Вскрик оборвался на самой последней ноте, и девушка, запрокинув голову, привалилась к машине и стала медленно сползать по ее стенке. Она была еще жива, но она была уже мертва, потому что из кустов у ручья к ней направлялась смерть. Нет, зоологи ошиблись, она не спала днем - страшная смерть, саблезубая, со струящимся меж клыками волнистым языком, неторопливо надвигающаяся на пружинистых лапах, возбужденно подергивающая обрубком волосатого хвоста. И Андрея охватил восторг.
Это удача! Ах, какая это великолепная удача! Он торопливо расстегнул кобуру скорчера, автоматическим движением руки ввел в ноздри фильтры. "Я подшибу его на лету в прыжке. Тигр всегда прыгает на жертву. А потом затащу ее сюда и накормлю. И никто ничего не скажет, не посмеет сказать. Потому что я спасу жизнь человека. Разве нас с детства не учили, что самое центов это жизнь человека? И пусть это будет вмешательством, но меня все поймут, потому что каждый сделал бы то же самое",
Махайрод был уже в двадцати метрах. Андрей толкнул створку тамбура... в этот миг взвыла сирена.
Это было невозможно, невероятно, но это случилось. Андрей замер, будто натолкнулся на глухую стену. Красная сигнальная лампочка панически мигала над рычагом. Это не обычное предупреждение к возвращению, это сигнал к бегству. Сирена будет выть, пока во всех двух тысячах машин дежурные не нажмут на красные рукоятки и генераторы не закрутятся бешеными силовыми смерчами, сминая время. Значит, там, "внизу", что-то случилось и людям приходится спасаться. Может, они даже пустили в дело скорчеры. Это разрешается как исключение, когда ничто другое уже не может спасти. Потому что это вмешательство. И хотя его последствия не скажутся в будущем, "рассосутся" во времени, как затухает волна от брошенного в озеро камня, не достигнув берега, все-таки это вмешательство.
Пять секунд дается на то, чтобы добежать до рычага. Значит, остальные 1999 генераторов вот-вот заработают. И только его машина окажется вне цепи... Андрей повернулся и бросился в каюту. Ладонь натренированно легла на красную рукоять: но не нажала на нее.
Эта девушка... Она не упала лишь потому, что прислонилась к машине. Он обязан выполнить свой долг перед людьми, которые ждут сейчас в машинах... Но она тоже человек.
Слабая тростинка на берегу необ ятной реки жизни, защищенная только искоркой разума. И никогда не сумеет простить он себе, что дал погибнуть человеку. И тут внезапная мысль поразила его - Лена!
Не может такое сходство быть случайным...
Так не оборвется ли к тому же с гибелью этой кроманьонки целая эволюционная цепочка?
...Он рванул рычаг и ринулся из машины. В его распоряжении было, наверное, полсекунды. И хотя он знал, что все кончено, что успеть невозможно, он действовал так, будто намеревался успеть. Выстрел дробным эхом запрыгал по холмам. Зверь перевернулся в воздухе и шмякнулся рядом, раскинув лапы. И в этот момент кроманьонка начала падать, потому что опора исчезла. Андрей еле успел подхватить ее и заставил себя обернуться. Заставил, хотя безошибочно знал, что увидит. Но он обернулся и увидел, что машины нет.
И никаких следов, даже трава не примята.
Разумеется, его будут искать. Но машина редко попадает дважды в одну точку времени. Они разойдутся - на сутки, на час, на минуту...
И все же их найдут, не могут не найти.
На его руке лежала кроманьонка.
До ближайшей цивилизации сорок тысяч лет. Есть только они двое, и еще саблезубые, мамонты, медведи... И девяносто девять зарядов в магазине скорчера. Было сто...
Он думал только об этих девяноста девяти зарядах. Намеренно сузил мысли вокруг них. В этом сейчас было спасение. Позже придет отчаяние, наконец, фатальное успокоение, когда смиряешься с последствиями своих поступков.
Он заметил, что девушка очнулась. Она переводила взгляд с него на мертвого зверя и опять на него, и страх исчезал из ее глаз. Он был человек, и он спас ее. Потом ома встала на ноги и без страха взглянула на него. Андрей смутился. Он расстегнул магнитную застежку шлема и выбросил из ноздрей фильтры.
- Ничего, - сказал он, засовывая скорчер в кобуру. - Ничего. Главное, что цепь не разорвана. А так все в порядке. Вода есть, пища есть, - он ткнул носком тушу зверя - огонь добудем трением, лук изобретем... Только вот костюмчик не подходит. Не из этой эпохи. Пожалуй, шкура будет мне больше к лицу.
Он стал искать подходящий кусок кремня, чтобы сделать из него нож.
1 2
Это удача! Ах, какая это великолепная удача! Он торопливо расстегнул кобуру скорчера, автоматическим движением руки ввел в ноздри фильтры. "Я подшибу его на лету в прыжке. Тигр всегда прыгает на жертву. А потом затащу ее сюда и накормлю. И никто ничего не скажет, не посмеет сказать. Потому что я спасу жизнь человека. Разве нас с детства не учили, что самое центов это жизнь человека? И пусть это будет вмешательством, но меня все поймут, потому что каждый сделал бы то же самое",
Махайрод был уже в двадцати метрах. Андрей толкнул створку тамбура... в этот миг взвыла сирена.
Это было невозможно, невероятно, но это случилось. Андрей замер, будто натолкнулся на глухую стену. Красная сигнальная лампочка панически мигала над рычагом. Это не обычное предупреждение к возвращению, это сигнал к бегству. Сирена будет выть, пока во всех двух тысячах машин дежурные не нажмут на красные рукоятки и генераторы не закрутятся бешеными силовыми смерчами, сминая время. Значит, там, "внизу", что-то случилось и людям приходится спасаться. Может, они даже пустили в дело скорчеры. Это разрешается как исключение, когда ничто другое уже не может спасти. Потому что это вмешательство. И хотя его последствия не скажутся в будущем, "рассосутся" во времени, как затухает волна от брошенного в озеро камня, не достигнув берега, все-таки это вмешательство.
Пять секунд дается на то, чтобы добежать до рычага. Значит, остальные 1999 генераторов вот-вот заработают. И только его машина окажется вне цепи... Андрей повернулся и бросился в каюту. Ладонь натренированно легла на красную рукоять: но не нажала на нее.
Эта девушка... Она не упала лишь потому, что прислонилась к машине. Он обязан выполнить свой долг перед людьми, которые ждут сейчас в машинах... Но она тоже человек.
Слабая тростинка на берегу необ ятной реки жизни, защищенная только искоркой разума. И никогда не сумеет простить он себе, что дал погибнуть человеку. И тут внезапная мысль поразила его - Лена!
Не может такое сходство быть случайным...
Так не оборвется ли к тому же с гибелью этой кроманьонки целая эволюционная цепочка?
...Он рванул рычаг и ринулся из машины. В его распоряжении было, наверное, полсекунды. И хотя он знал, что все кончено, что успеть невозможно, он действовал так, будто намеревался успеть. Выстрел дробным эхом запрыгал по холмам. Зверь перевернулся в воздухе и шмякнулся рядом, раскинув лапы. И в этот момент кроманьонка начала падать, потому что опора исчезла. Андрей еле успел подхватить ее и заставил себя обернуться. Заставил, хотя безошибочно знал, что увидит. Но он обернулся и увидел, что машины нет.
И никаких следов, даже трава не примята.
Разумеется, его будут искать. Но машина редко попадает дважды в одну точку времени. Они разойдутся - на сутки, на час, на минуту...
И все же их найдут, не могут не найти.
На его руке лежала кроманьонка.
До ближайшей цивилизации сорок тысяч лет. Есть только они двое, и еще саблезубые, мамонты, медведи... И девяносто девять зарядов в магазине скорчера. Было сто...
Он думал только об этих девяноста девяти зарядах. Намеренно сузил мысли вокруг них. В этом сейчас было спасение. Позже придет отчаяние, наконец, фатальное успокоение, когда смиряешься с последствиями своих поступков.
Он заметил, что девушка очнулась. Она переводила взгляд с него на мертвого зверя и опять на него, и страх исчезал из ее глаз. Он был человек, и он спас ее. Потом ома встала на ноги и без страха взглянула на него. Андрей смутился. Он расстегнул магнитную застежку шлема и выбросил из ноздрей фильтры.
- Ничего, - сказал он, засовывая скорчер в кобуру. - Ничего. Главное, что цепь не разорвана. А так все в порядке. Вода есть, пища есть, - он ткнул носком тушу зверя - огонь добудем трением, лук изобретем... Только вот костюмчик не подходит. Не из этой эпохи. Пожалуй, шкура будет мне больше к лицу.
Он стал искать подходящий кусок кремня, чтобы сделать из него нож.
1 2