Он поглаживал свой животик и так плутовски глядел на Ю-А, что тот изнывал от любопытства, но в отношении всего, что произошло во дворце, У-И хранил скромное молчание, подобающее истинному мужчине.
Вскоре У-И установил в своей лавке еженедельный выходной день, посвященный экспедициям во дворец.
В эти дни Ю-А вместо него безвыходно сидел в лавке, и редкие туристы, которым приходило в голову полюбоваться ночным видом Старого Города, слышали сквозь закрытые ставни громкую перебранку, причем один из голосов изъяснялся на певучем венерианском наречии, а другой — низкий гортанный баритон — по-видимому, принадлежал землянину.
Так продолжалось около года, пока в одно прекрасное утро У-И вернулся из экспедиции с черноглазым младенцем, которого Ю-А немедленно переправил к кормилицам на болотах.
x x x
Всю эту историю мне рассказал У-И, когда я прилетел в длительную командировку.
Мы сидели вечером в Лавке Сновидений. Передо мной красовалась желтая «оки-оки», которой я собирался насладиться после нашей беседы, а У-И с Ю-А воздавали должное содержимому моего портсигара. На столе стояла уже наполовину пустая бутылка, из-за которой у меня были крупные неприятности с международной таможней, и три окаменевших цветка лилии, заменяющие на Венере стаканы.
Словом, все располагало к задушевному разговору, но мне почему-то казалось, что У-И что-то скрывает. Очень странным также было равнодушие, с которым он принял мой подарок — полную адаптированную серию «Похождений Буратино». Я знал, что эти книжки еще не были в киоске Дома Дружбы.
— Ну хорошо, — сказал я, — но мне все-таки непонятно, почему ты снял звонок.
— Звонок? — У-И ловко выпустил десять колец и нанизал их на тонкую струйку дыма. — Почему я снял звонок?
— Да, почему ты снял звонок, — подтвердил я.
— Видишь ли, — взор У-И был мечтательно устремлен в потолок, — сейчас много покупателей. Туристы. Снятся им всякие чудовища, а звонок очень громкий, вдруг он разбудит какое-нибудь страшило?
— У-И, — я вновь наполнил стаканы из пузатой бутылки, — ты меня давно знаешь, У-И?
— Давно.
— Может быть, ты тогда будешь со мной вполне откровенным? Я ведь прекрасно знаю, что чудовища не курят кальяны. Скажи мне лучше всю правду, а то ты меня очень обижаешь.
У-И пригубил стакан и, зажмурив один глаз, лизнул тыльную сторону руки, что по венерианскому этикету означало высшую степень признательности за угощение.
— Всю правду?.. Дело в том, что Гаянэ… Она была бы хорошей женой. Но там есть еще одна старуха… ее мать. Она вечно сует свой нос, куда не нужно… Кажется, уже все пронюхала. Боюсь, чтобы не заявилась сюда жить. Нет, — добавил он, помолчав, — пусть уж лучше малыша воспитывает венерианка.
— И он вырастет магом снов, — добавил верный Ю-А.
1 2
Вскоре У-И установил в своей лавке еженедельный выходной день, посвященный экспедициям во дворец.
В эти дни Ю-А вместо него безвыходно сидел в лавке, и редкие туристы, которым приходило в голову полюбоваться ночным видом Старого Города, слышали сквозь закрытые ставни громкую перебранку, причем один из голосов изъяснялся на певучем венерианском наречии, а другой — низкий гортанный баритон — по-видимому, принадлежал землянину.
Так продолжалось около года, пока в одно прекрасное утро У-И вернулся из экспедиции с черноглазым младенцем, которого Ю-А немедленно переправил к кормилицам на болотах.
x x x
Всю эту историю мне рассказал У-И, когда я прилетел в длительную командировку.
Мы сидели вечером в Лавке Сновидений. Передо мной красовалась желтая «оки-оки», которой я собирался насладиться после нашей беседы, а У-И с Ю-А воздавали должное содержимому моего портсигара. На столе стояла уже наполовину пустая бутылка, из-за которой у меня были крупные неприятности с международной таможней, и три окаменевших цветка лилии, заменяющие на Венере стаканы.
Словом, все располагало к задушевному разговору, но мне почему-то казалось, что У-И что-то скрывает. Очень странным также было равнодушие, с которым он принял мой подарок — полную адаптированную серию «Похождений Буратино». Я знал, что эти книжки еще не были в киоске Дома Дружбы.
— Ну хорошо, — сказал я, — но мне все-таки непонятно, почему ты снял звонок.
— Звонок? — У-И ловко выпустил десять колец и нанизал их на тонкую струйку дыма. — Почему я снял звонок?
— Да, почему ты снял звонок, — подтвердил я.
— Видишь ли, — взор У-И был мечтательно устремлен в потолок, — сейчас много покупателей. Туристы. Снятся им всякие чудовища, а звонок очень громкий, вдруг он разбудит какое-нибудь страшило?
— У-И, — я вновь наполнил стаканы из пузатой бутылки, — ты меня давно знаешь, У-И?
— Давно.
— Может быть, ты тогда будешь со мной вполне откровенным? Я ведь прекрасно знаю, что чудовища не курят кальяны. Скажи мне лучше всю правду, а то ты меня очень обижаешь.
У-И пригубил стакан и, зажмурив один глаз, лизнул тыльную сторону руки, что по венерианскому этикету означало высшую степень признательности за угощение.
— Всю правду?.. Дело в том, что Гаянэ… Она была бы хорошей женой. Но там есть еще одна старуха… ее мать. Она вечно сует свой нос, куда не нужно… Кажется, уже все пронюхала. Боюсь, чтобы не заявилась сюда жить. Нет, — добавил он, помолчав, — пусть уж лучше малыша воспитывает венерианка.
— И он вырастет магом снов, — добавил верный Ю-А.
1 2