Для чего мы монтируем паровые котлы вместо атомных двигателей? И если вся эта затея с карбюратором не пустое надувательство, то я никак не пойму, почему пан президент не перевел нашу новую фабрику на карбюраторные двигатели? Этого не понимаю не только я, этого никто не понимает. Отчего же, господа, пан президент не доверяет своим карбюраторам настолько, чтоб установить их на наших собственных заводах? Это весьма неудачная реклама для наших карбюраторов, господа, если сам производитель не может или не желает их использовать! Убедительно прошу уважаемое собрание обратиться к пану Бонди за разъяснением. Я лично уже составил собственное мнение на сей счет. Я кончил, господа.
Доктор Губка решительно сел, победоносно высморкавшись.
Члены правления смущенно молчали; обвинение доктора Губки было слишком недвусмысленно. Президент Бонди не поднимал глаз от своих бумаг; ни один мускул не дрогнул на его лице.
— М-да, — миролюбиво начал старый Розенталь, нарушая молчание, — но ведь пан президент сам все объяснит. Ну, разумеется, все объяснится, господа. Я думаю… м-м-да… конечно, все уладится в лучшем виде. Господни доктор Губка, безусловно, кое в чем… м-м-да… принимая во внимание, да, принимая во внимание его соображения… само собой…
Президент Бонди поднял, наконец, глаза.
— Господа, — тихо проговорил он, — я предложил нам положительные отзывы наших инженеров о карбюраторе. И в действительности все обстоит так, как было доложено специалистами, — именно так, а не иначе. Карбюратор не надувательство. В испытательных целях мы сконструировали десять таких моторов. Все работают безупречно. Вот доказательства: карбюратор номер один приводит в движение нагнетательный насос на Сазаве; машина работает бесперебойно вот уже две недели. Номер два — землечерпалка на Верхней Влтаве работает отлично. Номер три — в экспериментальной лаборатории Брненского политехнического института. Номер четыре — поврежден при транспортировке. Номер пять — освещает Градец Кралове. Все это карбюраторы десятикилограммового типа… Номер шесть — на мельнице в Сланом. Номер семь — установлен для центрального отопления блока домов в Новом Месте. Владелец блока — присутствующий здесь заводчик Ма-хат. Прошу, пан Махат!
При этом возгласе пожилой господин вздрогнул, словно очнувшись от сна.
— А?
— Я спрашиваю, как функционирует ваше новое центральное отопление?
— Что такое? Отопление?
— В вашем новом блоке , — спокойно подсказал пану Махату президент Бондн.
— В каком блоке?
— В ваших новых домах…
— В моих домах? Но у меня нет никаких домов…
— Но, но, но, — вмешался господин Розенталь. — Вы же строили в прошлом году новые дома.
— Я? — удивился Махат. — Да, да, вы правы, строил, только я, знаете ли, эти дома теперь раздарил. Видите ли, я их раздал.
Президент Бонди повнимательнее вгляделся в члена правления заводов МЕАС пана Махата.
— Кому вы раздали их, Махат?
Щеки Махата слегка порозовели.
— Ну, бедным людям, знаете ли. Я поселил там бедных людей. Я… я, то есть я пришел к такому убеждению и… словом, бедным людям… вы меня поняли?
Пан Бонди, не спуская с Махата глаз, допрашивал его с пристрастием судебного следователя.
— Отчего вы так поступили, пан Махат?
— Я… я как-то не мог поступить иначе, — смутился Махат. — Меня вдруг осенило. И мы все должны сделаться святыми, не так ли?
Президент нервно барабанил пальцами по столу.
— А ваши родственники, семья?
Махат широко расплылся в довольной улыбке.
— О, мы все заодно, понимаете? Эти бедные люди такие трогательные! Среди них есть и увечные — моя дочь ухаживает за ними, знаете ли. Мы все так переменились!
Г. X. Бонди прикрыл глаза. Дочь Махата, Элен, белокурая Элен, наследница семидесяти миллионов, прислуживает увечным! Элен, которая могла, должна была, почти уже стала госпожой Бонди! Бонди кусал губы; вот тебе и на, ничего не скажешь!
— Пан Махат, — сдавленным голосом проговорил он, — я хотел только узнать, как у вас работает новый карбюратор.
— Ах, превосходно! Во всех, домах так прекрасно, так тепло! Словно там топят бесконечной любовью! Слушайте! — вдохновенно продолжал Махат. — Кто бы туда ни ступил — сразу делается иным человеком. Там будто в раю. Мы словно переселились на небо — все до единого. Ах, придите к нам, люди добрые!
— Теперь вы убедились, господа, — стараясь казаться невозмутимым, обратился к присутствующим президент Бонди, — что карбюраторы работают превосходно, как я вам и обещал. Я прошу вас отказаться от дальнейших расспросов.
— Мы желаем знать только одно, — воскликнул охваченный боевым задором доктор Губка, — отчего в таком случае мы сами не строим новых фабрик с карбюраторным двигателем? Почему мы должны расходовать дорогой уголь, коли другим поставляем атомную энергию? Намерен ли президент Бонди раскрыть нам свои карты.
— Не намерен, — отрезал Бонди, — у нас будут топить углем. В силу причин, мне известных, на нашем производстве карбюраторный двигатель использован не будет; И довольно, господа! Я расцениваю ваше согласие как проявление доверия.
— Если бы вы все, — промолвил пан Махат, — испытали, сколь прекрасно состояние святости! От души советую вам, господа: раздайте все, что имеете. Станьте неимущими и святыми! Бегите мамоны и поклоняйтесь богу единому, неделимому.
— Ну, ну, ну, — усмирил пана Махата господин Розенталь. — Пан Махат, вы такой милый, такой достойный человек… Пан Бонди, вы знаете, как я доверяю вам, и знаете что? Пошлите мне один карбюратор для моего центрального отопления! Я испробую эту штуку, господа, почему бы нет, а? Какие тут могут быть разговоры? Договорились, пан Бонди?
— Все мы братья во Христе, — не умолкал сияющий Махат. — Передадим фабрики неимущим, господа! Вношу предложение переименовать МЕАС в общину «Смиренных сердец». Мы будем тем семенем, из которого произрастет древо веры, согласны? Наступит царство божье на земле…
— Прошу слова! — вскричал доктор Губка.
— Ну, по рукам, пан Бонди? — добивался своего старый Розенталь. — Вы же видите, я всецело на вашей стороне. Значит, вы одолжите мне один карбюратор, пан Бонди!
— Ибо сам бог грядет на землю, — страстно возвещал Махат. — Вы слышите заповедь его: станьте как святые и неимущие; откройте сердца ваши вечному; будьте совершенны в любви своей. Знаете, господа…
— Прошу слова! — хрипел доктор Губка.
— Тихо! — перекрывая гвалт, крикнул президент Бонди: бледный, с горящим взором, он вырос над ними, расправив могучие плечи шестипудового мужчины. — Господа, если вам не нравится фабрика карбюраторов, я беру ее под собственный единоличный контроль. Я оплачу вам все затраты — все, до последнего геллера. Я организую свое собственное предприятие, господа. Мое почтенье!
— Но я протестую, — взвизгнул доктор Губка. — Мы все протестуем! Мы не продадим производство карбюраторов! Такой редкий товар, господа! Мы никому не позволим одурачить нас, господа. Отказаться от такого прибыльного дела — нет уж, извините!
Президент Бонди позвонил в колокольчик.
— Друзья мои, — угрюмо вымолвил он, — на сегодня довольно споров. Мне кажется, коллега Махат… несколько… гм-гм… того… нездоров. Что же касается карбюраторов, то я вам гарантирую сто пятьдесят процентов дивидендов. Предлагаю прекратить прения.
Доктор Губка потребовал слова.
— Предлагаю, господа, чтобы каждый член правления получил по одному карбюратору — на пробу, так сказать.
Президент Бонди обвел взглядом присутствующих: в лице его что-то дрогнуло, он хотел было возразить, но только пожал плечами и процедил сквозь зубы:
— Согласен.
7. Go on
— Как наши дела в Лондоне?
— Акции МЕАС — вчера тысяча четыреста семьдесят: позавчера — семьсот двадцать.
— Прекрасно.
— Инженер Марек утвержден почетным членом семидесяти научных обществ, Наверняка получит Нобелевскую премию.
— Прекрасно.
— Колоссальное количество заказов из Германии. Свыше пяти тысяч карбюраторов.
— Гм…
— Из Японии — девятьсот заказов. — Посмотрим!
— В Чехии интерес незначительный. Всего три предложения.
— Гм, этого следовало ожидать. Не те масштабы, знаете ли!
— Россия просит двести штук разом.
— Прекрасно. Итого?
— Тринадцать тысяч заказов.
— Прекрасно. Как продвигается строительство?
— Цех атомных автомобилей подводят под крышу. Секция атомных самолетов приступит к работе до конца следующей недели. Закладывается фундамент завода атомных локомотивов. Один цех корабельных реакторов уже действует.
— Минуту. Внедрите в обиход следующие названия: атомобиль, атом-мотор, атомовоз, понимаете? Как у Кролмуса дела с атомными орудиями?
— Кролмус уже конструирует модель в Пльзене. Наша атомная повозка наездила на брюссельском автодроме тридцать тысяч километров; скорость — двести семьдесят километров в час. На полкилограммовые атом-моторы за последние два дня нами получено семьдесят тысяч заявок. — Вы только что утверждали, что в итоге у нас тринадцать тысяч заявок.
— Тринадцать тысяч заявок на устойчивые атомные котлы. Восемь тысяч — на тепловые карбюраторы для центральных отопительных систем. Около десяти тысяч на автомобили. Шестьсот двадцать — на атомолеты. Атомолет нашей марки «А7» проделал беспосадочный полет Прага — Мельбурн в Австралии; состояние пассажиров и экипажа нормальное; вот депеша.
Президент Бонди гордо выпрямился.
— Однако, милейший, все идет превосходно!
— На сельскохозяйственные машины — пять тысяч заявок. На микромоторы — двадцать две тысячи заявок. На атомнасосы — сто пятьдесят заявок. На атомпрессы — три; атомпечей высоких температур запрошено двенадцать. Атомных радиотелеграфных станций — семьдесят пять; атомовозов — сто десять, преимуществ венно для России. Мы открыли сорок восемь агентств в различных столицах мира. Американский Steel Trust , берлинская AEG , итальянский Фиат, Маннесман , Крезо и шведские сталелитейные заводы предлагают объединиться. Концерн Круппа приобретает наши акции, невзирая на высокие цены.
— Как дела с выпуском новых акций?
— Условия приобретения пересматривались тридцать пять раз. Печать пророчит двести процентов супердивидентов. Кстати, газеты ни о чем другом не пишут; социальная политика, спорт, достижения науки и техники — все сведено к одному карбюратору. Какой-то немецкий корреспондент переслал нам семь тонн вырезок; француз — четыре центнера; англичанин — целый вагон. Специальная научная литература по данному вопросу, издание которой планируется в этом году, потребует приблизительно шестидесяти тонн бумаги. Англо-японская война прекращена вследствие падения общественного интереса к ней. В одной только Англии осталось без работы девятьсот тысяч шахтеров. В бельгийском угольном бассейне вспыхнуло восстание — что-то около четырех тысяч убитых; больше половины мировых шахт законсервированы. Пенсильванские предприниматели уничтожили запасы нефти на складах. Пожар еще продолжается.
— Пожар продолжается, — мечтательно повторил президент Бонди. — Пожар продолжается. Мы победили, о господи!
— Президент Угольной компании покончил жизнь самоубийством. На бирже — чистое безумие. В Берлине нынче с утра наши акции стоят выше восьми тысяч. Совет Министров заседает непрерывно; министры намерены объявить чрезвычайное положение. Это не открытие, не изобретение, пан президент, — это революция.
Президент Бонди и генеральный директор МEAC молча посмотрели друг на друга. Ни один из них не был поэтом, но в эту минуту души их пели и ликовали.
Генеральный директор придвинул свой стул поближе к Бонди и произнес вполголоса:
— Пан президент, Розенталь лишился рассудка.
— Розенталь? — опешил Г. X. Бонди. Директор подтвердил печальную новость.
— Стал ортодоксом, носится с талмудистской мистикой и кабалой. Десять миллионов пожертвовал сионистам. А недавно в пух и прах рассорился с доктором Губкой. Вы слышали, Губка перешел в общину «Чешских братьев» ?
— И Губка!
— Да. По-моему, члены нашего правления заразились от коллеги Махата. Вы не присутствовали на последнем заседании, пан президент. Но это было невыносимо — они до самого утра вели религиозный диспут. Губка настаивал, чтобы мы передали заводы в руки рабочих. К счастью, уважаемые господа забыли поставить вопрос на голосование. Все были словно помешанные.
Президент Бонди грыз ногти.
— Что же нам теперь с ними делать, господин директор?
— Гм, тут ничего не поделаешь. Психоз, характерный для нашего времени. Даже в печати намекают на это. Но пока что тема карбюраторов вытеснила, эту проблему. Невиданная вспышка религиозного фанатизма, Очевидно, какой-то вирус действует на психику или что-то вроде того. На днях я встретил доктора Губку, он проповедовал, обращаясь к толпе людей, собравшейся перед Живнобанком, что-то насчет озарения души и приуготовання к пришествию бога. Срам, да и только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Доктор Губка решительно сел, победоносно высморкавшись.
Члены правления смущенно молчали; обвинение доктора Губки было слишком недвусмысленно. Президент Бонди не поднимал глаз от своих бумаг; ни один мускул не дрогнул на его лице.
— М-да, — миролюбиво начал старый Розенталь, нарушая молчание, — но ведь пан президент сам все объяснит. Ну, разумеется, все объяснится, господа. Я думаю… м-м-да… конечно, все уладится в лучшем виде. Господни доктор Губка, безусловно, кое в чем… м-м-да… принимая во внимание, да, принимая во внимание его соображения… само собой…
Президент Бонди поднял, наконец, глаза.
— Господа, — тихо проговорил он, — я предложил нам положительные отзывы наших инженеров о карбюраторе. И в действительности все обстоит так, как было доложено специалистами, — именно так, а не иначе. Карбюратор не надувательство. В испытательных целях мы сконструировали десять таких моторов. Все работают безупречно. Вот доказательства: карбюратор номер один приводит в движение нагнетательный насос на Сазаве; машина работает бесперебойно вот уже две недели. Номер два — землечерпалка на Верхней Влтаве работает отлично. Номер три — в экспериментальной лаборатории Брненского политехнического института. Номер четыре — поврежден при транспортировке. Номер пять — освещает Градец Кралове. Все это карбюраторы десятикилограммового типа… Номер шесть — на мельнице в Сланом. Номер семь — установлен для центрального отопления блока домов в Новом Месте. Владелец блока — присутствующий здесь заводчик Ма-хат. Прошу, пан Махат!
При этом возгласе пожилой господин вздрогнул, словно очнувшись от сна.
— А?
— Я спрашиваю, как функционирует ваше новое центральное отопление?
— Что такое? Отопление?
— В вашем новом блоке , — спокойно подсказал пану Махату президент Бондн.
— В каком блоке?
— В ваших новых домах…
— В моих домах? Но у меня нет никаких домов…
— Но, но, но, — вмешался господин Розенталь. — Вы же строили в прошлом году новые дома.
— Я? — удивился Махат. — Да, да, вы правы, строил, только я, знаете ли, эти дома теперь раздарил. Видите ли, я их раздал.
Президент Бонди повнимательнее вгляделся в члена правления заводов МЕАС пана Махата.
— Кому вы раздали их, Махат?
Щеки Махата слегка порозовели.
— Ну, бедным людям, знаете ли. Я поселил там бедных людей. Я… я, то есть я пришел к такому убеждению и… словом, бедным людям… вы меня поняли?
Пан Бонди, не спуская с Махата глаз, допрашивал его с пристрастием судебного следователя.
— Отчего вы так поступили, пан Махат?
— Я… я как-то не мог поступить иначе, — смутился Махат. — Меня вдруг осенило. И мы все должны сделаться святыми, не так ли?
Президент нервно барабанил пальцами по столу.
— А ваши родственники, семья?
Махат широко расплылся в довольной улыбке.
— О, мы все заодно, понимаете? Эти бедные люди такие трогательные! Среди них есть и увечные — моя дочь ухаживает за ними, знаете ли. Мы все так переменились!
Г. X. Бонди прикрыл глаза. Дочь Махата, Элен, белокурая Элен, наследница семидесяти миллионов, прислуживает увечным! Элен, которая могла, должна была, почти уже стала госпожой Бонди! Бонди кусал губы; вот тебе и на, ничего не скажешь!
— Пан Махат, — сдавленным голосом проговорил он, — я хотел только узнать, как у вас работает новый карбюратор.
— Ах, превосходно! Во всех, домах так прекрасно, так тепло! Словно там топят бесконечной любовью! Слушайте! — вдохновенно продолжал Махат. — Кто бы туда ни ступил — сразу делается иным человеком. Там будто в раю. Мы словно переселились на небо — все до единого. Ах, придите к нам, люди добрые!
— Теперь вы убедились, господа, — стараясь казаться невозмутимым, обратился к присутствующим президент Бонди, — что карбюраторы работают превосходно, как я вам и обещал. Я прошу вас отказаться от дальнейших расспросов.
— Мы желаем знать только одно, — воскликнул охваченный боевым задором доктор Губка, — отчего в таком случае мы сами не строим новых фабрик с карбюраторным двигателем? Почему мы должны расходовать дорогой уголь, коли другим поставляем атомную энергию? Намерен ли президент Бонди раскрыть нам свои карты.
— Не намерен, — отрезал Бонди, — у нас будут топить углем. В силу причин, мне известных, на нашем производстве карбюраторный двигатель использован не будет; И довольно, господа! Я расцениваю ваше согласие как проявление доверия.
— Если бы вы все, — промолвил пан Махат, — испытали, сколь прекрасно состояние святости! От души советую вам, господа: раздайте все, что имеете. Станьте неимущими и святыми! Бегите мамоны и поклоняйтесь богу единому, неделимому.
— Ну, ну, ну, — усмирил пана Махата господин Розенталь. — Пан Махат, вы такой милый, такой достойный человек… Пан Бонди, вы знаете, как я доверяю вам, и знаете что? Пошлите мне один карбюратор для моего центрального отопления! Я испробую эту штуку, господа, почему бы нет, а? Какие тут могут быть разговоры? Договорились, пан Бонди?
— Все мы братья во Христе, — не умолкал сияющий Махат. — Передадим фабрики неимущим, господа! Вношу предложение переименовать МЕАС в общину «Смиренных сердец». Мы будем тем семенем, из которого произрастет древо веры, согласны? Наступит царство божье на земле…
— Прошу слова! — вскричал доктор Губка.
— Ну, по рукам, пан Бонди? — добивался своего старый Розенталь. — Вы же видите, я всецело на вашей стороне. Значит, вы одолжите мне один карбюратор, пан Бонди!
— Ибо сам бог грядет на землю, — страстно возвещал Махат. — Вы слышите заповедь его: станьте как святые и неимущие; откройте сердца ваши вечному; будьте совершенны в любви своей. Знаете, господа…
— Прошу слова! — хрипел доктор Губка.
— Тихо! — перекрывая гвалт, крикнул президент Бонди: бледный, с горящим взором, он вырос над ними, расправив могучие плечи шестипудового мужчины. — Господа, если вам не нравится фабрика карбюраторов, я беру ее под собственный единоличный контроль. Я оплачу вам все затраты — все, до последнего геллера. Я организую свое собственное предприятие, господа. Мое почтенье!
— Но я протестую, — взвизгнул доктор Губка. — Мы все протестуем! Мы не продадим производство карбюраторов! Такой редкий товар, господа! Мы никому не позволим одурачить нас, господа. Отказаться от такого прибыльного дела — нет уж, извините!
Президент Бонди позвонил в колокольчик.
— Друзья мои, — угрюмо вымолвил он, — на сегодня довольно споров. Мне кажется, коллега Махат… несколько… гм-гм… того… нездоров. Что же касается карбюраторов, то я вам гарантирую сто пятьдесят процентов дивидендов. Предлагаю прекратить прения.
Доктор Губка потребовал слова.
— Предлагаю, господа, чтобы каждый член правления получил по одному карбюратору — на пробу, так сказать.
Президент Бонди обвел взглядом присутствующих: в лице его что-то дрогнуло, он хотел было возразить, но только пожал плечами и процедил сквозь зубы:
— Согласен.
7. Go on
— Как наши дела в Лондоне?
— Акции МЕАС — вчера тысяча четыреста семьдесят: позавчера — семьсот двадцать.
— Прекрасно.
— Инженер Марек утвержден почетным членом семидесяти научных обществ, Наверняка получит Нобелевскую премию.
— Прекрасно.
— Колоссальное количество заказов из Германии. Свыше пяти тысяч карбюраторов.
— Гм…
— Из Японии — девятьсот заказов. — Посмотрим!
— В Чехии интерес незначительный. Всего три предложения.
— Гм, этого следовало ожидать. Не те масштабы, знаете ли!
— Россия просит двести штук разом.
— Прекрасно. Итого?
— Тринадцать тысяч заказов.
— Прекрасно. Как продвигается строительство?
— Цех атомных автомобилей подводят под крышу. Секция атомных самолетов приступит к работе до конца следующей недели. Закладывается фундамент завода атомных локомотивов. Один цех корабельных реакторов уже действует.
— Минуту. Внедрите в обиход следующие названия: атомобиль, атом-мотор, атомовоз, понимаете? Как у Кролмуса дела с атомными орудиями?
— Кролмус уже конструирует модель в Пльзене. Наша атомная повозка наездила на брюссельском автодроме тридцать тысяч километров; скорость — двести семьдесят километров в час. На полкилограммовые атом-моторы за последние два дня нами получено семьдесят тысяч заявок. — Вы только что утверждали, что в итоге у нас тринадцать тысяч заявок.
— Тринадцать тысяч заявок на устойчивые атомные котлы. Восемь тысяч — на тепловые карбюраторы для центральных отопительных систем. Около десяти тысяч на автомобили. Шестьсот двадцать — на атомолеты. Атомолет нашей марки «А7» проделал беспосадочный полет Прага — Мельбурн в Австралии; состояние пассажиров и экипажа нормальное; вот депеша.
Президент Бонди гордо выпрямился.
— Однако, милейший, все идет превосходно!
— На сельскохозяйственные машины — пять тысяч заявок. На микромоторы — двадцать две тысячи заявок. На атомнасосы — сто пятьдесят заявок. На атомпрессы — три; атомпечей высоких температур запрошено двенадцать. Атомных радиотелеграфных станций — семьдесят пять; атомовозов — сто десять, преимуществ венно для России. Мы открыли сорок восемь агентств в различных столицах мира. Американский Steel Trust , берлинская AEG , итальянский Фиат, Маннесман , Крезо и шведские сталелитейные заводы предлагают объединиться. Концерн Круппа приобретает наши акции, невзирая на высокие цены.
— Как дела с выпуском новых акций?
— Условия приобретения пересматривались тридцать пять раз. Печать пророчит двести процентов супердивидентов. Кстати, газеты ни о чем другом не пишут; социальная политика, спорт, достижения науки и техники — все сведено к одному карбюратору. Какой-то немецкий корреспондент переслал нам семь тонн вырезок; француз — четыре центнера; англичанин — целый вагон. Специальная научная литература по данному вопросу, издание которой планируется в этом году, потребует приблизительно шестидесяти тонн бумаги. Англо-японская война прекращена вследствие падения общественного интереса к ней. В одной только Англии осталось без работы девятьсот тысяч шахтеров. В бельгийском угольном бассейне вспыхнуло восстание — что-то около четырех тысяч убитых; больше половины мировых шахт законсервированы. Пенсильванские предприниматели уничтожили запасы нефти на складах. Пожар еще продолжается.
— Пожар продолжается, — мечтательно повторил президент Бонди. — Пожар продолжается. Мы победили, о господи!
— Президент Угольной компании покончил жизнь самоубийством. На бирже — чистое безумие. В Берлине нынче с утра наши акции стоят выше восьми тысяч. Совет Министров заседает непрерывно; министры намерены объявить чрезвычайное положение. Это не открытие, не изобретение, пан президент, — это революция.
Президент Бонди и генеральный директор МEAC молча посмотрели друг на друга. Ни один из них не был поэтом, но в эту минуту души их пели и ликовали.
Генеральный директор придвинул свой стул поближе к Бонди и произнес вполголоса:
— Пан президент, Розенталь лишился рассудка.
— Розенталь? — опешил Г. X. Бонди. Директор подтвердил печальную новость.
— Стал ортодоксом, носится с талмудистской мистикой и кабалой. Десять миллионов пожертвовал сионистам. А недавно в пух и прах рассорился с доктором Губкой. Вы слышали, Губка перешел в общину «Чешских братьев» ?
— И Губка!
— Да. По-моему, члены нашего правления заразились от коллеги Махата. Вы не присутствовали на последнем заседании, пан президент. Но это было невыносимо — они до самого утра вели религиозный диспут. Губка настаивал, чтобы мы передали заводы в руки рабочих. К счастью, уважаемые господа забыли поставить вопрос на голосование. Все были словно помешанные.
Президент Бонди грыз ногти.
— Что же нам теперь с ними делать, господин директор?
— Гм, тут ничего не поделаешь. Психоз, характерный для нашего времени. Даже в печати намекают на это. Но пока что тема карбюраторов вытеснила, эту проблему. Невиданная вспышка религиозного фанатизма, Очевидно, какой-то вирус действует на психику или что-то вроде того. На днях я встретил доктора Губку, он проповедовал, обращаясь к толпе людей, собравшейся перед Живнобанком, что-то насчет озарения души и приуготовання к пришествию бога. Срам, да и только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22