Он похвалил редколлегию за удачную карикатуру и, зайдя ко мне в пионерскую, начал как ни в чем не бывало:
- Что за школа без драмкружка? Выделите мне по четыре человека от класса. Да не кота в мешке покупаю - давайте людей, способных хорошо читать, петь. Я создам комиссию. В нее войдут...
- А как с двойками? - прервал я красноречивого Вову. Он потупился.
- Да чего! Две двойки по немецкому. Это я исправлю... - И добавил, вздохнув: - Вот драмкружок нужен.
Это был кружок сплошных драм. Вова самозабвенно репетировал роли, которые он щедро поручал себе в каждом спектакле. Конечно, он не мог помнить обо всех участниках. Иной раз "актер" не знал, с какой стороны ему выходить. Вова, кляня бестолковость, наскоро объяснял всем все перед открытием занавеса.
На каждом спектакле что-нибудь случалось. Однажды забыли нужяую по ходу действия кастрюлю.
Витя Строгов, который был безмолвно влюблен в драмкружок, метнулся через зрительный зал, а на сцене в это время вдохновенно импровизировали:
- Да, без кастрюли трудно...
- Совсем нельзя без кастрюли...
- В кастрюле можно и борщ сварить...
В общем, как это ни странно, самодеятельность сама не "деялась". Ее надо было создавать.
Я объявил по классам, что к Новому году будет проведен конкурс на лучшую "театрализованную песню". Сам я взял пятый класс и решил поставить "Песню о Щорсе". Вначале дело не клеилось. Вова Мирошкнн отказался играть роль Щорса ("Некогда. Я сейчас изучаю историю театра с самых античных времен").
Мальчишки не соглашались петь ни в какую, выдвигая классический аргумент: "Что мы, девчонки, что ли!"
Тогда я соблазнил их костюмами. Каждый должен выйти на сцену в одежде красного бойца, утомленного долгим походом "по берегу".
Целую неделю мне не давали проходу:
- А такая повязка пойдет?
- Я дедушкину пилотку достал!
- А можно, я с автоматом выйду?
- Хромать надо на обе ноги, если я в спину ранен?
Перед самым занавесом притащился Вова Мирошкин, Спесь с него как ветром сдуло. Он разулся, снял носок:
- У меня во синяк на пятке! Издали будет видно. - И просительно, глядя в сторону, добавил: - Так что я бойца бы сыграл... если можно.
Я "не попомнил зла". "Песню о Щорсе" мы играли и пели на "бис". По суровому лицу Вовы Мирошкина Рыло видно, что синяк на пятке давно позабыт.
А после выступления ко мне протиснулся Витя Строгов. Его лицо светилось восторгом от встречи с искусством.
- Это я занавес открывал и закрывал, - с тихой гордостью сказал он.
И ПОЛНЫЙ ВЫДОХ
На перемене класс проветривают. Открывают все окна, и ветер листает страницы учебников с такой быстротой и жадностью, словно торопится скорее получить среднее образование. Большинству юных обитателей школы такая одержимость ветра непонятна; на перемене он свободно мог бы разгуливать в любой голове, не боясь застать там глубоких раздумий о пройденном за урок.
Но есть, конечно, и такие, кого из класса на аркане не вытащишь. Это безнадежные домоседы или просто зубрилы. Однажды среди них я заметил Витю Строгова. Он крутился возле доски, что-то, оглядываясь, писал на ней и тут же поспешно стирал. Я зашел в класс.
- Что, творческие муки?
К моему удивлению, Витя вздрогнул, и худенькая спина его прижалась к черной доске, словно стараясь закрыть ее. Но я уже заметил - мой приход взволновал его. Я взял мел, попробовал писать. Он крошился и скрипел, почти не оставляя следов. Доска была намазана воском.
- Ну, Виктор...
Я не знал, что сказать. Меня трудно чем-нибудь удивить. Но подлость всегда ошеломляет. Тем более когда ее совершает человек, в которого веришь.
Несколько секунд в классе стояла такая тишина, что было слышно, как шуршит промокашка, которую сквозняк гнал по полу. Лицо ученика покрылось красными пятнами, потом так побледнело, что исчез мел, которым оно было перепачкано.
- Подлец ты, - тихо сказал я и вышел.
Димка проник в пионерскую бесшумно. Или я так задумался? Лицо его было мрачным. Словно это был не Иголочкин. Даже хитрая складочка над переносьем углубилась трагической бороздой.
- Дружка выгораживать пришел? - холодно спросил я.
Димка потупился.
- Чего выгораживать! Это сделал я.
- Что?
- Доску я намазал. А Витька хотел стереть.
Мне почему-то вспомнилось, как вчера мама долго объясняла любопытной Варьке, что такое инфаркт миокарда. В голову лезла всякая чушь. Мысли были бессвязны.
- Уходи, - выдавил я наконец.
Иногда говорят про человека, что он не в своей тарелке. Весь день я чувствовал себя так, словно жарюсь на сковородке в кипящем подсолнечном масле.
Почему в подсолнечном? В детстве мама жарила пирожки, а я вертелся вокруг котелка. И вдруг капля брызнула мне на ладонь. Вырос волдырь. Я помню, как это было больно - обжечься подсолнечным маслом.
На сей раз Вартан Сергеевич не подтрунивал над моей бедой.
- Плохо, брат. Лучше принять подлеца за хорошего человека, чем ошибиться, как ты. Надо извиниться.
- Извиниться? Мне?
- Не Строгову же перед тобой.
- Да... но как?
Вартан Сергеевич рассмеялся.
- О, это очень просто. Делаешь глубокий вдох.
Говоришь: "Прости, пожалуйста, Витя..." И полный выдох.
А правда, какое это облегчение - перед всем классом сказать хорошему человеку: "Прости, пожалуйста, мне приятно, что я ошибся". И пока Витя растерянно моргал, я спросил:
- Но ведь тот, кто это сделал, совершил подлость?
Другого мнения не было.
- Тогда пусть встанет и перед всеми признается.
Прошло секунды три или четыре.
- Герасим Борисович, простите, пожалуйста.
- Нет, мне твое извинение не нужно. Простить тебя могут только Витя и класс. Их и проси.
Дмитрий Иголочкин шумно вдохнул воздух.
"ХОЧУ СКОРЕЙ СОСТАРИТЬСЯ!"
Открытка гласила: "Директору школы. Прошу Вас явиться 19 ноября с. г. в 19.00 на собрание жильцов дома № 67/1 по улице Кирпичной на предмет обсуждения поведения учащегося Мирошкина В. вверенной Вам школы. Управдом Д. Мотыльков".
Напутственное слово Ефросиньи Константиновяы было и того короче:
- Сегодня я занята. Пойдете вы. И помните, Герасим Борисович, от лица школы говорите. Это вам не игрушки.
Задача оказалась нелегкой. Собрание обернулось настоящим судом. Вначале вид у жильцов был отнюдь не воинственный, сидели во дворе по-домашнему, на колченогих стульях, стареньких табуретках. Старушки мирно лузгали семечки.
Вопрос о Мирошкине был пятым или седьмым в повестке дня. Тут встал управдом - невысокий человечек, брови которого торчали, как пики, в сторону ушей, начал с того, что выразил удовлетворение "фактом наличия" на собрании директора школы. Попеняв на мою молодость (тут я должен был представиться в своем истинном качестве), он перешел к делу. И оказалось оно обширным. Счет "преступлениям" был крупный.
Мирошкин поворачивался ко мне другой стороной своей многогранной натуры. Мало драмкружка, он и во дворе учредил секретную организацию, раскрытием которой так гордился человек с пиками бровей. Основное, что вменялось в вину Мирошкину и его отряду, - это попытки захватить "под штаб" казенные и частные площади. Трижды изгнанные с позором из разных мест, они попытались свить гнездо... в сарае управдома. Его гнев был понятен.
- Такой он, этот Мирошкин. Такие сигналы о нем имеются. Даже сейчас, видите, я говорю, а он сидит.
Вот и вся его культура.
Подсудимый встал и передал свою скамейку судье.
Управдом устроился на ней поудобнее и метнул пики бровей в разные стороны.
- Кто хочет говорить?
Страстно выступала бабка дворничиха (ее палисадник тоже, как выяснилось, подвергся набегу).
- С ими строже надо. Ить до чего додумались - цельный день мяч пинают ногой. А энтот маленький, который Мирошкин, больше всех. Так и шастает, где бы чего выдумать. А зубастый - не приведи господь.
Ей вторила миловидная полная женщина. Она не говорила, а увещевала:
- Ведь ты подумай, Вовочка, мы тебе зла не хотим.
Что вы покоя не даете людям? Танечка мне говорила:
тимуровская команда... Это только в книжках Тимуры хорошие, а на деле, видишь, что получается... Разве нельзя прийти к управдому, попросить, объяснить? Наконец, объявление повесить. Чтобы все знали, что вы хотите добра людям. А то дверь починили в парадном - молчок, скамейку вкопали в саду ночью. Моя Таня из-за этого спать не вовремя легла. Зачем секреты? У вас детство, счастливая, беззаботная пора. А вы и себе покоя не даете, все спрашиваете, кому в магазин сходить, кому письмо отнести... Зачем тебе, Вовочка, так много знать? У взрослых своя жизнь, у вас своя. Зачем тебе все знать?
Мирошкин, который стоял до этого молча, с бледным и злым лицом, что-то пробормотал.
- Что ты сказал? - переспросили его.
- Хочу скорее состариться! - дерзко повторил Вовка и в упор уставился в управдома. Тот зажмурился.
- Вот видишь...
- Вижу. Все вижу, - чуть не плача, кричал мальчишка. - Как старикам, так все. Даже столик для домино поставили. А нам ничего. Спортплощадку обещают третий год. Комнаты для детей тоже три года ждем. "Старость - не радость!" А нам, паданам, с какой радости веселиться?
Вовкино красноречие произвело самый неожиданный эффект. Когда утих смех, все озабоченно заговорили, что детям действительно во дворе не рай.
Управдом призвал жильцов к порядку.
- Прошу тише, граждане. В конце концов мое дело такое, дал сигнал, а там разбирайтесь.
- Дети-то наши, нам и думать, - заметил кто-то.
Собрание повернулось на сто восемьдесят градусов.
Выступать мне не пришлось. А я уже совсем было приготовился к разговору с Ефросиньей Константиновной.
Хорошо картошке - ве надо печься о чести мундира!
ЧТО ТАКОЕ "ТЕТ-А-ТЕТ"
Я сидел в своей "каморке" и в ожидании перемены играл сам с собой в шахматы. Так увлекся, что не заметил, как вошел Вартан Сергеевич.
- Садись, Гриша, вот сюда, - послышался рядом его голос. - От Герасима Борисовича у нас секретов нет, да и потом он занят своим делом... Что-то с тобой неладное творится. То с урока выгнали, теперь звеньевую побил. Что с тобой стряслось?
Я вдруг услышал, как мальчишка навзрыд заплакал.
Было видно, как его колртит дрожь. Вартан Сергеевич молчал. Моя рука сжала королеву - я никак не мог придумать следующий ход.
- У нас... мама... ушла... - услышал я сквозь всхлипывания судорожный шепот. - Я их теперь всех...
ненавижу... А девчонок буду бить... Говорила, что любит нас... И ушла...
В моей руке что-то хрустнуло.
- Да, брат... - Я по голосу почувствовал, что Вартан Сергеевич чуточку растерян. - Да... Ты сейчас умойся и иди в класс. Папа вечером будет дома?
Ну вот и хорошо. Я зайду к вам. Тогда и поговорим. - И рука учителя легла на голову мальчишки, потом слегка подтолкнула его в плечо: - Иди, Гриша, иди.
Минуту мы молчали. Потом Вартан Сергеевич шумно- вздохнул.
- Видишь, Герась, какой получился тет-а-тет.
А ведь его посылали за матерью...
Вартан Сергеевич тяжело поднялся и, почему-то прихрамывая, вышел.
Дома я заглянул в "Словарь иностранных слов":
"Терпсихора", "терцины"... "тет-а-тет - франц., буквально: голова в голову - вдвоем наедине, с глазу на глаз".
В педагогическом "тет-а-тет" вся ответственность ложится на плечи одного. Какая же это должна быть голова!
ТРИДЦАТЬ СЕМЬ КОЗЛЯТ
Однажды Вартан Сергеевич пригласил меня на собрание к своим пятиклассникам. Я уселся на последней парте с худеньким большеглазым мальчишкой. Сосед даже не глянул в мою сторону. Он углубился в книгу, которую держал под партой.
- Мне надо уехать на неделю в дальнюю командировку, - говорил Вартан Сергеевич. - Как мои дети будут вести себя?
- Хорошо! - грянул класс.
- То-то. - Вартан Сергеевич, опираясь на стол, шагнул к первой парте. Но мне будет скучно без вас.
Наверное, вы немножко разленитесь. И кое-кто разбалуется. Правда, Гриша?
Мой сосед ерзнул на месте и захлопнул книжку.
- Так вот, я предлагаю прожить эту неделю как в сказке. Хотите?
Что тут поднялось! Каждый хотел скорее узнать, как это сделать, и мешал слушать другим.
- Вижу, что хотите. Значит, будем жить как в сказке "Семеро козлят". Только наша сказка будет называться "Тридцать семь козлят". Как вели себя козлята, когда мама уходила за едой? Сидели тихо и смирно, серого волка в дом не пускали.
- А серый волк будет Ефросинья Константиновна? - неожиданно вставил мой сосед.
Я почувствовал, что вот-вот сползу под парту. Привел меня в чувство спокойный голос Вартана Сергеевича:
- О, волков много! Самые страшные из них - это двойки и единицы. Опасный волчище - плохая дисциплина. Есть и другие: грязь, нечестность, подсказка. Серые волки ходят бесшумно и тут же пожирают всех, кто отступил от правил поведения в школе.
Итак, не в некотором царстве, а в нашем Советском государстве жил да был один пятый класс...
- А давайте установим пароль, - подняла руку девочка с бантиком, чтобы серые волки к нам не пролезли. Пусть пароль будет "бе-бе".
- Бе-бедная де-девочка! - заблеял мой сосед. - Серого волка испугалась. Бе-беда!
- А вот тебя он уже слопал, - закрасневшись, обернулась девочка. Ехидных они любят. Да, Вартан Сергеевич?
1 2 3 4 5 6 7