Позвольте-ка. Хи-хи, Евгения, это из Мадрида.
КОЛЕНАТЫЙ. Что это такое?
ГАУК. Полицейское предписание о немедленном вынезде... за нарушение общественного порядка... Ramera Gitana que se llama Eugиnia Montez.[26] Хи-хи! Я знаю: это из-за той драки, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Виноват. (Разбирает бумаги.) Занграничный паспорт на имя Эльзы Мюллер; семьдесят девятый год... Свидетельство о смерти... Эллен Мак-Грегор, тысяча восемьсот тридцать шестой год. Так, так. Все вперемешку. Подождите, мадемуазель, мы рассорнтируем по фамилиям. Екатерина Мышкина -это еще кто такая?
ВИТЕК. Екатерина Мышкина была русская певица, в сороковых годах.
КОЛЕНАТЫЙ. Вы все знаете, дорогой мой.
ГРЕГОР. Любопытно, что инициалы всегда "Э. М".
КОЛЕНАТЫЙ. Мадемуазель, видимо, коллекционинрует документы с этими инициалами. Особое пристранстие, а? Ого, "твой Пепи"! Это, безусловно, ваш предок, Прус. Прочитать? "Meine liebste, liebste Ellian".[27]
ПРУС. Может быть, Элина, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Нет, нет, Эллен. И на конверте -- Эллен Мак-Грегор. Вена, Императорская опера. Погодите, Грегор, Эллен еще придет к финишу первой. "Meine liebste, liebste Ellian"...
ЭМИЛИЯ. (встает). Погодите! Дальше не читайте. Это мои письма.
КОЛЕНАТЫЙ. Что ж поделаешь, если они оказанлись такими интересными и для нас.
ЭМИЛИЯ. Не читайте. Я расскажу все сама. Все, о чем вы спросите.
КОЛЕНАТЫЙ. Правда?
ЭМИЛИЯ. Клянусь!
КОЛЕНАТЫЙ. (складывает бумаги). В таком случае, тысяча извинений, мадемуазель, за то, что нам приншлось принудить вас к этому.
ЭМИЛИЯ. Вы будете судить меня?
КОЛЕНАТЫЙ. Боже упаси. Вполне дружеский разнговор.
ЭМИЛИЯ. Но я хочу, чтобы вы меня судили.
КОЛЕНАТЫЙ. Ах, так? Постараемся, в пределах наших возможностей. Итак -пожалуйста.
ЭМИЛИЯ. Нет, все должно быть, как в суде. Крест и все прочее.
КОЛЕНАТЫЙ. А, вы правы. Еще что?
ЭМИЛИЯ. Но сперва пустите меня поесть и принвести себя в порядок. Не могу же я предстать перед сундом в неглиже.
КОЛЕНАТЫЙ. Совершенно верно. Все должно иметь надлежащий, солидный вид.
ГРЕГОР. Комедия!
КОЛЕНАТЫЙ. Тс-с-с! Не дискредитируйте акт пранвосудия. Обвиняемая, вам предоставляется десять минут на одевание. Довольно этого?
ЭМИЛИЯ. Да вы в своем уме? Дайте хоть час.
КОЛЕНАТЫЙ. Полчаса на подготовку и обдумыванние, после чего вы предстанете перед судом. Ступайте. Мы пришлем вам горничную.
ЭМИЛИЯ. Спасибо. (Уходит в спальню.)
ПРУС. Пойду к Янеку.
КОЛЕНАТЫЙ. Только возвращайтесь через полчаса.
ГРЕГОР. Не могли бы вы хоть сейчас быть немного серьезней, доктор?
КОЛЕНАТЫЙ. Тс-с-с, я страшно серьезен, Грегор. Я знаю, как на нее воздействовать. Это истеричка. Витек!
ВИТЕК. Что угодно?
КОЛЕНАТЫЙ. Сбегайте в ближайшее похоронное бюро. Пусть пришлют сюда распятие, свечи и черное покрывало. Потом -- Библию и прочую бутафорию. Скорей!
ВИТЕК. Слушаюсь.
КОЛЕНАТЫЙ. И раздобудьте где-нибудь череп.
ВИТЕК. Человеческий?
КОЛЕНАТЫЙ. Человеческий или коровий -- это все равно. Лишь бы у нас был символ смерти.
Занавес
Эпилог
Та же комната, обставленная как зал суда. Столы, диван, стулья покрыты черным сукном. На большом столе налево крест, Библия, горящая свеча и череп. За столом председатель суда Коленатый и секретарь
ВИТЕК. Прокурор Грeгор за столиком в середине. На диване--присяжные: Прус, Гаук и Кринстина. Налево свободный стул.
КОЛЕНАТЫЙ. Ей пора уже явиться.
ВИТЕК. Не приняла ли она, не дай бог, какой-нинбудь яд?
ГРЕГОР. Вздор! Она слишком любит себя.
КОЛЕНАТЫЙ. Введите подсудимую.
Витек стучится в спальню и входит.
ПРУС. Не могли бы вы избавить меня от этого фарнса, доктор?
КОЛЕНАТЫЙ. Нет, вы должны быть присяжным.
КРИСТИНА. (всхлипывает). Это... похоже... на понхороны.
КОЛЕНАТЫЙ. Не плакать, девочка. Мир мертвым.
Витек вводит Эмилию в роскошном туалете, с бутылкой и стаканом в руке.
Отведите подсудимую на ее место.
ВИТЕК. Позвольте сообщить: подсудимая пила виски.
КОЛЕНАТЫЙ. Она пьяна?
ВИТЕК. Очень.
ЭМИЛИЯ. (опираясь на стену). Оставьте меня. Это только... для храбрости. Пить хочется...
КОЛЕНАТЫЙ. Отнимите у нее бутылку.
ЭМИЛИЯ. (прижимая бутылку к груди). Ну нет, не дам! А то отвечать не стану. Ха-ха-ха, вы похожи на факельщиков. Вот потеха! Ха-ха-ха-ха-ха, погляди, Бертик! Theotokos,[28] я помру со смеху.
КОЛЕНАТЫЙ. (строго). Подсудимая, ведите себя пристойно.
ЭМИЛИЯ. (смущена). Вы хотите меня напугать да? Бертик, ведь это все шутка, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Отвечайте только на вопросы суда. Ваше место вон там. Можете сесть. Прошу прокурора огласить обвинительное заключение.
ЭМИЛИЯ. (тревожно). Я должна присягнуть?
КОЛЕНАТЫЙ. Обвиняемые не приносят присяги.
ГРЕГОР. Подсудимая Эмилия Марти, певица, обвинняется перед богом и людьми в том, что с корыстной целью совершила мошенничество и подделку докуменнтов, обманула доверие и попрала всякую порядочность. Виновна перед самой жизнью, извергнута из рядов ченловеческих и предана высшему суду.
КОЛЕНАТЫЙ. У кого есть замечания? Ни у кого? Приступаем к допросу. Обвиняемая, встаньте. Ваше имя?
ЭМИЛИЯ. (встает). Мое?
КОЛЕНАТЫЙ. Ну конечно, ваше, ваше! Как вас зовут?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
КОЛЕНАТЫЙ. (присвистнув). Ка-ак?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
КОЛЕНАТЫЙ. Где родились?
ЭМИЛИЯ. На Крите.
КОЛЕНАТЫЙ. Когда?
ЭМИЛИЯ. Когда?
КОЛЕНАТЫЙ. Сколько вам лет?
ЭМИЛИЯ. А как вы думаете?
КОЛЕНАТЫЙ. Лет тридцать, а?
ВИТЕК. Нет, больше.
КРИСТИНА. За сорок!
ЭМИЛИЯ. (высовывает ей язык). Девчонка!
КОЛЕНАТЫЙ. Ведите себя пристойно, обвиняемая.
ЭМИЛИЯ. Разве я выгляжу такой старухой?
КОЛЕНАТЫЙ. Боже упаси. Итак, год рождения?
ЭМИЛИЯ. Тысяча пятьсот восемьдесят пятый.
КОЛЕНАТЫЙ. (вскакивает). Ка-какой?
ЭМИЛИЯ. Тысяча пятьсот восемьдесят пятый.
КОЛЕНАТЫЙ. (садится). Восемьдесят пятый год. Значит, вам сейчас тридцать семь лет, не так ли?
ЭМИЛИЯ. Триста тридцать семь.
КОЛЕНАТЫЙ. Настоятельно предлагаю вам отвенчать серьезно. Назовите ваш возраст.
ЭМИЛИЯ. Триста тридцать семь лет.
КОЛЕНАТЫЙ. Это переходит все границы! А кто был ваш отец?
ЭМИЛИЯ. Иеронимус Макропулос, лейб-медик имнператора Рудольфа Второго.[29]
КОЛЕНАТЫЙ. Тысяча чертей! Я с ней больше не разговариваю.
ПРУС. Как ваше настоящее имя?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
ПРУС. Любовница Иозефа Пруса Элина Макропунлос -- из вашего рода?
ЭМИЛИЯ. Это я сама.
ПРУС. То есть как?
ЭМИЛИЯ. Я жила с Пепи Прусом. От него у меня -- тот Грегор.
ГРЕГОР. А Эллен Мак-Грегор?
ЭМИЛИЯ. Это я.
ГРЕГОР. Вы в своем уме?
ЭМИЛИЯ. Я твоя прапрабабушка; Ферди был моим сыном, понимаешь?
ГРЕГОР. Какой Ферди?
ЭМИЛИЯ. Да Фердинанд Грегор. В метрике он занписан, как Фердинанд Макропулос, потому что... там мне пришлось назвать свое настоящее имя.
КОЛЕНАТЫЙ. Безусловно. Так когда же вы родинлись?
ЭМИЛИЯ. В тысяча пятьсот восемьдесят пятом году. Christos Soter,[30] отвяжитесь наконец от меня с этим вонпросом.
ГАУК. Но... прошу прощения... ведь вы Евгения Монтес?
ЭМИЛИЯ. Я была ею, Макс, была. Но в то время мне было только двести девяносто лет. Была я и Екатериной Мышкиной, и Эльзой Мюллер, и еще бог весть кем. Вы поймите, не может же один человек жить триста лет!
КОЛЕНАТЫЙ. Особенно певица.
ЭМИЛИЯ. Я думаю!
Пауза.
ВИТЕК. Значит, вы жили также в восемнадцатом веке?
ЭМИЛИЯ. Ну конечно.
ВИТЕК. И лично знали... Дантона?
ЭМИЛИЯ. Знала. Отвратительный субъект.
ПРУС. А откуда вам известно содержание запечантанного завещания?
ЭМИЛИЯ. Пепи показал мне его, прежде чем запенчатать. Он хотел, чтобы я потом рассказала о завещании этому дурачку Ферди Грегору.
ГРЕГОР. Почему же вы не сказали?
ЭМИЛИЯ. На кой черт мне было заботиться о своих детях.
ГАУК. Ай, ай, что вы говорите!
ЭМИЛИЯ. Я, голубчик, давно уже не дама.
ВИТЕК. Много у вас было детой?
ЭМИЛИЯ. Человек двадцать. Иной раз, знаете, не убережешься... Никто не хочет выпить? Матерь божия, до чего горло пересохло! Умираю от жажды. (Опусканется на стул.)
ПРУС. Стало быть, письма за подписью "Э. М." писали вы?
ЭМИЛИЯ. Я... Знаешь что? Отдай их мне. Я люблю их иногда перечитывать. Похабство, да?
ПРУС. Вы писали их, как Элина Макропулос или как Эллен Мак-Грегор?
ЭМИЛИЯ. Это все равно. Пепи знал, кто я. Ему я все рассказала, его я любила.
ГАУК. (встает в волнении). Евгения!
ЭМИЛИЯ. Молчи, Макс: тебя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
ЭМИЛИЯ. Вы хотите потребовать моего ареста?
ГРЕГОР. Пока нет. У нас еще есть выход.
Стук в дверь.
КОЛЕНАТЫЙ. Войдите!
ГОРНИЧНАЯ. (просовывает голову). Двое каких-то господ ищут барона Гаука.
ГАУК. Простите, кого? Меня? Не пойду! Я... ради бога... прошу вас... Устройте как-нибудь....
ВИТЕК. Я поговорю с ними. (Выходит.)
КОЛЕНАТЫЙ. (подходит к Кристине). Не плачь, Кристинка, не плачь. Мне так жалко...
ГАУК. Ого, какая хорошенькая! Дайте-ка посмонтреть. Не извольте плакать, мадемуазель!
ГРЕГОР. (подходит близко к Эмилии. Тихо). Внизу ждет машина. Вы поедете со мной за границу или...
ЭМИЛИЯ. Ха-ха, ты на это рассчитывал?
ГРЕГОР. Или я, или полиция. Поедешь?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ВИТЕК. (возвращается). Господина Гаука ждет... врач... и еще один господин. Пришли за ним -- проводить его домой.
ГАУК. Видели? Хи-хи. Вот я и попался. Будьте добнры, попросите их немного подождать.
ВИТЕК. Да я уже просил.
ГРЕГОР. Господа! Ввиду того, что мадемуазель Марти не намерена дать нам объяснения, будем действовать решительно: сами осмотрим ее стол и чемоданы.
КОЛЕНАТЫЙ. Ого! Мы не имеем права, Грегор. Посягательство на частную собственность и всякое такое...
ГРЕГОР. Что ж, вызвать полицию?
КОЛЕНАТЫЙ. Я умываю руки.
ГАУК. Но позвольте, господин Грегор. Я, как джентльнмен...
ГРЕГОР. Сударь, вас за дверями ждут доктор и сынщик. Позвать их?
ПРУС. Делайте... с этой женщиной... что хотите.
ГРЕГОР. Ладно. Начнем. (Идет к письменному столу.)
ЭМИЛИЯ. Назад! (Открывает ящик туалетного стонлика.) Посмей только!
КОЛЕНАТЫЙ. (бросается к ней). Ай-аяй-яй, маденмуазель! (Вырывает у нее револьвер.)
ГРЕГОР. (не оборачиваясь, открывает ящик стола). Хотела стрелять, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Да, он заряжен. Оставим это, Грегор. Я вызову полицию, ладно?
ГРЕГОР. Не надо. Сами разберемся. (Осматривает ящики.) Пока побеседуйте...
ЭМИЛИЯ. (подбегает к Гауку). Макси, ты позвонляешь это? Cаspita! Y usted quiere pasar por cabaнllero?[22]
ГАУК. Cielo de mм.[23] Что же я могу сделать?
ЭМИЛИЯ. (Коленатому). Доктор, вы честный ченловек...
КОЛЕНАТЫЙ. Крайне сожалею, мадемуазель, но вы заблуждаетесь. Я карманник и международный вор. Собственно говоря, я... Арсен Люпен.[24]
ЭМИЛИЯ. (Прусу). А вы, Прус? Ведь вы джентльнмен. Вы не позволите...
ПРУС. Попрошу вас не говорить со мною.
КРИСТИНА. (с рыданием). Как мерзко вы с ней понступаете! Оставьте ее в покое.
КОЛЕНАТЫЙ. Я то же самое говорю, девочка. Мы действуем нагло. На редкость нагло.
ГРЕГОР. (вываливает на стол кучу бумаг). Вот как, мадемуазель? Вы, оказывается, возите с собой целый арнхив. (Идет в спальню.)
КОЛЕНАТЫЙ. Будто специально для вас, Витек. Прямо деликатесы, а не документы. Может быть, раснсортируете по годам?
ЭМИЛИЯ. Посмейте только читать их!
КОЛЕНАТЫЙ. Милостивая государыня, убедительно прошу вас оставаться на месте. В противном случае я буду вынужден применить насилие, в нарушение
параграфа девяносто первого уголовного уложения.
ЭМИЛИЯ. И это говорите вы, адвокат?!
КОЛЕНАТЫЙ. Видите ли, я вошел во вкус. Очевидно, у меня врожденная склонность к преступлениям. Подлинное призвание иногда познается лишь к старости.
Пауза.
ВИТЕК. Разрешите осведомиться, мадемуазель Mapти: куда вы поедете гастролировать?
Молчание.
ГАУК. Mon dieu, je suis dиsole... dиsole.[25]
ВИТЕК. А... читали вы рецензии о себе?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ВИТЕК. (достает из кармана вырезки). Восторженные рецензии, мадемуазель. Вот, например: "Голос изумительной яркости и силы, необыкновенная полнота вернхов, совершенное владение своими вокальными средстнвами". Дальше: "Исключительный драматизм игры... невиданное сценическое мастерство... явление единственное в истории нашей оперы и, видимо, оперного искусства вообще". В истории, мадемуазель, обратите вниманние!
КРИСТИНА. Так оно и есть.
ГРЕГОР. (возвращается из спальни с охапкой бумаг). Вот, доктор. Пока -это все. (Бросает бумаги на стол.) Беритесь за дело.
КОЛЕНАТЫЙ. С удовольствием. (Нюхает бумаги.) Какая пылища, мадемуазель. Витек, это пыль веков.
ГРЕГОР. Кроме того, нашлась печать с инициалами Э. М., оттиск которой есть па заявление Эллен Мак-Грегор.
ПРУС. (встает). Покажите.
КОЛЕНАТЫЙ. (над бумагами). Господи боже! Винтек, здесь есть бумаги, датированные тысяча шестьсот третьим годом.
ПРУС. (возвращая печать). Это печать Элины Макропулос. (Садится.)
КОЛЕНАТЫЙ. Чего-чего только нет...
ГАУК. Ох, боже мой...
ГРЕГОР. Вам не знаком этот медальон, господин Гаук? По-моему, на нем ваш достопочтенный бывший герб.
ГАУК. (рассматривая медальон). Да... так и есть... я его сам подарил ей.
ГРЕГОР. Когда?
ГАУК. Ну, тогда... в Испании... пятьдесят лет назад.
ГРЕГОР. Кому?
ГАУК. Ей, лично ей, Евгении Монтес... понимаете?
КОЛЕНАТЫЙ. (роясь в бумагах). Тут что-то по-испански. Можете прочесть?
ГАУК. О, конечно. Позвольте-ка. Хи-хи, Евгения, это из Мадрида.
КОЛЕНАТЫЙ. Что это такое?
ГАУК. Полицейское предписание о немедленном вынезде... за нарушение общественного порядка... Ramera Gitana que se llama Eugиnia Montez.[26] Хи-хи! Я знаю: это из-за той драки, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Виноват. (Разбирает бумаги.) Занграничный паспорт на имя Эльзы Мюллер; семьдесят девятый год... Свидетельство о смерти... Эллен Мак-Грегор, тысяча восемьсот тридцать шестой год. Так, так. Все вперемешку. Подождите, мадемуазель, мы рассорнтируем по фамилиям. Екатерина Мышкина -это еще кто такая?
ВИТЕК. Екатерина Мышкина была русская певица, в сороковых годах.
КОЛЕНАТЫЙ. Вы все знаете, дорогой мой.
ГРЕГОР. Любопытно, что инициалы всегда "Э. М".
КОЛЕНАТЫЙ. Мадемуазель, видимо, коллекционинрует документы с этими инициалами. Особое пристранстие, а? Ого, "твой Пепи"! Это, безусловно, ваш предок, Прус. Прочитать? "Meine liebste, liebste Ellian".[27]
ПРУС. Может быть, Элина, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Нет, нет, Эллен. И на конверте -- Эллен Мак-Грегор. Вена, Императорская опера. Погодите, Грегор, Эллен еще придет к финишу первой. "Meine liebste, liebste Ellian"...
ЭМИЛИЯ. (встает). Погодите! Дальше не читайте. Это мои письма.
КОЛЕНАТЫЙ. Что ж поделаешь, если они оказанлись такими интересными и для нас.
ЭМИЛИЯ. Не читайте. Я расскажу все сама. Все, о чем вы спросите.
КОЛЕНАТЫЙ. Правда?
ЭМИЛИЯ. Клянусь!
КОЛЕНАТЫЙ. (складывает бумаги). В таком случае, тысяча извинений, мадемуазель, за то, что нам приншлось принудить вас к этому.
ЭМИЛИЯ. Вы будете судить меня?
КОЛЕНАТЫЙ. Боже упаси. Вполне дружеский разнговор.
ЭМИЛИЯ. Но я хочу, чтобы вы меня судили.
КОЛЕНАТЫЙ. Ах, так? Постараемся, в пределах наших возможностей. Итак -пожалуйста.
ЭМИЛИЯ. Нет, все должно быть, как в суде. Крест и все прочее.
КОЛЕНАТЫЙ. А, вы правы. Еще что?
ЭМИЛИЯ. Но сперва пустите меня поесть и принвести себя в порядок. Не могу же я предстать перед сундом в неглиже.
КОЛЕНАТЫЙ. Совершенно верно. Все должно иметь надлежащий, солидный вид.
ГРЕГОР. Комедия!
КОЛЕНАТЫЙ. Тс-с-с! Не дискредитируйте акт пранвосудия. Обвиняемая, вам предоставляется десять минут на одевание. Довольно этого?
ЭМИЛИЯ. Да вы в своем уме? Дайте хоть час.
КОЛЕНАТЫЙ. Полчаса на подготовку и обдумыванние, после чего вы предстанете перед судом. Ступайте. Мы пришлем вам горничную.
ЭМИЛИЯ. Спасибо. (Уходит в спальню.)
ПРУС. Пойду к Янеку.
КОЛЕНАТЫЙ. Только возвращайтесь через полчаса.
ГРЕГОР. Не могли бы вы хоть сейчас быть немного серьезней, доктор?
КОЛЕНАТЫЙ. Тс-с-с, я страшно серьезен, Грегор. Я знаю, как на нее воздействовать. Это истеричка. Витек!
ВИТЕК. Что угодно?
КОЛЕНАТЫЙ. Сбегайте в ближайшее похоронное бюро. Пусть пришлют сюда распятие, свечи и черное покрывало. Потом -- Библию и прочую бутафорию. Скорей!
ВИТЕК. Слушаюсь.
КОЛЕНАТЫЙ. И раздобудьте где-нибудь череп.
ВИТЕК. Человеческий?
КОЛЕНАТЫЙ. Человеческий или коровий -- это все равно. Лишь бы у нас был символ смерти.
Занавес
Эпилог
Та же комната, обставленная как зал суда. Столы, диван, стулья покрыты черным сукном. На большом столе налево крест, Библия, горящая свеча и череп. За столом председатель суда Коленатый и секретарь
ВИТЕК. Прокурор Грeгор за столиком в середине. На диване--присяжные: Прус, Гаук и Кринстина. Налево свободный стул.
КОЛЕНАТЫЙ. Ей пора уже явиться.
ВИТЕК. Не приняла ли она, не дай бог, какой-нинбудь яд?
ГРЕГОР. Вздор! Она слишком любит себя.
КОЛЕНАТЫЙ. Введите подсудимую.
Витек стучится в спальню и входит.
ПРУС. Не могли бы вы избавить меня от этого фарнса, доктор?
КОЛЕНАТЫЙ. Нет, вы должны быть присяжным.
КРИСТИНА. (всхлипывает). Это... похоже... на понхороны.
КОЛЕНАТЫЙ. Не плакать, девочка. Мир мертвым.
Витек вводит Эмилию в роскошном туалете, с бутылкой и стаканом в руке.
Отведите подсудимую на ее место.
ВИТЕК. Позвольте сообщить: подсудимая пила виски.
КОЛЕНАТЫЙ. Она пьяна?
ВИТЕК. Очень.
ЭМИЛИЯ. (опираясь на стену). Оставьте меня. Это только... для храбрости. Пить хочется...
КОЛЕНАТЫЙ. Отнимите у нее бутылку.
ЭМИЛИЯ. (прижимая бутылку к груди). Ну нет, не дам! А то отвечать не стану. Ха-ха-ха, вы похожи на факельщиков. Вот потеха! Ха-ха-ха-ха-ха, погляди, Бертик! Theotokos,[28] я помру со смеху.
КОЛЕНАТЫЙ. (строго). Подсудимая, ведите себя пристойно.
ЭМИЛИЯ. (смущена). Вы хотите меня напугать да? Бертик, ведь это все шутка, а?
КОЛЕНАТЫЙ. Отвечайте только на вопросы суда. Ваше место вон там. Можете сесть. Прошу прокурора огласить обвинительное заключение.
ЭМИЛИЯ. (тревожно). Я должна присягнуть?
КОЛЕНАТЫЙ. Обвиняемые не приносят присяги.
ГРЕГОР. Подсудимая Эмилия Марти, певица, обвинняется перед богом и людьми в том, что с корыстной целью совершила мошенничество и подделку докуменнтов, обманула доверие и попрала всякую порядочность. Виновна перед самой жизнью, извергнута из рядов ченловеческих и предана высшему суду.
КОЛЕНАТЫЙ. У кого есть замечания? Ни у кого? Приступаем к допросу. Обвиняемая, встаньте. Ваше имя?
ЭМИЛИЯ. (встает). Мое?
КОЛЕНАТЫЙ. Ну конечно, ваше, ваше! Как вас зовут?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
КОЛЕНАТЫЙ. (присвистнув). Ка-ак?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
КОЛЕНАТЫЙ. Где родились?
ЭМИЛИЯ. На Крите.
КОЛЕНАТЫЙ. Когда?
ЭМИЛИЯ. Когда?
КОЛЕНАТЫЙ. Сколько вам лет?
ЭМИЛИЯ. А как вы думаете?
КОЛЕНАТЫЙ. Лет тридцать, а?
ВИТЕК. Нет, больше.
КРИСТИНА. За сорок!
ЭМИЛИЯ. (высовывает ей язык). Девчонка!
КОЛЕНАТЫЙ. Ведите себя пристойно, обвиняемая.
ЭМИЛИЯ. Разве я выгляжу такой старухой?
КОЛЕНАТЫЙ. Боже упаси. Итак, год рождения?
ЭМИЛИЯ. Тысяча пятьсот восемьдесят пятый.
КОЛЕНАТЫЙ. (вскакивает). Ка-какой?
ЭМИЛИЯ. Тысяча пятьсот восемьдесят пятый.
КОЛЕНАТЫЙ. (садится). Восемьдесят пятый год. Значит, вам сейчас тридцать семь лет, не так ли?
ЭМИЛИЯ. Триста тридцать семь.
КОЛЕНАТЫЙ. Настоятельно предлагаю вам отвенчать серьезно. Назовите ваш возраст.
ЭМИЛИЯ. Триста тридцать семь лет.
КОЛЕНАТЫЙ. Это переходит все границы! А кто был ваш отец?
ЭМИЛИЯ. Иеронимус Макропулос, лейб-медик имнператора Рудольфа Второго.[29]
КОЛЕНАТЫЙ. Тысяча чертей! Я с ней больше не разговариваю.
ПРУС. Как ваше настоящее имя?
ЭМИЛИЯ. Элина Макропулос.
ПРУС. Любовница Иозефа Пруса Элина Макропунлос -- из вашего рода?
ЭМИЛИЯ. Это я сама.
ПРУС. То есть как?
ЭМИЛИЯ. Я жила с Пепи Прусом. От него у меня -- тот Грегор.
ГРЕГОР. А Эллен Мак-Грегор?
ЭМИЛИЯ. Это я.
ГРЕГОР. Вы в своем уме?
ЭМИЛИЯ. Я твоя прапрабабушка; Ферди был моим сыном, понимаешь?
ГРЕГОР. Какой Ферди?
ЭМИЛИЯ. Да Фердинанд Грегор. В метрике он занписан, как Фердинанд Макропулос, потому что... там мне пришлось назвать свое настоящее имя.
КОЛЕНАТЫЙ. Безусловно. Так когда же вы родинлись?
ЭМИЛИЯ. В тысяча пятьсот восемьдесят пятом году. Christos Soter,[30] отвяжитесь наконец от меня с этим вонпросом.
ГАУК. Но... прошу прощения... ведь вы Евгения Монтес?
ЭМИЛИЯ. Я была ею, Макс, была. Но в то время мне было только двести девяносто лет. Была я и Екатериной Мышкиной, и Эльзой Мюллер, и еще бог весть кем. Вы поймите, не может же один человек жить триста лет!
КОЛЕНАТЫЙ. Особенно певица.
ЭМИЛИЯ. Я думаю!
Пауза.
ВИТЕК. Значит, вы жили также в восемнадцатом веке?
ЭМИЛИЯ. Ну конечно.
ВИТЕК. И лично знали... Дантона?
ЭМИЛИЯ. Знала. Отвратительный субъект.
ПРУС. А откуда вам известно содержание запечантанного завещания?
ЭМИЛИЯ. Пепи показал мне его, прежде чем запенчатать. Он хотел, чтобы я потом рассказала о завещании этому дурачку Ферди Грегору.
ГРЕГОР. Почему же вы не сказали?
ЭМИЛИЯ. На кой черт мне было заботиться о своих детях.
ГАУК. Ай, ай, что вы говорите!
ЭМИЛИЯ. Я, голубчик, давно уже не дама.
ВИТЕК. Много у вас было детой?
ЭМИЛИЯ. Человек двадцать. Иной раз, знаете, не убережешься... Никто не хочет выпить? Матерь божия, до чего горло пересохло! Умираю от жажды. (Опусканется на стул.)
ПРУС. Стало быть, письма за подписью "Э. М." писали вы?
ЭМИЛИЯ. Я... Знаешь что? Отдай их мне. Я люблю их иногда перечитывать. Похабство, да?
ПРУС. Вы писали их, как Элина Макропулос или как Эллен Мак-Грегор?
ЭМИЛИЯ. Это все равно. Пепи знал, кто я. Ему я все рассказала, его я любила.
ГАУК. (встает в волнении). Евгения!
ЭМИЛИЯ. Молчи, Макс: тебя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10