Я уже упоминал о том, что некоторые видения были довольно реалистичны. Так однажды я видел город, и какой город! Весь устремленный в небо и ослепительно белый. Но на красивых ли— цах людей лежала печать божественной мудрости, и потому они были задумчивы и печальны. В великолепном городе ощущалась атмосфера взаимной неприязни и порочности, свойственная всем большим городам. Я думаю, впервые она возникла в Вавилоне и исчезнет только вместе с мегаполисами.
Однако здешняя атмосфера имела одну особенность: в ней присутствовало нечто такое, что не поддается объяснению. Не знаю, как это лучше выразить словами, пожалуй, слово «дека— данс» находится по значению ближе всего. Я стоял у подножия колоссального сооружения. Откуда-то доносился слабый шум ра— ботающих машин, но, несмотря ни на что, я знал, что город умирает.
Возможно, оттого, что стены зданий, смотрящие на север, местами обросли зеленым мхом. Возможно, оттого, что сквозь щели мраморного тротуара упрямо тянулись вверх лезвия моло— дой травы. А возможно, дело было в самих жителях-размеренной манере поведения и в грустном выражении их бледных лиц. Что-то подсказывало мне, что город обречен и передо мною вы— мирающая раса.
Когда я попытался пересказать воспоминание де Нанту, слу— чилась странная вещь. Как всегда, я споткнулся на деталях: было на удивление трудно загонять эти видения из бездонных глубин Вечности в жесткие рамки слов. Они постоянно расплы— вались и все время норовили ускользнуть из памяти. Вот и на этот раз я забыл, название города.
— Похоже на… — я замялся, подыскивая нужное слово. — Термис, а может быть, Термопил….
— Термополис! — нетерпеливо выкрикнул де Нант. — Город Предела.
Я уставился на него, пораженный.
— Точно! Но вы-то откуда знаете? — Я был уверен, что во время сна не произнес ни слова.
В выцветших глазах старика загорелся хитрый огонек.
— Знаю, — тихо сказал он. — Знаю.
И больше ничего.
Мне кажется, однажды я снова видел этот город. Я шел по выгоревшей безлесной равнине. Она ничем не напоминала ту хо— лодную серую пустыню, где мы брели вдвоем с какой-то женщи— ной, скорее это был один из засушливых, бесплодных'регионов Земли. Над горизонтом на западе висел огромный неподвижный красный диск остывшего Солнца. Где-то в глубине сознания я понимал, что гигантские приливы вызвали постепенное замедле— ние вращения Земли вокруг оси, пока она окончательно не ос— тановилась, а день и ночь не прекратили свою бесконечную по— гоню друг за другом вокруг планеты. Холод обжигал легкие. Я и шестеро моих товарищей с трудом продвигались вперед, сбив— шись в тесную кучку, словно делясь друг с другом теплом сво— их полуобнаженных тел. Наши ноги были, как жерди, ребра тор— чали, у всех впалая грудь и огромные светящиеся глаза. И су— щество рядом со мной вновь было женщиной, имевшей едва уло— вимое сходство с Ивонной. Я также был не совсем Джек Андерс. однако какая-то часть моего теперешнего «я» сохранилась в варварском мозгу этого дикаря.
За холмом волновалось море маслянистой жидкости. Мы вска— рабкались по склону к вершине и встали в круг. И вдруг я по— нял, что когда-то в бесконечно далеком прошлом на месте этой груды песка стоял большой город. Несколько уродливых камен— ных блоков, громоздясь друг на друга, увенчивали вершину холма, а поодаль одиноко возвышался фрагмент разрушенной стены высотой в четыре или пять человеческих ростов. Умираю— щее Солнце отбрасывало на изможденных людей свои слабые лу— чи. Вождь сделал какой-то знак, и в холодном воздухе раздал— ся его мрачный голос. Это не был английский язык, но я пони— мал все до последнего слова:
— Великие боги, что возложили камни на камни, мертвы. Но горе тому, кто не склонится к руинам их храма.
Я отчетливо воспринимал глубокий смысл происходящего: это было заклинание, магический ритуал, цель которого — защитить нас от духов, затаившихся среди развалин, развалин того са— мого города, потроенного нашими предками за тысячи поколений до нас.
Проходя мимо стены, я на мгновение обернулся и успел за— метить, как за угол метнулось нечто черное, отдаленно напо— минающее резиновый коврик у входной двери. Я придвинулся ближе к женщине, идущей рядом, и вслед за остальными мы спустились к морю утолить жажду. Да, именно к морю, посколь— ку с тех пор, как Земля остановила свое вращение, нарушился круговорот воды и на ее поверхность не пролилось ни капли дождя. Все живое скучилось у кромки вечного моря, и выжил тот, кто приспособился пить его горький рассол.
Я больше не оглядывался на холм, под которым был погребен Термополис — город Предела. Но я уже знал, что какая-та час— тица Джека Андерса, волей случая вновь появившаяся на свет, уже была — или еще будет — какя разница, если время движется по кругу? — свидетелем агонии человеческой расы.
Лишь в первых числах декабря я наконец натолкнулся на воспоминание, которое могло продвинуть нас на пути к успеху. Воспоминание было простое и очень приятное: я увидел себя и Ивонну в саду одного из старых домов Нью-Орлеана, выстроен— ного в континентальном стиле с обязательным двориком перед фасадом.
Мы сидели на каменной скамейке под олеандром. Я нежно об— нял ее рукой за талию и прошептал:
— Ивонна, ты счастлива?
Она подняла на меня свои печальные глаза и, улыбнувшись, ответила:
— Так же счастлива, как всегда.
И тогда я поцеловал ее.
Вот и все, но это имело большое значение. Более того — это имело огромное значение, и прежде всего потому, что это воспоминание никоим образом не могло принадлежать к моему прошлому. Видите ли, я никогда прежде не сидел рядом с Ивон— ной в благоухающей ароматами цветов старой части Нового Ор— леана, и я никогда не целовал ее до нашей встречи здесь, в Нью-Йорке.
Услышав мой рассказ, Аврор де Нант просиял.
— Вот видишь! — торжествовал он. — А ты не верил! Только что ты вспоминал будущее! Не свое, разумеется, а того, дру— гого Джека Андерса, который умер триллионы и квадриллионы лет назад.
— Нам-то что за польза от этого? — все еще недоверчиво спросил я.
— Терпение, мой друг, терпение. Скоро мы непременно узна— ем то, что хотим.
И мы узнали через неделю. Это воспоминание было удиви— тельно ярким, отчетливым и знакомым до мельчайших деталей. Я никогда не забуду этот день. Было восьмое декабря 1929 года. Все утро я провел, бесцельно слоняясь по конторе в ожидании клиентов. Из головы никак не выходили картины последнего воспоминания. Наконец, махнув на все рукой и наскоро переку— сив, я помчался к де Нанту. Как обычно, Ивонна оставила нас наедине.
Я уже говорил, что это воспоминание — или сон — было чрезвычайно отчетливым и ярким. Я увидел себя сидящим за столом в конторе компании, в той самой конторе, что я так редко удостаивал своим посещением в последнее время.
Другой агент, по фамилии Саммерс, склонился над моим пле— чом.
Мы занимались самым обычным делом — просматривали вечер— ние газеты в поисках биржевых новостей. Газетные строчки на белом полотне бумаги смотрелись четко, как настоящие. Я мельком взглянул на дату — четверг, 27 апреля 1930 годапочти через пять месяцев в будущем!
Похоже, я ничуть не удивился — ведь во сне этот день и был для меня настоящим. Я просто скользнул взглядом по пе— речню заключенных накануне торговых сделок. Перед глазами мелькали цифры и знакомые названия: Телефонная компания — 210 и три четверти, Ю. С. Стил-161, Парамаунт-68 и одна вто— рая.
Ткнув пальцем в слово «Стил», я через плечо бросил Сам— мерсу:
— Я купил эти акции за семьдесят два, а сегодня продал их все до единой вместе с другими. Думаю, лучше выйти из игры, пока не грянул новый кризис.
— Везет тебе! — вздохнул он. — Покупаешь в разгар де— кабрьского спада, а продаешь сейчас. Чертовски жаль, что у меня самого нет капитала! — Он помолчал. — Чем думаешь за— няться? Останешься в компании?
— Нет. На жизнь нам теперь хватит. Вложу деньги в госу— дарственные бумаги, и будем жить на проценты. Довольно рис— ка, надо уметь вовремя остановиться.
— Вот повезло-то! — Он снова вздохнул. — Жить будешь в Нью-Йорке?
— Поживу какое-то время, пока не найду надежного помеще— ния капитала. Мы с Ивонной думаем провести следующую зиму в Новом Орлеане. — Я помолчал немного. — Ей тоже здорово дос— талось в последнее время. А вообще я рад, что все так удачно обернулось.
— Еще бы! Да на твоем месте любой обрадовался бы ничуть не меньше, — сказал Саммерс и в который уже раз: — Везет же людям!
Когда я рассказал увиденное де Нанту, он до того развол— новался, что даже закричал:
— Наконец-то! Покупаем! Завтра же покупаем! Двадцать седьмого апреля все продадим и сразу же — в Новый Орлеан!
Разумеется, я был возбужден не меньше его.
— Черт возьми! — воскликнул я. — Похоже, игра стоила свеч! Так и сделаем! — И вдруг отчаянная мысль: — Сделаем? А деньги где взять? На моем банковском счету не больше ста долларов. А у вас…
Старик даже застонал.
— У меня ничего нет, — сказал он, сразу пав духом. — Одна ежегодная рента, а под нее ссуду не выдают. — И снова луч надежды: — А что, если обратиться в банк?
Я не мог удержаться от смеха, хотя в нем было больше го— речи, чем удивления наивности профессора.
— Ни один банк не даст ссуду под эту байку. В наше смут— ное время они и самому Рокфеллеру не дадут ни цента для бир— жевых спекуляций иначе как под солидное обеспечение. Выхода нет, все кончено.
Лицо профессора побледнело, в глазах застыло отчаянье.
— Конечно, — мрачно отозвался он. И вдруг снова этот бе— зумный блеск: — Нет, не кончено! — завопил он. — Как я сразу не догадался! Ведь ты вспомнил то, что уже произошло! А раз ты вспомнил, что продал акции, значит, мы их все-таки купи— ли, значит, выход все-таки есть?
Я воззрился на него в полном молчании. Внезапно мой мозг озарила невероятная, сумасшедшая мысль. Тот, другой Джек Ан— дерс — призрачная тень; затерянный где-то во времени за квадриллионы лет в прошлом — или будущем? — он, быть может, сейчас тоже наблюдает за мной, Джеком Андерсом нашего цикла Вечности. Или только собирается наблюдать, а возможно, уже закончил свои наблюдения?
Как и я, он, может быть, тоже сейчас ломает голову в по— исках выхода из создавшегося положения. Оба мы пристально разглядываем друг друга, и ни один не знает ответа. Слепец поводырем у слепца! Картина, была настолько нелепа, что я— не выдержал и засмеялся.
Но старик де Нант не смеялся. Я никогда прежде не замечал у человека такого отрешенного взгляда.
— Мы нашли какой-то выход, — едва слышно повторял он, — потому что ты мог вспомнить только то, что уже произошло, что уже тобою сделано. По крайней мере, выход нашли вы с Ивонной.
— Ну, это все равно, что все мы, — вяло заметил я.
— Да, да, конечно. Послушай, Джек. Я — старый Аврор де Нант, «Восход Пустоты», «Восходящий Нуль», выживший из ума старик. Не смей качать головой! — вдруг закричал он. — Я не сумасшедший! Я не сумасшедший. Просто меня не могут понять. Никто не может. Какого черта! У меня есть теория, что де— ревья, трава, люди вовсе не растут вверх. Они растут, оттал— кивая от себя землю; вот почему ты то и дело слышишь, что с каждым днем земли становится все меньше. Только ты этого не понимаешь. Ивонна и та не понимает…
Как видно, девушка стояла за дверью. Не замеченная никем, она скользнула в комнату и, быстро подойдя к отцу, мягко по— ложила ладони ему на плечи. Но взгляд ее взволнованных глаз был устремлен прямо на меня.
ГОРЬКИЙ ПЛОД
И было еще одно воспоминание. На первый взгляд, оно не относилось к делу, однако, как потом выяснилось, имело ог— ромнее значение. Это случилось на следующий вечер. За окном, укутывая землю белым покрывалом, мягко падали хлопья раннего декабрьского снега, а в квартире де Нанта из-за плохого обогрева было прохладно и вовсю гуляли сквозняки.
Я заметил, как, встречая меня в дверях и позже, когда, обняв плечи дочери, старик провожал ее из комнаты, Ивонна несколько раз зябко поежилась. Когда де Нант вернулся, в его глазах читалась явная тревога.
— Она родом из Нового Орлеана, — тихо сказал он. — Здеш— ний арктический климат погубит ее. Мы срочно должны найти какой-то выход.
Воспоминание было очень грустное. Я, Ивонна и еще некто рядом стояли у открытой могилы. Земля под ногами была мерз— лая и слегка припорошена снегом. За нами тянулись бесконеч— ные ряды крестов и памятных надгробий. Но в этом уголке кладбище, голое, неухоженное, с неосвященой землей, не про— буждало никаких возвышенных мыслей. Священник уныло бубнил: »…и ведает о сем один Господь».
Пытаясь хоть как-то успокоить Ивонну, я взял ее за руку. Она подняла на меня свои темные, полные печали глаза и про— шептала:
— Это случилось вчера, Джек. Еще вчера он говорил мне: «Следующую зиму, дочка, ты проведешь в Новом Орлеане». О Господи! Еще только вчера!
Я попытался ободряюще улыбнуться, но улыбка получилась вымученная, жалкая.
1 2 3 4