– Мы всего лишь сняли временные линзы. Теперь лучше, да?
Она обвела глазами комнату. Все было в порядке. Четкие очертания – платяной шкаф, туалетный столик, вазы с цветами. Все – естественного цвета, без темной дымки. Но им не обмануть ее россказнями о том, что это был лишь сон. Накинутый ночью шарф все еще лежал на стуле.
– Со мной что-то случилось, да? – сказала она. – Я пыталась уйти…
Сестра взглянула на врача. Он кивнул.
– Да, – сказал он, – да. И, честно говоря, я вас не виню. Линзы, которые я вам вчера поставил, давили на крошечный нерв, и это вывело вас из равновесия. Но все уже позади.
Он ободряюще ей улыбнулся. Большие добрые глаза сестры Брэнд, – конечно же, это сестра Брэнд, – смотрели на нее с сочувствием.
– Это было ужасно, – сказала пациентка, – даже сказать вам не могу, до чего ужасно.
– И не надо, – прервал ее мистер Гривз. – Обещаю вам, что это не повторится.
Дверь открылась, и в палату вошел молодой больничный врач. Он тоже улыбался.
– Ну, как наша пациентка? – спросил он. – Вполне пришла в себя?
– Думаю, что да, – ответил хирург. – Как ваше мнение, миссис Уэст?
Мада Уэст, не улыбаясь, смотрела на них – на молодого врача, на хирурга и сестру – и спрашивала себя, как раненая, пульсирующая ткань может настолько преобразить людей, какая клетка, соединяющая плоть с воображением, превратила этих трех человек в животных?
– Я думала, вы – собаки, – сказала она. – Вы, мистер Гривз, охотничий фокстерьер, а вы – шотландский колли.
Молодой врач притронулся к стетоскопу и засмеялся.
– А я и правда шотландец, – сказал он. – Из Абердина. Вы не совсем ошиблись, миссис Уэст. Поздравляю.
Мада Уэст не присоединилась к его смеху.
– Вам хорошо говорить, – сказала она. – Остальные были куда менее приятны. – Она обернулась к сестре Брэнд. – Про вас я думала, что вы – корова, – сказала она, – добрая корова. Но с острыми рогами.
На этот раз рассмеялся мистер Гривз.
– Видите, сестра, – сказал он, – то самое, о чем я вам не раз говорил. Пора уже вам на травку, на маргаритки.
Сестра Брэнд и не подумала обидеться. Она поправила подушку с ласковой улыбкой.
– Бывает, что нас называют самыми чудными именами, – сказала она, – такая уж у нас работа.
Все еще смеясь, врачи направились к двери. Мада Уэст, чувствуя, что атмосфера разрядилась, сказала:
– Кто меня нашел? Что произошло? Кто привел обратно?
Мистер Гривз глянул на нее с порога.
– Вы не очень далеко ушли, миссис Уэст, и благодарите за это Бога, не то вы не были бы сейчас здесь. Швейцар пошел за вами следом.
– Все позади, – сказал молодой врач. – Весь эпизод занял не больше пяти минут. Вы благополучно оказались в своей постели, и меня тут же вызвали к вам. Вот и все. Ничего страшного не произошло. Вот для кого это было ударом, так для бедняжки сестры Энсел. Когда она увидела, что вас нет в палате.
Сестра Энсел… Отвращение, испытанное накануне, не так легко было забыть.
– Не хотите ли вы сказать, что наша маленькая звезда тоже была животным? – улыбнулся молодой врач.
Мада Уэст почувствовала, что краснеет. Придется солгать. И не в последний раз.
– Нет, – быстро откликнулась она. – Разумеется, нет.
– Сестра Энсел все еще здесь, – сказала сестра Брэнд. – Она была так расстроена, когда сменилась с дежурства, что не могла уйти к себе и лечь спать. Вы не хотели бы ее повидать?
Тяжелое предчувствие охватило пациентку. Что она наговорила сестре Энсел в панике и лихорадке вчерашнего вечера? Прежде чем она успела ответить, молодой врач раскрыл дверь и крикнул в коридор:
– Миссис Уэст хочет пожелать вам доброго утра!
Он широко улыбался. Мистер Гривз махнул рукой и вышел, сестра Брэнд – за ним, молодой врач, отдав честь стетоскопом и отвесив в шутку поклон, отступил к стене, чтобы пропустить сестру Энсел. Мада Уэст глядела на нее не сводя глаз, затем на губах ее показалась робкая улыбка и она протянула вперед руки.
– Я так перед вами виновата, – сказала она. – Простите меня.
Как могла сестра Энсел казаться змеей?! Карие глаза, гладкая смуглая кожа, аккуратно причесанные темные волосы под шапочкой с рюшем. И улыбка, медленная сочувственная улыбка.
– Простить вас, миссис Уэст? – сказала сестра Энсел. – За что мне вас прощать? Вы прошли через ужасное испытание.
Пациентка и сестра держали друг друга за руки. Улыбались друг другу.
О Боже, думала Мада Уэст, какое облегчение, как она благодарна за то, что вновь обретенное зрение помогло развеять угнетавшие ее отчаяние и страх.
– Я все еще не понимаю, что произошло, – сказала она, прильнув к сиделке. – Мистер Гривз пытался мне объяснить. Что-то с нервом?
Сестра Энсел сделала гримаску, обернувшись к двери.
– Он и сам не знает, – шепнула она, – но он ни за что не признается в этом, не то попадет в беду. Он слишком глубоко вставил линзы, вот в чем дело. Слишком близко к нерву. Как еще вы остались в живых!
Она поглядела на свою подопечную. Глаза ее улыбались. Она была такая хорошенькая, такая приветливая.
– Не думайте об этом, – сказала она. – Вы больше не будете грустить, да? С этой самой минуты. Обещайте мне.
– Обещаю, – сказала Мада Уэст.
Зазвонил телефон, сестра Энсел выпустила руку пациентки и потянулась за трубкой.
– Вы сами знаете, кто это, – сказала она. – Ваш бедный муж. – И передала трубку Маде Уэст.
– Джим… Джим, это ты?
Любимый голос так тревожно звучал на другом конце провода.
– Ты в порядке? – сказал он. – Я уже дважды звонил старшей сестре, она обещала держать меня в курсе. Что, черт подери, там происходит?
Мада Уэст улыбнулась и протянула трубку сестре.
– Скажите ему, – попросила она.
Сестра Энсел поднесла трубку к уху. Смуглая нежная рука, матово поблескивают розовые полированные ногти.
– Это вы, мистер Уэст? – сказала она. – Ну и напугала нас наша пациентка. – Она улыбнулась и кивнула женщине в постели. – Можете больше не волноваться. Мистер Гривз сменил линзы. Они давили на нерв. Теперь все в порядке. Видит она превосходно. Да, мистер Гривз сказал, завтра мы можем уехать.
Пленительный голос, так гармонирующий с мягкими красками, с карими глазами. Мада Уэст вновь протянула руку к трубке.
– Джим, у меня была кошмарная ночь, – сказала она, – я только сейчас по– настоящему начинаю все понимать. Какой-то нерв в мозгу…
– Так я и понял, – сказал он, – чудовищно. Слава Богу, им удалось его найти. Этот Гривз – сапожник.
– Больше это не повторится, – сказала она. – Теперь, когда мне поставили правильные линзы, это не может повториться.
– Надеюсь. Не то я подам на него в суд. Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно, – сказала она. – Немного сбита с толку, но замечательно.
– Умница, – сказал он. – Ну, не волнуйся, я приеду попозже.
Голос замолк. Мада Уэст передала трубку сестре Энсел, та положила ее на рычаг.
– Мистер Гривз правда сказал, что я могу возвратиться домой завтра? – спросила Мада.
– Да, если будете хорошо себя вести. – Сестра Энсел улыбнулась и похлопала Маду по руке. – Вы уверены, что по-прежнему хотите, чтобы я поехала с вами? – спросила она.
– Ну конечно, – сказала Мада Уэст. – Мы же договорились.
Она села в постели. В окна вливались потоки солнечного света, освещая розы, лилии и ирисы на длинных стеблях. Совсем близко на улице слышался шум автомобилей, такой ровный, такой сладостный. Мада подумала о садике, ждущем ее дома, о своей спальне, о своих вещах, о привычном течении домашней жизни, к которому она теперь сможет вернуться. Ведь она снова видит, а страхи и тревоги последних месяцев забудутся навсегда.
– Самое драгоценное на свете, – сказала она сестре Энсел, – зрение. Теперь я это знаю. Я знаю, чего я могла лишиться.
Стиснув руки перед собой, сестра Энсел сочувственно кивала.
– И зрение к вам вернулось, – сказала она. – Это чудо. Вы никогда больше его не потеряете.
Она направилась к двери.
– Пойду немного отдохну, – сказала она. – Теперь, когда я знаю, что с вами все в порядке, я смогу уснуть. Вам что-нибудь нужно, пока я здесь?
– Дайте мне, пожалуйста, крем для лица и пудру, – сказала пациентка, – и помаду, и гребень со щеткой.
Сестра Энсел взяла все это с туалетного столика и положила на постель так, чтобы Мада легко могла их достать. Она захватила также ручное зеркало и флакон духов и с заговорщицкой улыбкой понюхала пробку.
– Изумительные, – проворковала она. – Это те, что вам подарил мистер Уэст, да?
Сестра Энсел уже вписалась в интерьер, подумала Мада. Ей представилось, как она – снова хозяйка дома – ставит цветы в маленькой комнате для гостей выбирает книгу, приносит портативный приемник, чтобы сестре Энсел не было скучно по вечерам.
– До вечера.
Знакомые слова: столько дней и недель она слышала их каждое утро, они прозвучали в ее ушах как любимая песня, которую с каждым разом любишь все больше. Наконец– то они слились с человеком, человеком, который улыбался ей, чьи глаза обещали ей дружбу и верность.
– Увидимся в восемь.
Дверь закрылась. Сестра Энсел ушла. Привычный распорядок, нарушенный безумной ночью, вступил в свои права. Но вместо мрака – свет. Жизнь – вместо угрозы смерти.
Мада Уэст вынула пробку из флакона и подушила за ушами. Аромат разлился в воздухе, стал частью теплого светлого дня. Она подняла зеркальце, взглянула в него. В комнате ничего не переменилось, в окна проникал уличный шум, вот в дверях показалась маленькая горничная – вчерашняя ласка – и принялась убирать. Она сказала «доброе утро», но пациентка не ответила ей. Возможно, она устала. Горничная убрала и пошла дальше.
Тогда Мада Уэст взяла зеркало и снова посмотрела в него. Нет, она не ошиблась. Глаза, которые смотрели ей в ответ, были сторожкими глазами пугливой лани, покорно склонившей голову, будто под занесенным ножом.
1 2 3 4 5 6
Она обвела глазами комнату. Все было в порядке. Четкие очертания – платяной шкаф, туалетный столик, вазы с цветами. Все – естественного цвета, без темной дымки. Но им не обмануть ее россказнями о том, что это был лишь сон. Накинутый ночью шарф все еще лежал на стуле.
– Со мной что-то случилось, да? – сказала она. – Я пыталась уйти…
Сестра взглянула на врача. Он кивнул.
– Да, – сказал он, – да. И, честно говоря, я вас не виню. Линзы, которые я вам вчера поставил, давили на крошечный нерв, и это вывело вас из равновесия. Но все уже позади.
Он ободряюще ей улыбнулся. Большие добрые глаза сестры Брэнд, – конечно же, это сестра Брэнд, – смотрели на нее с сочувствием.
– Это было ужасно, – сказала пациентка, – даже сказать вам не могу, до чего ужасно.
– И не надо, – прервал ее мистер Гривз. – Обещаю вам, что это не повторится.
Дверь открылась, и в палату вошел молодой больничный врач. Он тоже улыбался.
– Ну, как наша пациентка? – спросил он. – Вполне пришла в себя?
– Думаю, что да, – ответил хирург. – Как ваше мнение, миссис Уэст?
Мада Уэст, не улыбаясь, смотрела на них – на молодого врача, на хирурга и сестру – и спрашивала себя, как раненая, пульсирующая ткань может настолько преобразить людей, какая клетка, соединяющая плоть с воображением, превратила этих трех человек в животных?
– Я думала, вы – собаки, – сказала она. – Вы, мистер Гривз, охотничий фокстерьер, а вы – шотландский колли.
Молодой врач притронулся к стетоскопу и засмеялся.
– А я и правда шотландец, – сказал он. – Из Абердина. Вы не совсем ошиблись, миссис Уэст. Поздравляю.
Мада Уэст не присоединилась к его смеху.
– Вам хорошо говорить, – сказала она. – Остальные были куда менее приятны. – Она обернулась к сестре Брэнд. – Про вас я думала, что вы – корова, – сказала она, – добрая корова. Но с острыми рогами.
На этот раз рассмеялся мистер Гривз.
– Видите, сестра, – сказал он, – то самое, о чем я вам не раз говорил. Пора уже вам на травку, на маргаритки.
Сестра Брэнд и не подумала обидеться. Она поправила подушку с ласковой улыбкой.
– Бывает, что нас называют самыми чудными именами, – сказала она, – такая уж у нас работа.
Все еще смеясь, врачи направились к двери. Мада Уэст, чувствуя, что атмосфера разрядилась, сказала:
– Кто меня нашел? Что произошло? Кто привел обратно?
Мистер Гривз глянул на нее с порога.
– Вы не очень далеко ушли, миссис Уэст, и благодарите за это Бога, не то вы не были бы сейчас здесь. Швейцар пошел за вами следом.
– Все позади, – сказал молодой врач. – Весь эпизод занял не больше пяти минут. Вы благополучно оказались в своей постели, и меня тут же вызвали к вам. Вот и все. Ничего страшного не произошло. Вот для кого это было ударом, так для бедняжки сестры Энсел. Когда она увидела, что вас нет в палате.
Сестра Энсел… Отвращение, испытанное накануне, не так легко было забыть.
– Не хотите ли вы сказать, что наша маленькая звезда тоже была животным? – улыбнулся молодой врач.
Мада Уэст почувствовала, что краснеет. Придется солгать. И не в последний раз.
– Нет, – быстро откликнулась она. – Разумеется, нет.
– Сестра Энсел все еще здесь, – сказала сестра Брэнд. – Она была так расстроена, когда сменилась с дежурства, что не могла уйти к себе и лечь спать. Вы не хотели бы ее повидать?
Тяжелое предчувствие охватило пациентку. Что она наговорила сестре Энсел в панике и лихорадке вчерашнего вечера? Прежде чем она успела ответить, молодой врач раскрыл дверь и крикнул в коридор:
– Миссис Уэст хочет пожелать вам доброго утра!
Он широко улыбался. Мистер Гривз махнул рукой и вышел, сестра Брэнд – за ним, молодой врач, отдав честь стетоскопом и отвесив в шутку поклон, отступил к стене, чтобы пропустить сестру Энсел. Мада Уэст глядела на нее не сводя глаз, затем на губах ее показалась робкая улыбка и она протянула вперед руки.
– Я так перед вами виновата, – сказала она. – Простите меня.
Как могла сестра Энсел казаться змеей?! Карие глаза, гладкая смуглая кожа, аккуратно причесанные темные волосы под шапочкой с рюшем. И улыбка, медленная сочувственная улыбка.
– Простить вас, миссис Уэст? – сказала сестра Энсел. – За что мне вас прощать? Вы прошли через ужасное испытание.
Пациентка и сестра держали друг друга за руки. Улыбались друг другу.
О Боже, думала Мада Уэст, какое облегчение, как она благодарна за то, что вновь обретенное зрение помогло развеять угнетавшие ее отчаяние и страх.
– Я все еще не понимаю, что произошло, – сказала она, прильнув к сиделке. – Мистер Гривз пытался мне объяснить. Что-то с нервом?
Сестра Энсел сделала гримаску, обернувшись к двери.
– Он и сам не знает, – шепнула она, – но он ни за что не признается в этом, не то попадет в беду. Он слишком глубоко вставил линзы, вот в чем дело. Слишком близко к нерву. Как еще вы остались в живых!
Она поглядела на свою подопечную. Глаза ее улыбались. Она была такая хорошенькая, такая приветливая.
– Не думайте об этом, – сказала она. – Вы больше не будете грустить, да? С этой самой минуты. Обещайте мне.
– Обещаю, – сказала Мада Уэст.
Зазвонил телефон, сестра Энсел выпустила руку пациентки и потянулась за трубкой.
– Вы сами знаете, кто это, – сказала она. – Ваш бедный муж. – И передала трубку Маде Уэст.
– Джим… Джим, это ты?
Любимый голос так тревожно звучал на другом конце провода.
– Ты в порядке? – сказал он. – Я уже дважды звонил старшей сестре, она обещала держать меня в курсе. Что, черт подери, там происходит?
Мада Уэст улыбнулась и протянула трубку сестре.
– Скажите ему, – попросила она.
Сестра Энсел поднесла трубку к уху. Смуглая нежная рука, матово поблескивают розовые полированные ногти.
– Это вы, мистер Уэст? – сказала она. – Ну и напугала нас наша пациентка. – Она улыбнулась и кивнула женщине в постели. – Можете больше не волноваться. Мистер Гривз сменил линзы. Они давили на нерв. Теперь все в порядке. Видит она превосходно. Да, мистер Гривз сказал, завтра мы можем уехать.
Пленительный голос, так гармонирующий с мягкими красками, с карими глазами. Мада Уэст вновь протянула руку к трубке.
– Джим, у меня была кошмарная ночь, – сказала она, – я только сейчас по– настоящему начинаю все понимать. Какой-то нерв в мозгу…
– Так я и понял, – сказал он, – чудовищно. Слава Богу, им удалось его найти. Этот Гривз – сапожник.
– Больше это не повторится, – сказала она. – Теперь, когда мне поставили правильные линзы, это не может повториться.
– Надеюсь. Не то я подам на него в суд. Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно, – сказала она. – Немного сбита с толку, но замечательно.
– Умница, – сказал он. – Ну, не волнуйся, я приеду попозже.
Голос замолк. Мада Уэст передала трубку сестре Энсел, та положила ее на рычаг.
– Мистер Гривз правда сказал, что я могу возвратиться домой завтра? – спросила Мада.
– Да, если будете хорошо себя вести. – Сестра Энсел улыбнулась и похлопала Маду по руке. – Вы уверены, что по-прежнему хотите, чтобы я поехала с вами? – спросила она.
– Ну конечно, – сказала Мада Уэст. – Мы же договорились.
Она села в постели. В окна вливались потоки солнечного света, освещая розы, лилии и ирисы на длинных стеблях. Совсем близко на улице слышался шум автомобилей, такой ровный, такой сладостный. Мада подумала о садике, ждущем ее дома, о своей спальне, о своих вещах, о привычном течении домашней жизни, к которому она теперь сможет вернуться. Ведь она снова видит, а страхи и тревоги последних месяцев забудутся навсегда.
– Самое драгоценное на свете, – сказала она сестре Энсел, – зрение. Теперь я это знаю. Я знаю, чего я могла лишиться.
Стиснув руки перед собой, сестра Энсел сочувственно кивала.
– И зрение к вам вернулось, – сказала она. – Это чудо. Вы никогда больше его не потеряете.
Она направилась к двери.
– Пойду немного отдохну, – сказала она. – Теперь, когда я знаю, что с вами все в порядке, я смогу уснуть. Вам что-нибудь нужно, пока я здесь?
– Дайте мне, пожалуйста, крем для лица и пудру, – сказала пациентка, – и помаду, и гребень со щеткой.
Сестра Энсел взяла все это с туалетного столика и положила на постель так, чтобы Мада легко могла их достать. Она захватила также ручное зеркало и флакон духов и с заговорщицкой улыбкой понюхала пробку.
– Изумительные, – проворковала она. – Это те, что вам подарил мистер Уэст, да?
Сестра Энсел уже вписалась в интерьер, подумала Мада. Ей представилось, как она – снова хозяйка дома – ставит цветы в маленькой комнате для гостей выбирает книгу, приносит портативный приемник, чтобы сестре Энсел не было скучно по вечерам.
– До вечера.
Знакомые слова: столько дней и недель она слышала их каждое утро, они прозвучали в ее ушах как любимая песня, которую с каждым разом любишь все больше. Наконец– то они слились с человеком, человеком, который улыбался ей, чьи глаза обещали ей дружбу и верность.
– Увидимся в восемь.
Дверь закрылась. Сестра Энсел ушла. Привычный распорядок, нарушенный безумной ночью, вступил в свои права. Но вместо мрака – свет. Жизнь – вместо угрозы смерти.
Мада Уэст вынула пробку из флакона и подушила за ушами. Аромат разлился в воздухе, стал частью теплого светлого дня. Она подняла зеркальце, взглянула в него. В комнате ничего не переменилось, в окна проникал уличный шум, вот в дверях показалась маленькая горничная – вчерашняя ласка – и принялась убирать. Она сказала «доброе утро», но пациентка не ответила ей. Возможно, она устала. Горничная убрала и пошла дальше.
Тогда Мада Уэст взяла зеркало и снова посмотрела в него. Нет, она не ошиблась. Глаза, которые смотрели ей в ответ, были сторожкими глазами пугливой лани, покорно склонившей голову, будто под занесенным ножом.
1 2 3 4 5 6