— У меня плохое предчувствие. Будто кто-то нашептывает, что я и так уже опоздал. И каждый час промедления ужасен.
— А что должно случиться?
— Не знаю. Но, наверное, об этом знает письмо.
— Письмо… — прошептала Госпожа Леса. — И ты не ведаешь, о чем оно?
— Я всего лишь почтовый голубь, — простодушно ответил Тирд. — Хоть я и ношу секреты королевского двора, откуда мне знать их?
— Разумеется.
Она некоторое время размышляла. Голубь же мрачно ждал темноты.
— Скажи, Тирд: зачем ты носишь чужие письма?
Тирд посмотрел на нее в изумлении.
— Это мой долг. Я же говорил.
— Я помню, — кивнула голубка. — Но кому ты отдаешь его? Ты разве кому-то должен?
Тирд смешался, в первую минуту не зная, что ответить. Как сделать, чтобы эта чудесная птица поняла его?
— Трудно объяснить… Наверное, я так устроен. Ведь меня воспитали в почтовой Службе, там я узнал жизнь.
— Как просто… — задумчиво молвила голубка. — Но ведь ты не родился королевским гонцом?
— Почему? — удивился Тирд. — Я вылупился в гнезде, принадлежавшем почтовой Службе. Мои родители были почтовыми голубями. Правда, отца я не знал, но мать запомнил хорошо.
— Разве у почтовых голубей нет отцов?
— Сначала-то, конечно, есть, — кивнул Тирд. — Но когда вылупляются птенцы, с ними остаются одни матери. Говорят, хороших отцов мало. Даже на королевской службе.
Голубка улыбнулась.
— А тебе никогда не хотелось жить вольно? Как мы?
— Не знаю, — честно ответил Тирд. — Я никогда не думал об этом. Служба королю поглощает меня полностью.
— А король знает, что ему всю жизнь служит храбрый голубь Тирд? — с горечью спросила она. — И слышал ли он вообще хоть что-нибудь о голубях?
— Наверное… — не очень уверенно сказал храбрый голубь Тирд. — Должен же он знать, кто носит его почту…
— А как ты думаешь, — медленно сказала голубка. — Если бы ты остался со мной… Король бы сильно огорчился?
— Не знаю. Наверное, не так чтобы уж очень, — честно предположил Тирд.
— И я так считаю, — радостно поддержала его голубка и даже захлопала крыльями от восторга. — Так, может быть, ты останешься?
— А зачем? — слегка обалдел Тирд. — Что мне тут делать?
— Жить, — ответила она. — Ты никогда не думал, что можно просто жить? Не испытывая чувства долга и ответственности ни перед кем, кроме своих близких?
— А почему ты спрашиваешь об этом, Госпожа? — изумился он.
— Видишь ли, Тирд, — сказала голубка, — я очень хочу, чтобы у моих птенцов был отец. Чтобы им повезло больше, чем тебе в детстве. И чтобы ты понял, как хорошо служить прежде всего своим детям и подруге…
Тирд ошеломленно уставился на голубку. А она улыбалась ему. И в сиянии этой улыбки из уставшего голубиного сердца сильными и ликующими толчками ушел весь страх минувшего и тревога перед днем будущим.
Спустя час над дуплом раздалось вежливое покашливание.
— Искусник вернулся, — прошептала голубка. Тирд смущенно отодвинулся от нее, а она одарила его лукавым взором.
— Тирд! Я хочу предложить тебе нечто очень важное.
— Да? А что именно? — с любопытством спросил голубь.
— Я понимаю, что у тебя дурные предчувствия, — молвила голубка. — Из-за письма. Но если ты будешь знать его содержание, и оно окажется… Не слишком важным… Тогда ты останешься?
Тирд долго молчал. Но в итоге почему-то сказал вовсе не то, что хотелось.
— Кто же может знать, что в письме?
— Я, — ответила голубка. — А Искусник нам поможет.
— Королевскую почту запрещено вскрывать всякому, кому она не предназначена, — запоздало спохватился Тирд, когда все птицы устроились на толстенном суку.
— Не волнуйся. Искусник попробует ее достать, не повредив печатей, — пообещала голубка.
Смеркалось. Затейник уселся повыше сторожить человека, Искусник же первым делом осмотрел торбочку и осторожно простукал ее клювом. Тирд отчаянно ерзал и вздыхал. Совершалось государственное преступление, и теперь его ждет кара.
Он настолько разволновался, что корвус замер на мгновение. Затем повернул голову и внимательно посмотрел на голубя.
— Ну-ка ты, свистун, можешь посидеть спокойно?
Тирд послушно замер, а корвус продолжил свои манипуляции. Наконец ему удалось раздвинуть полоски бересты и просунуть кончик клюва внутрь туеска.
— Что-то есть, — прошамкал он.
— Можешь вытащить? — спросила голубка.
— Угу, — пробурчал ворон.
— А обратно? — заволновалась голубка.
— Поста… раюсь…
— Тогда тяни, — велела Госпожа.
Корвус потащил и вытянул из туеска кусочек чего-то белого. Он с поклоном положил его перед Госпожой.
— Что это? — прошептала голубка.
Перед ней лежал лоскуток тонкого шелка. Посредине было написано какое-то слово. Ниже королевский знак — двуглавый лев с зажатым в лапах коротким копьем.
— Так мало?! — в изумлении вскричал Тирд, который никогда прежде не видел содержимого королевской почты. И ради этого он рисковал жизнью!
— Дело не в количестве, — назидательно ответила голубка. — Это же почта.
— Королевский знак я видел прежде, — сообщил голубь. — А что за странные закорючки сверху?
Ворон иронически глянул на Тирда, а голубка тут же принялась терпеливо объяснять:
— Они называются «буквы»…
— Не-е-ет! Буквы не такие, — упрямо замотал головой Тирд. — Я видел их, и очень много раз — на знаменах, домах, вывесках всяких. Даже на каменных изображениях людей и лошадей.
— Те буквы называются «печатные», — пояснила она. — Они у людей для важных случаев. Как этот знак — для всех и навсегда. Понимаешь?
Тирд кивнул.
— А вот эти — для письма. Ими люди пишут только для себя. Или для тех, кто поймет. Потому что все рисуют эти буквы по-разному. Так мне рассказывала мать.
Тирд кивнул вторично.
— Это — те самые буквы. А из них составлено какое-то слово.
Тирд кивнул и в третий раз. Он был дисциплинированный голубь, а служба королям во все времена успешно формирует именно это качество. Правда, сейчас Тирд как раз совершал одно из самых страшных преступлений против короны.
— В этом слове и заключен смысл королевского послания, — сказала Госпожа.
— В одном слове? — недоверчиво пробормотал Тирд, разглядывая закорючки.
— Ну да.
— А что теперь делать с этим словом? И какое оно — хорошее или плохое?
— Покуда слово не прочтешь, никогда не знаешь, что оно может значить, — вздохнула голубка.
— А кто его может прочитать? — не унимался Тирд. — Что до меня, то я читать не умею.
Ворон саркастически покосился на Тирда: ну еще бы, где уж тебе, свистуну!
— Это неудивительно, — заметила голубка. — Никто из нас не умеет читать. Кроме одного.
И она неожиданно поклонилась… седому корвусу! Тот в ответ церемонно шагнул назад и тоже поклонился, как образцовый придворный.
— Искусник в молодости жил с людьми, — сообщила голубка. — Его показывали за деньги, а он за это показывал фокусы. Или наоборот, уж не знаю. Там, в цирке, он и научился читать. — И она обернулась к ворону. — Ты ведь сумеешь прочесть, верно, Искусник? — с надеждой спросила Госпожа Леса.
— С вашего позволения, — ответил ворон, — я уже это сделал.
— Как?! — вскричала обрадованная голубка. — Ты прочел это слово?
Корвус молча склонил голову. Сверху сдержанно каркнули — это Затейник выразил одобрение искусству собрата по перу.
— Что же это за слово? Говори скорее! — воскликнула голубка.
— С вашего позволения, — вновь заговорил ворон, — это слово «понедельник».
— Понедельник?!
— Именно, — подтвердил ворон. — Так написано на куске ткани.
— Но что значит это слово? И чего ради посылать из-за него такого, — она приласкала Тирда взглядом, — достойного и храброго голубя?
— Этого уж я не знаю, — сухо прокаркал Искусник. — Но может быть, знает этот…
Любимое словечко «свистун» в этот раз не сорвалось с клюва корвуса, который был неглупым царедворцем. И потому он закончил нейтрально:
— Этот… достойный… голубь?
— Да я понятия не имею! — ошеломленно воскликнул Тирд. Но тут же прибавил: — Постойте, а можно, я немного подумаю?
— Думай, — хором ответили птицы. И Тирд принялся думать.
Чтобы легче думалось, он даже отвернулся. Попрыгал на ветке, чтобы мысли поскакали быстрее. Поковырял лапкой кору. Пощипал клювом застарелую смолу.
И вдруг резко обернулся.
— День!!! Ради всего святого, скажите, какой сегодня день?! Голубка в испуге обернулась к Искуснику. Ворон на миг прикрыл один глаз, после чего невозмутимо каркнул:
— Воскресенье. Сегодня у людей воскресенье.
— Ты не ошибаешься? — тревожно спросила его голубка, видя, что с Тирдом начинает твориться что-то нехорошее.
— Нет, — покачал головой ворон. — Затейник нынче летал в деревню. Там была воскресная ярмарка, и нашлось чем поживиться.
Тирд медленно, без сил опустил клюв, как громом пораженный. А когда поднял голову, в его круглых глазах леденел ужас.
— Я… я опоздал…
Он все вспомнил, понял и ужаснулся. Перед глазами Тирда как во сне шли на восток вереницы вьючных лошадей, обозы с провиантом, отряды воинов. Тревога в глазах людей столицы и боль на лицах беженцев. Жестокий и коварный враг. И срочное письмо, в котором было одно только слово. День решительного выступления.
А он опоздал!
Тирд готов был очертя голову броситься в небо и лететь, покуда хватит сил. Голубка еле его удержала. Вернее, ее крепкие слуги.
Затейник отправился сторожить, а Искусник уселся с Тирдом и говорил с ним. После чего голубь кивнул. Увы, никто не мог лететь вместо него, хотя бы и с торбою в клюве. Только Тирд знал дорогу, но не мог ее объяснить.
Наконец Затейник слетел к подножию сосны. Он важно расхаживал по снегу, изредка поглядывая вверх, где Тирд готовился к полету. Искусник был рядом и наставлял его, что делать, если он опять затеет падать. Голубь слушал, танцуя на ветке от возбуждения, и со страхом посматривал вниз.
Первая попытка удачи не принесла.
Тирд бесславно упал, кое-как планируя на распростертых крыльях. И тут он узнал, как попал в дупло. Вороны подошли к расстроенному Тирду, и он не успел даже крикнуть от возмущения, как черные птицы бесцеремонно ухватили его за ноги и, тяжело махая крыльями, подняли обратно на сосну. Пораженный, голубь тяжело дышал, а корвусы тут же наперебой принялись советовать ему и указывать на ошибки. И скоро уже сами подталкивали Тирда, понуждая не мчаться вперед, а лишь тихонечко слететь вниз.
На четвертой попытке крылья впервые удержали Тирда в воздухе. Он сумел перелететь на ближайшее дерево. Устал Тирд отчаянно, но от гордости при виде голубки он вспорхнул и очутился вновь у дупла. Птицы встретили его одобрительным карканьем и нежным воркованием.
— Если так пойдет и дальше, к утру полетишь, — заметил Искусник.
— Это поздно, — покачал головой Тирд. — Я должен лететь сейчас.
— Ну, как знаешь, — ответил Искусник. И в голосе корвуса Тирд впервые расслышал нотку грубоватого уважения.
Затейник тоже хотел что-то сказать, но повернул голову, прислушиваясь. И тревожно каркнул: прячьтесь, да поскорее! Оба голубя тут же юркнули в дупло. Искусник ловко замаскировал ветвями отверстие, а Затейник уже оглядывал с высоты лес. Он был уверен, что слух его не подвел.
Скоро послышалось собачье тявканье, и голуби в страхе прижались друг к дружке. Но ни Тирд, ни Госпожа Леса еще не знали самого страшного. На руке человека, вцепившись могучими когтями в воловью кожу перчатки, покачивался грозный хабифальк.
Скоро к дуплу подкрался Искусник и птичьими жестами объяснил голубям, что происходит внизу. Собака бродила под деревьями, принюхиваясь к снегу. Хищная птица сидела на сухой сосне неподалеку. А человек разжег костер и натаскал хвороста. Значит, он остановился здесь на ночлег до утра.
Хуже не могло случиться ничего.
Прошел час, за ним другой. Нужно было на что-то решаться. Голуби тихо переговорили с воронами, и черный народ принялся за свое черное дело.
Первым начал согласно прозвищу Затейник. С громким карканьем он слетел и бесстрашно уселся на дерево против хабита. Собака только мордой повела. Хабит же не спускал с корвуса мрачного взора. Он прекрасно помнил дерзкого ворона, но, увы, никак не мог объяснить этого хозяину. Охотник тем временем готовил пищу.
Затейник тут же принялся прыгать с ветки на ветку и церемонно расхаживать, издевательски кланяясь хабифальку, дабы вывести хищника из себя. Хабит с презрением поворачивал голову вслед за корвусом, но оставался недвижим. Он знал, что ворон задирает его неспроста, а от ястребов хищная помесь сполна унаследовала их подозрительность.
Тем временем в дупле тихо, но отчаянно спорили два голубя. Один настаивал, другая противилась, и никто не хотел уступать. Искусник пока наблюдал за происходящим, укрывшись в густых ветвях. Но он тоже был встревожен, поскольку время Тирда неумолимо текло.
Наконец Затейник бросил задирать хабита и подлетел к дуплу. Он был порядком расстроен.
— Ничего не могу поделать, — шепнул он, делая вид, что чистит перья. — Трижды пытался увести его в чащу, но хабит не поддался.
1 2 3 4