Не соскучился?
– Некогда,- сказал Костров. Он не хотел показать приятелю, что малость завидует ему, даже "ветеранству" его наигранному завидует.- Когда скучать? Страна строится... Да и вообще мир всегда лучше войны,- тут он сообразил, что повторяет слова Звягинцева, но не смутился, даже добавил твердо: - Так я думаю.
Тут как раз загудел зуммер, и мелодичный женский голос объявил сначала по-лаосски, а потом по-французски, что рейс по маршруту Москва - Вьентьян Ханой продолжается и пассажиры должны пройти к самолету.
– Ты когда обратно? - спросил Костров.
– Через две недели.
– Я тебя встречу, передам посылку для мамы.
– Договорились, Коля, - сказал Саша, обнял Кострова, важно пошагал к трапу - молодой, солидный, уверенный в себе.
И Костров подумал, что врет Саша напропалую: ни в какие бои, конечно же, он не ходил, торчал где-нибудь в гостиница читал газеты, встречался с бойцами и командирами в тылах. А вся его томная усталость - от того же мальчишества, от страстного желания произвести впечатление на друга.
Сашка остановился у трапа, обернулся, помахал рукой Кострову: мол, не тужи, брат, не боги горшки обжигают. И Костров падостно замахал в ответ...
Позже в городе он заехал в Союз молодежи Лао Хак Сат, обеседовал с секретарем о студентах, которые собирались в Советский Союз на учебу, завернул в Институт права, где и встретился с одним из них, потом вернулся домой, передал информацию в свою газету, успел забежать в ресторанчик пообедать традиционными блинчиками по-сайгонски с парой стаканов кокосового сока и, наконец, отправился за город, в деревенскую общину, где создавался новый крестьянский кооператив, репортаж из кооператива Костровым был запланирован давно, и сегодня в деревне ждали советского корреспондента.
Выбрался он оттуда только вечером, когда стемнело. Включил ближний свет, протрясся на грунтовке километра два, выехал на шоссе, пустое в этот час. Ночь в Лаосе, как и везде на юге, внезапна и беспросветна. Почти нет сумерек: темнота опускается сразу чернильная, густая, и, если небо затянуто облаками, не видно ничего, даже собственная вытянутая рука угадывается лишь смутными очертаниями. Не боясь встречных машин, Костров перевел фары на дальнее освещение, разогнался до сотни километров в час, включил радиоприемник. Городская станция передавала музыкальную программу, и Костров удобно откинулся на сиденье, чуть покачивал рулем, подпевал тягучей мелодии салавана медленного и лиричного лаосского танца.
Внезапно в свете фар - еще вдалеке, метрах в ста, - возникли две темные маленькие фигурки. Костров притормозил, сбавил скорость и, подъехав ближе, увидел двух солдат Патет-Лао с автоматами наперевес. Один из них помахал Кострову, приказывая остановиться, потом заглянул в салон, посветил фонариком:
– Документы.
Опять проверка, с досадой подумал Костров, прямо-таки шпиономания... Протянул паспорт. Один из солдат внимательно изучал его, посвечивая фонарем, а другой потребовал открыть багажник. Чертыхаясь про себя, Костров хлопнул дверцей, отпер крышку багажника. Смотреть там было не на что: запасное колесо, брезентовая сумка с инструментами, канистра с желтой раковиной "шелл" на боку. Солдат постучал по канистре, послушал звук, сказал удовлетворенно:
– Пустая.
– Не с героином же, - не преминул ввернуть Костров и вдруг услышал из темноты:
– А кто тебя знает? Вдруг ты стал контрабандистом?
Кто-то вышел на шоссе, встал в свете фар, и Костров с радостью узнал Миенга. Миенг стоял, как и тогда у витрины, засунув руки в карманы, чуть покачиваясь с носка на пятку, улыбаясь.
– Миенг! Что ты здесь делаешь?
– Разве ты не видишь? - удивился Миенг. - Мы играем в футбол.
Один из солдат хихикнул. Миенг взглянул на него, сказал строго:
– Верните товарищу паспорт. Можешь ехать, Ко-ля.
Нет, неспроста здесь Миенг со своими ребятами, что-то случилось или что-то должно случиться. У Кострова появлялся неожиданный шанс, и он не мог упустить его.
– Миенг, - сказал он просительно, - я не тороплюсь домой. Я бы остался с тобой, если ты не против.
– Я - против. Но ведь ты же со мной не согласен, да?
– Конечно, не согласен. Встретил друга и - гонишь его. Нехорошо, Миенг.
– А будет ли хорошо, если друга случайно подстрелят? Сомнений больше не осталось. Костров просунул голову в окно машины, решительно вытащил ключ зажигания.
– Напрасно ты сказал это, Миенг. Теперь я уж точно никуда не поеду.
Миенг засмеялся.
– Я тебе ничего интересного не обещаю, Ко-ля. Возможно, мы просто дождемся рассвета и уедем. Но возможно... - он не договорил, пошел в темноту, и Костров поспешил за ним, чувствуя, как незнакомый холодок стягивает что-то внутри: от страха? Нет, скорее от ожидания опасности, может быть такой же, о которой болтал сегодня Сашка, от ощущения странной значимости всего: и этой душной черной ночи, и неожиданной встречи с Миенгом, и от молчаливой сосредоточенности его солдат, и от тревожно ровного плеска волн пограничной реки Меконг - где-то внизу, под обрывом.
Пожалуй, у Кострова уже возникало подобное чувство, когда шли они с Миенгом сквозь джунгли в провинции Хуапхан, и тогда так же сжималось сердце, и только сожалел Костров, что опоздал: кончилась война до его приезда в страну, и путешествие на базу отряда было не очень опасным - разве что змеи... Впрочем, войны и сейчас не было. А змеи уж не так и пугали Кострова...
Он остановился на самом краю обрыва, над водой. Миенг протянул в темноте руку, она уперлась Кострову в живот.
– Сядь,- прошептал Миенг.
Костров послушно сел на землю, поджал по-турецки ноги. Где-то далеко закричала птица: черт ее знает какая. Снизу от воды тянуло прохладной сыростью, даже приятной в эту липкую от духоты ночь.
– Что все-таки происходит? - тоже шепотом спросил Костров.
– Ждем гостей с той стороны.
– Ждете?
– Именно ждем. Слухи, Ко-ля, слухи...
– А меня сегодня утром патруль остановил. Сказали: опять десант высадился.
– Перестраховка. На всякий случай. Они любят приходить ночью, а вчера их еще не было.
Костров понимал, что служба информации у Патет-Лао налажена достаточно хорошо, профессионально. Но не настолько же, чтобы предугадывать любой ход противника с той стороны Меконга? Выходит, настолько, раз сидят они сейчас на обрывистом берегу и, как выразился Миенг, "ждут гостей".
– Сколько у тебя солдат?
- Хватает, - сердито прошептал Миенг. - Молчи и слушай.
- А сколько гостей? - не утерпел все-таки Костров, но ответа не получил и стал слушать.
Разговаривать Миенг запретил, видеть - все равно ничего не видно, осязание и обоняние тоже вроде лишние сейчас. Только слух. Но что слушать? Костров слышал Меконг - ровный, ритмичный плеск волны у берега. Неведомая птица - он так и не научился различать птиц Лаоса даже по внешнему виду - опять кричала в лесу, перекрывая зудящий хор цикад. Ей вторил кто-то совсем уж непонятный: может быть, обезьяна, а может, еще кто... Говорили, в этих местах в Меконге водится нечто вроде знаменитого лохнесского чудища в индокитайском варианте. Говорили и о жертвах этого речного змея: о каких-то рыбаках, о крестьянине, даже о дипломате из Вьентьяна, утонувшем здесь несколько лет назад. Если всерьез поверить в существование "чудовища", то неведомый глас вполне может принадлежать ему. Тогда диверсантам лучше обождать: змей что-то разговорился, так и слопает их вместе с пирогой или на чем они там собираются форсировать реку.
Потом Костров подумал, почему у Миенга нет автомата? Да и кобуры с пистолетом на поясе Костров у него что-то не углядел. Руками он, что ли, диверсантов станет душить? Сомнительно... В боксе таких, как он, называют "мухачами" - самый наилегчайший вес. А диверсанты по логике должны быть здоровенными, да еще и вооруженными до зубов. Для встречи с ними и самому Кострову неплохо бы обзавестись каким-нибудь пистолетиком. "Смит-и-вессоном", к примеру. Или браунингом. Попросить у Миенга? Не даст, конечно. И правильно сделает. Костров даже устыдился внезапного желания. Хорош будет советский корреспондент с оружием в руках! Как это обычно формулируется: вмешательство во внутренние дела?..
Миенг дотронулся до его руки.
– Слышишь?
Все было по-прежнему: и плеск волны, и цикады, и легкий шум пальмовых листьев, только птица не кричала и "чудовище" приумолкло - устало ворчать. Никаких посторонних звуков. Тишина!
– Ничего не слышу.
– Плеск.
Костров даже голову вытянул в сторону реки: те же волны, та же дурманящая сырость. Что Миенг имеет в виду?.. И вдруг Костров уловил чуть слышные хлюпающие звуки, даже не звуки -звук: будто кто-то в середине реки опустил в воду камень. Аккуратно опустил - не бросил, и все же не бесшумно.
– Что это?
– Весло.
Миенг приложил руку ко рту, и к хору цикад добавилась еще одна - совсем рядом, потом еще и еще.
– Сиди здесь, - эти слова Костров скорее почувствовал, чем Услышал.
Миенг, согнувшись, бесшумно метнулся в сторону, пропал в темноте. Костров, обиженный, что его оставили одного и наверняка вдалеке от главных событий, снова прислушался. Плеск весла повторился, потом еще раз - уже значительно ближе. Пирога - скорее всего это была она - подходила к лаосскому берегу. Судя по всему, те, кто шел на ней, хорошо знали этот берег, помнили, что здесь обрыв, и надеялись подняться по какой-то ложбине, известной, впрочем, и солдатам Миенга. Иначе почему бы они ждали гостей здесь, а не метрах в ста отсюда?
Хлюпанье весла стало повторяться чаще, слышнее и переместилось влево, куда скрылся Миенг. Кострову очень хотелось пойти вслед за ним, но он боялся пошевелиться. Он не умеет передвигаться так же бесшумно, как Миенг, и конечно же Кострова немедленно услышат - он даже шагу сделать не успеет. Ноги его, сложенные калачиком, от непривычки стали затекать. Он осторожно вытянул ноги, вздохнул блаженно. И тут же услышал глухой стук внизу.
Кто-то снизу, из воды, сказал по-лаосски свистящим шепотом:
– Здесь.
Потом опять хлюпнула вода, словно некто тяжелый осторожно шагнул в нее, еще раз хлюпнула, кто-то закряхтел, и Кострову стало по-настоящему страшно. Миенга не было, никого из солдат Костров не слышал. Неужели он остался один?
Первым импульсом было желание бежать. Бежать к машине, на шоссе и - в город на полном газу! Но тут же он одернул себя: ты что? Слюнтяй, мальчишка! Струсил? Ты же сам хотел очутиться рядом с опасностью. Вот и дождался: опасность рядом. Враги где-то внизу, метрах в пяти. Сейчас они будут здесь.
Костров сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как вспотели ладони. Сколько там диверсантов? Судя по шуму, не более четырех-пяти. Что ж, с одним или с двумя он сумеет справиться: на его стороне преимущество неожиданности. А остальные? Да нет, вздор все это! Миенг никуда не делся, и солдаты его с ним. Они просто затаились - до поры, выжидают, чтобы ударить внезапно и точно...
Фонарей никто не зажигал: ни террористы, ни солдаты Миенга. Все так же зудели цикады, жестко шуршали листья пальм над головой, и невидимая пирога время от времени ударяла деревянным носом в каменистый берег. Костров осторожно встал и тут же похолодел от испуга: хрустнула коленка. Прислушался. Нет, никакой паники. Нервы, нервы, никто ничего не услыхал...
Снизу спросили:
– Все?
Ответа не было, но и молчание удовлетворило спросившего. Видимо, они начали подъем: затрещала ветка под ногой, посыпалась земля, кто-то поскользнулся, выругался сквозь зубы. Шум шагов удалялся куда-то влево, где предположительно был Миенг, и опять Костров подивился его предусмотрительности. Очень хотелось шагнуть все-таки, надоело стоять пнем, но он страшился выдать свое присутствие, подвести бойцов. Он стоял напряженно, слушал шаги - никогда не подозревал, что его слух может так обостриться - ждал конца. И дождался.
Первый из пришельцев ступил наверх обрыва, сказал:
– Скорее, шевелитесь.
И вдруг захрипел, забился и затих.
– Кто там? - это был второй.
Кретин! Он еще задавал вопросы...
Костров даже засмеялся про себя: как все легко получается. Ни криков, ни погони, ни выстрелов. Диверсантов взяли, как говорится, тепленькими. Второй даже не ойкнул, не успел. Больше всего Костров жалел, что не может видеть событий, разыгрывающихся в каких-нибудь десяти метрах от него. Он уже пошел было туда, как вдруг кто-то впереди крикнул бессвязно, упало что-то тяжелое и большое, раздался возглас:
– Стой!
И нечто огромное налетело на Кострова, повалило с разгону, подмяло его под себя. Костров упал на спину, невольно выбросил вперед руки, обхватил это "что-то", оказавшееся человеком. Человек рванулся из объятий Кострова, потащил его за собой. Они оба упали на мягкую землю. Костров не успел среагировать, больно ударился локтем обо что-то твердое, охнул негромко, ткнулся лицом в мокрую от пота одежду ночного "гостя". Тот не пошевелился.
Сзади вспыхнуло сразу два фонарика. Лучи их заметались по земле, скрестились, поймали Кострова.
1 2 3
– Некогда,- сказал Костров. Он не хотел показать приятелю, что малость завидует ему, даже "ветеранству" его наигранному завидует.- Когда скучать? Страна строится... Да и вообще мир всегда лучше войны,- тут он сообразил, что повторяет слова Звягинцева, но не смутился, даже добавил твердо: - Так я думаю.
Тут как раз загудел зуммер, и мелодичный женский голос объявил сначала по-лаосски, а потом по-французски, что рейс по маршруту Москва - Вьентьян Ханой продолжается и пассажиры должны пройти к самолету.
– Ты когда обратно? - спросил Костров.
– Через две недели.
– Я тебя встречу, передам посылку для мамы.
– Договорились, Коля, - сказал Саша, обнял Кострова, важно пошагал к трапу - молодой, солидный, уверенный в себе.
И Костров подумал, что врет Саша напропалую: ни в какие бои, конечно же, он не ходил, торчал где-нибудь в гостиница читал газеты, встречался с бойцами и командирами в тылах. А вся его томная усталость - от того же мальчишества, от страстного желания произвести впечатление на друга.
Сашка остановился у трапа, обернулся, помахал рукой Кострову: мол, не тужи, брат, не боги горшки обжигают. И Костров падостно замахал в ответ...
Позже в городе он заехал в Союз молодежи Лао Хак Сат, обеседовал с секретарем о студентах, которые собирались в Советский Союз на учебу, завернул в Институт права, где и встретился с одним из них, потом вернулся домой, передал информацию в свою газету, успел забежать в ресторанчик пообедать традиционными блинчиками по-сайгонски с парой стаканов кокосового сока и, наконец, отправился за город, в деревенскую общину, где создавался новый крестьянский кооператив, репортаж из кооператива Костровым был запланирован давно, и сегодня в деревне ждали советского корреспондента.
Выбрался он оттуда только вечером, когда стемнело. Включил ближний свет, протрясся на грунтовке километра два, выехал на шоссе, пустое в этот час. Ночь в Лаосе, как и везде на юге, внезапна и беспросветна. Почти нет сумерек: темнота опускается сразу чернильная, густая, и, если небо затянуто облаками, не видно ничего, даже собственная вытянутая рука угадывается лишь смутными очертаниями. Не боясь встречных машин, Костров перевел фары на дальнее освещение, разогнался до сотни километров в час, включил радиоприемник. Городская станция передавала музыкальную программу, и Костров удобно откинулся на сиденье, чуть покачивал рулем, подпевал тягучей мелодии салавана медленного и лиричного лаосского танца.
Внезапно в свете фар - еще вдалеке, метрах в ста, - возникли две темные маленькие фигурки. Костров притормозил, сбавил скорость и, подъехав ближе, увидел двух солдат Патет-Лао с автоматами наперевес. Один из них помахал Кострову, приказывая остановиться, потом заглянул в салон, посветил фонариком:
– Документы.
Опять проверка, с досадой подумал Костров, прямо-таки шпиономания... Протянул паспорт. Один из солдат внимательно изучал его, посвечивая фонарем, а другой потребовал открыть багажник. Чертыхаясь про себя, Костров хлопнул дверцей, отпер крышку багажника. Смотреть там было не на что: запасное колесо, брезентовая сумка с инструментами, канистра с желтой раковиной "шелл" на боку. Солдат постучал по канистре, послушал звук, сказал удовлетворенно:
– Пустая.
– Не с героином же, - не преминул ввернуть Костров и вдруг услышал из темноты:
– А кто тебя знает? Вдруг ты стал контрабандистом?
Кто-то вышел на шоссе, встал в свете фар, и Костров с радостью узнал Миенга. Миенг стоял, как и тогда у витрины, засунув руки в карманы, чуть покачиваясь с носка на пятку, улыбаясь.
– Миенг! Что ты здесь делаешь?
– Разве ты не видишь? - удивился Миенг. - Мы играем в футбол.
Один из солдат хихикнул. Миенг взглянул на него, сказал строго:
– Верните товарищу паспорт. Можешь ехать, Ко-ля.
Нет, неспроста здесь Миенг со своими ребятами, что-то случилось или что-то должно случиться. У Кострова появлялся неожиданный шанс, и он не мог упустить его.
– Миенг, - сказал он просительно, - я не тороплюсь домой. Я бы остался с тобой, если ты не против.
– Я - против. Но ведь ты же со мной не согласен, да?
– Конечно, не согласен. Встретил друга и - гонишь его. Нехорошо, Миенг.
– А будет ли хорошо, если друга случайно подстрелят? Сомнений больше не осталось. Костров просунул голову в окно машины, решительно вытащил ключ зажигания.
– Напрасно ты сказал это, Миенг. Теперь я уж точно никуда не поеду.
Миенг засмеялся.
– Я тебе ничего интересного не обещаю, Ко-ля. Возможно, мы просто дождемся рассвета и уедем. Но возможно... - он не договорил, пошел в темноту, и Костров поспешил за ним, чувствуя, как незнакомый холодок стягивает что-то внутри: от страха? Нет, скорее от ожидания опасности, может быть такой же, о которой болтал сегодня Сашка, от ощущения странной значимости всего: и этой душной черной ночи, и неожиданной встречи с Миенгом, и от молчаливой сосредоточенности его солдат, и от тревожно ровного плеска волн пограничной реки Меконг - где-то внизу, под обрывом.
Пожалуй, у Кострова уже возникало подобное чувство, когда шли они с Миенгом сквозь джунгли в провинции Хуапхан, и тогда так же сжималось сердце, и только сожалел Костров, что опоздал: кончилась война до его приезда в страну, и путешествие на базу отряда было не очень опасным - разве что змеи... Впрочем, войны и сейчас не было. А змеи уж не так и пугали Кострова...
Он остановился на самом краю обрыва, над водой. Миенг протянул в темноте руку, она уперлась Кострову в живот.
– Сядь,- прошептал Миенг.
Костров послушно сел на землю, поджал по-турецки ноги. Где-то далеко закричала птица: черт ее знает какая. Снизу от воды тянуло прохладной сыростью, даже приятной в эту липкую от духоты ночь.
– Что все-таки происходит? - тоже шепотом спросил Костров.
– Ждем гостей с той стороны.
– Ждете?
– Именно ждем. Слухи, Ко-ля, слухи...
– А меня сегодня утром патруль остановил. Сказали: опять десант высадился.
– Перестраховка. На всякий случай. Они любят приходить ночью, а вчера их еще не было.
Костров понимал, что служба информации у Патет-Лао налажена достаточно хорошо, профессионально. Но не настолько же, чтобы предугадывать любой ход противника с той стороны Меконга? Выходит, настолько, раз сидят они сейчас на обрывистом берегу и, как выразился Миенг, "ждут гостей".
– Сколько у тебя солдат?
- Хватает, - сердито прошептал Миенг. - Молчи и слушай.
- А сколько гостей? - не утерпел все-таки Костров, но ответа не получил и стал слушать.
Разговаривать Миенг запретил, видеть - все равно ничего не видно, осязание и обоняние тоже вроде лишние сейчас. Только слух. Но что слушать? Костров слышал Меконг - ровный, ритмичный плеск волны у берега. Неведомая птица - он так и не научился различать птиц Лаоса даже по внешнему виду - опять кричала в лесу, перекрывая зудящий хор цикад. Ей вторил кто-то совсем уж непонятный: может быть, обезьяна, а может, еще кто... Говорили, в этих местах в Меконге водится нечто вроде знаменитого лохнесского чудища в индокитайском варианте. Говорили и о жертвах этого речного змея: о каких-то рыбаках, о крестьянине, даже о дипломате из Вьентьяна, утонувшем здесь несколько лет назад. Если всерьез поверить в существование "чудовища", то неведомый глас вполне может принадлежать ему. Тогда диверсантам лучше обождать: змей что-то разговорился, так и слопает их вместе с пирогой или на чем они там собираются форсировать реку.
Потом Костров подумал, почему у Миенга нет автомата? Да и кобуры с пистолетом на поясе Костров у него что-то не углядел. Руками он, что ли, диверсантов станет душить? Сомнительно... В боксе таких, как он, называют "мухачами" - самый наилегчайший вес. А диверсанты по логике должны быть здоровенными, да еще и вооруженными до зубов. Для встречи с ними и самому Кострову неплохо бы обзавестись каким-нибудь пистолетиком. "Смит-и-вессоном", к примеру. Или браунингом. Попросить у Миенга? Не даст, конечно. И правильно сделает. Костров даже устыдился внезапного желания. Хорош будет советский корреспондент с оружием в руках! Как это обычно формулируется: вмешательство во внутренние дела?..
Миенг дотронулся до его руки.
– Слышишь?
Все было по-прежнему: и плеск волны, и цикады, и легкий шум пальмовых листьев, только птица не кричала и "чудовище" приумолкло - устало ворчать. Никаких посторонних звуков. Тишина!
– Ничего не слышу.
– Плеск.
Костров даже голову вытянул в сторону реки: те же волны, та же дурманящая сырость. Что Миенг имеет в виду?.. И вдруг Костров уловил чуть слышные хлюпающие звуки, даже не звуки -звук: будто кто-то в середине реки опустил в воду камень. Аккуратно опустил - не бросил, и все же не бесшумно.
– Что это?
– Весло.
Миенг приложил руку ко рту, и к хору цикад добавилась еще одна - совсем рядом, потом еще и еще.
– Сиди здесь, - эти слова Костров скорее почувствовал, чем Услышал.
Миенг, согнувшись, бесшумно метнулся в сторону, пропал в темноте. Костров, обиженный, что его оставили одного и наверняка вдалеке от главных событий, снова прислушался. Плеск весла повторился, потом еще раз - уже значительно ближе. Пирога - скорее всего это была она - подходила к лаосскому берегу. Судя по всему, те, кто шел на ней, хорошо знали этот берег, помнили, что здесь обрыв, и надеялись подняться по какой-то ложбине, известной, впрочем, и солдатам Миенга. Иначе почему бы они ждали гостей здесь, а не метрах в ста отсюда?
Хлюпанье весла стало повторяться чаще, слышнее и переместилось влево, куда скрылся Миенг. Кострову очень хотелось пойти вслед за ним, но он боялся пошевелиться. Он не умеет передвигаться так же бесшумно, как Миенг, и конечно же Кострова немедленно услышат - он даже шагу сделать не успеет. Ноги его, сложенные калачиком, от непривычки стали затекать. Он осторожно вытянул ноги, вздохнул блаженно. И тут же услышал глухой стук внизу.
Кто-то снизу, из воды, сказал по-лаосски свистящим шепотом:
– Здесь.
Потом опять хлюпнула вода, словно некто тяжелый осторожно шагнул в нее, еще раз хлюпнула, кто-то закряхтел, и Кострову стало по-настоящему страшно. Миенга не было, никого из солдат Костров не слышал. Неужели он остался один?
Первым импульсом было желание бежать. Бежать к машине, на шоссе и - в город на полном газу! Но тут же он одернул себя: ты что? Слюнтяй, мальчишка! Струсил? Ты же сам хотел очутиться рядом с опасностью. Вот и дождался: опасность рядом. Враги где-то внизу, метрах в пяти. Сейчас они будут здесь.
Костров сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как вспотели ладони. Сколько там диверсантов? Судя по шуму, не более четырех-пяти. Что ж, с одним или с двумя он сумеет справиться: на его стороне преимущество неожиданности. А остальные? Да нет, вздор все это! Миенг никуда не делся, и солдаты его с ним. Они просто затаились - до поры, выжидают, чтобы ударить внезапно и точно...
Фонарей никто не зажигал: ни террористы, ни солдаты Миенга. Все так же зудели цикады, жестко шуршали листья пальм над головой, и невидимая пирога время от времени ударяла деревянным носом в каменистый берег. Костров осторожно встал и тут же похолодел от испуга: хрустнула коленка. Прислушался. Нет, никакой паники. Нервы, нервы, никто ничего не услыхал...
Снизу спросили:
– Все?
Ответа не было, но и молчание удовлетворило спросившего. Видимо, они начали подъем: затрещала ветка под ногой, посыпалась земля, кто-то поскользнулся, выругался сквозь зубы. Шум шагов удалялся куда-то влево, где предположительно был Миенг, и опять Костров подивился его предусмотрительности. Очень хотелось шагнуть все-таки, надоело стоять пнем, но он страшился выдать свое присутствие, подвести бойцов. Он стоял напряженно, слушал шаги - никогда не подозревал, что его слух может так обостриться - ждал конца. И дождался.
Первый из пришельцев ступил наверх обрыва, сказал:
– Скорее, шевелитесь.
И вдруг захрипел, забился и затих.
– Кто там? - это был второй.
Кретин! Он еще задавал вопросы...
Костров даже засмеялся про себя: как все легко получается. Ни криков, ни погони, ни выстрелов. Диверсантов взяли, как говорится, тепленькими. Второй даже не ойкнул, не успел. Больше всего Костров жалел, что не может видеть событий, разыгрывающихся в каких-нибудь десяти метрах от него. Он уже пошел было туда, как вдруг кто-то впереди крикнул бессвязно, упало что-то тяжелое и большое, раздался возглас:
– Стой!
И нечто огромное налетело на Кострова, повалило с разгону, подмяло его под себя. Костров упал на спину, невольно выбросил вперед руки, обхватил это "что-то", оказавшееся человеком. Человек рванулся из объятий Кострова, потащил его за собой. Они оба упали на мягкую землю. Костров не успел среагировать, больно ударился локтем обо что-то твердое, охнул негромко, ткнулся лицом в мокрую от пота одежду ночного "гостя". Тот не пошевелился.
Сзади вспыхнуло сразу два фонарика. Лучи их заметались по земле, скрестились, поймали Кострова.
1 2 3