Лес! Значит, голодать не придется. Черт его подери, если под кронами камедных деревьев и секвой ему не удастся подстрелить какую-нибудь дичь или, еще лучше, сайгу-антилопу, мясо которой было довольно жестким, зато потроха буквально таяли во рту.
Почувствовав себя уверенней, Патч пришпорил коня, уже чувствуя во рту вкус зажаренной, исходящей прозрачным жиром дичи, золотистая корочка которой прямо-таки хрустела на зубах. А для утоления жажды как нельзя лучше подойдут дикие фрукты, из мякоти которых можно было выдавить приятный прохладный сок.
Выехав на равнину, Патч придержал коня. Как бы ни хотелось есть, но из-за голода головы терять не следовало. Чтобы остаться в живых, нужно проявить хотя бы минимум осторожности. Ему уже стукнуло пятьдесят, и Патч вовсе не стремился оборвать череду своих дней. Он делал все от него зависящее, чтобы выжить, и не собирался влипнуть в дурацкую историю из-за какой-то рези в желудке.
Предоставленная сама себе, природа брала свое: пески медленно, но неуклонно отвоевывали все новые и новые пространства, а леса разрастались в таких местах, где раньше это казалось просто невозможным.
Лес, к которому держал путь Патч, вырос на месте бывшей промышленной зоны. Разрастаясь как попало, стволы и ветви деревьев прорывались сквозь крыши и оконные проемы сооружений, сплетаясь в густой зеленый полог высоко над землей.
– Тише, Зак! Тише, мой хороший! – пробормотал Патч, заставляя коня, почуявшего свежесть зелени и близость привала, идти медленней.
Миновав ряд пустых ангаров, опутанных лианами толщиной с бедро взрослого человека, Патч взобрался на вершину гребня, возвышавшегося над поросшим лесом участком, чтобы выяснить, как далеко простираются заросли. Затем он пересек небольшой покрытый карликовым кустарником песчаный участок, простиравшийся до самого леса.
На полпути Патч решил еще раз осмотреться. В воздухе витали сладковатые пряные ароматы. Они ощущались даже на удалении от леса и заставляли нервно трепетать ноздри коня.
Патчу снова пришлось натянуть поводья, чтобы сдержать нетерпение коня, то и дело рвущегося перейти в галоп.
– Спокойнее, сынок, спокойнее, – проворчал он. – Сейчас не надо торопиться. Времени у нас предостаточно.
Встав на стременах, он приложил к глазам бинокль и принялся внимательно разглядывать лесную опушку, пытаясь не упустить ни единого движения, ни малейшего подрагивания листьев. Но все было спокойно. Над широкими языками ежевичника беседкой сплетались закрученные спиралью лозы дикого винограда, опутавшего бесконечно длинными усами купы конических сигиллярий.
Все было спокойно. Слишком спокойно. А кроме того, настораживала тишина. Обычно такие заросли кишат стаями пернатых обитателей. Над ними, сражаясь за каждую хворостинку, без конца вьются стаи скворцов, пищух, воробьев, наполняя воздух неугомонным щебетом, трелями и хлопаньем крыльев.
Патч, которого всегда отличала особая осмотрительность, дал большее увеличение, сужая сектор обзора.
Переплетение ветвей стало совсем близким, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Неторопливо и очень тщательно Патч начал исследовать каждый участок зарослей.
И тогда он увидел жопу.
Глава 3
Сначала Патч подумал, что его подводит зрение. Он торопливо протер кусочком замши окуляры бинокля, отрегулировал резкость и тогда со всей очевидностью убедился: речь шла именно о жопе!
Патч вовсе не был грубияном и сквернословом, но он считал, что каждая вещь в природе имеет свое название, а посему женский зад для него фатально обозначался словом «жопа».
И там, в зарослях, несмотря на своеобразие обстановки, он сразу же признал женский зад. Ошибиться мог только полный идиот. Ни о каких сомнениях не могло быть и речи, стоило только раз взглянуть на эту совершенную полноту, безупречное очертание округлостей, чистоту линий, восхитительные ямочки, изысканную форму бедер!
Ну, что ты скажешь – это была жопа молодой спелой девки!
Патч, считавший, что удивить его уже невозможно ничем, некоторое время озадаченно взирал на открывшуюся ему картину. Имея богатый сексуальный опыт, он никогда не видел ничего подобного.
– Чертовка, должно быть, тащится от ощущения высоты, – вслух прокомментировал он увиденное, чтобы хоть как-то проникнуться духом явления, в реальность которого он все еще никак не мог поверить. Заниматься этим на дереве – тоже не каждому придет в голову!
После некоторого размышления Патч пришел к выводу, что выражение «витать в облаках» еще никогда не находило себе лучшего применения.
Незаметно его настроение менялось. Законное удивление уступало место коварному волнению, будоражившему кровь. Давненько ему не приходилось играть в зверя с двумя спинами, поэтому необычное зрелище будило в нем с трудом сдерживаемое желание.
Нужно признать, что распутница себя не щадила! Она вовсю скакала на своем невидимом партнере, скрытом густой листвой. Ее мясистые ягодицы подрагивали при каждом толчке, выпячивались и открывались все шире и шире, выставляя напоказ секретный проход и раскрытый бутон плоти, поросший по краям влажными вьющимися волосами.
С сожалением отводя взгляд от этой жемчужины, Патч решил подобраться поближе к тому месту, где резвилась парочка.
Лавируя между толстыми стволами саговника с пышной шаровидной кроной, огибая комли наклонившихся секвой, в корнях которых кишели черви, Патч поехал вперед, стараясь соблюдать полную тишину – здравый смысл все же еще не отказал ему. Почва под ногами коня становилась мягкой и влажной. В следах, оставленных копытами, быстро скапливалась вода. Патч спешился и повел Зака на коротком поводе, чуть слышно шепча ему на ухо ласковые, успокаивающие слова, когда копыта коня скользили по влажному упругому мху.
Когда земля под ногами стала тверже, он вновь сел в седло и, держа в руках мачете, низко пригнулся к шее коня, стараясь избегать прикосновения к веткам с длинными ядовитыми колючками – одного их укола хватало, чтобы вызвать жуткую лихорадку, пережить которую удавалось не многим.
Очень скоро из-за густой листвы подлеска, пронизанного зеленоватыми лучами света, снова показалась задница. В то же время Патч услышал голоса:
– Ну что, сука, тебе нравится?
– Эй, ты слезешь или нет, черт бы тебя побрал?
– Перестань двигаться, я никак не могу попасть!
Патч замер. На поляне были три человека, не считая девчонки, жалобные хрипы и стоны которой он теперь отчетливо слышал.
Неожиданный порыв ветра немного отклонил гибкие ветви деревьев, покрытые густой листвой, и глазам Патча предстала жуткая сцена. Задница девки плясала не в пароксизме страсти, как он прежде думал, а в последних спазмах агонии.
В петле пеньковой веревки, переброшенной через толстый сук дерева, висела раздетая догола молодая женщина и, судорожно дергаясь во все стороны, из последних сил цеплялась за веревку, глубоко впившуюся ей в шею.
«Развлечения» такого рода были явно не по ней. Когда силы покидали женщину, петля еще туже стягивала ее шею. Она широко открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, из ее сдавленного горла рвался сиплый хрип, лицо синело, а с вывалившегося языка капала пена. Жертва негодяев снова подтягивалась на веревке, силы снова изменяли ей, она срывалась, и тогда петля затягивалась еще больше.
Трое мужчин, увлеченно наблюдавших за судорогами своей жертвы, стояли прямо под ней, спустив штаны и теребя в руках свое достоинство. Трое других держались в стороне, также не сводя с несчастной внимательных глаз.
Патч, человек по натуре крутой и, когда надо, жестокий, никогда не занимался подобным скотством. Если уж дело шло к траханью, он любил, чтобы все было по правилам: без насилия, по обоюдному согласию. Не то чтобы он испытывал особое почтение к женскому полу – просто таким уж он уродился, чего, судя по всему, нельзя было сказать о шестерке пьяных в стельку и одурманенных наркотиками подонков, ловивших кайф, наблюдая за агонией молодой женщины.
А она продолжала бороться за жизнь: сучила ногами в пустоте, цепляясь за веревку, извивалась, словно червяк на крючке рыбака, что вызывало у ее мучителей все новые взрывы хохота и поток похабных шуток.
Патч начал подумывать, не вмешаться ли ему, но в это время молодая женщина, устав от бессмысленной борьбы, исход которой был и так ясен, решила положить конец своим мучениям. Поняв, что цепляясь за жизнь, она лишь продлевает пытку, пленница вложила все оставшиеся силы в последний рывок наверх, а затем, отпустив веревку, закачалась в воздухе, судорожно подергивая ногами и руками. Неожиданное «бегство» несчастной вызвало у ее мучителей сначала столбнячное оцепенение, а затем яростный взрыв гнева.
В бешенстве от того, что сорвались все их похотливые планы, потеряв дар речи, трое мерзавцев замерли от неожиданности, как громом пораженные, а затем бросились к раскачивающемуся на веревке трупу и повисли на нем, рассчитывая попользоваться еще теплым телом.
Именно в этот момент один из зрителей, у которого не было левой руки, вытащил из кобуры револьвер и с усмешкой выпустил все пули, целясь в веревку. Меткая и кучная стрельба сделала свое дело: одна из пуль перебила туго натянутую веревку, и тело молодой женщины полетело вниз, увлекая с собой троицу ублюдков.
И в то же время, напуганный грохотом выстрелов, Зак вылетел из кустарника прямо на поляну, чуть не сбросив Патча, который чудом удержался в седле.
Захваченные врасплох, обе стороны замерли в нерешительности.
Умудренный опытом, осторожный Патч был не настолько глуп, чтобы сломя голову бросаться на шестерку лихих парней, да еще такой крутой закваски. Бесполезно демонстрировать свою доблесть, если дело с самого начала пошло вкривь и вкось. Наука выживания требовала разумной оценки обстановки и немалой изворотливости. Если действовать с наскока, то можно быстро оказаться под шестью футами рыхлой земли.
– Не обращайте на меня внимания, – вежливо произнес Патч, чтобы разрядить обстановку. – Я просто ехал мимо!
Его жалкая острота повисла в воздухе. Во взглядах, обращенных на него со всех сторон, читались откровенная злоба и недоверие. Момент для шуток был выбран явно неудачно. Помимо враждебности Патч увидел в глазах кое-кого из бандитов вспыхнувшую холодным огоньком жадность. Известное дело: и бинокль, и седельные сумки из тисненой кожи, и седло, короче, все его снаряжение вызывало зависть.
Теперь Патч понял, что столкновение неизбежно, и приготовился к нему. Его шанс заключался в том, что противники держались двумя, четко определенными группами.
Он все еще колебался, стоит ли брать инициативу на себя, когда однорукий поднял револьвер и направил его в сторону Патча.
Искушенный во всем, что касалось карманной артиллерии, Патч грешил излишней самоуверенностью. В его подсознании накрепко засели шесть выстрелов, сделанных одноруким, следовательно, барабан его револьвера должен быть пуст. В этом плане Патч чувствовал себя совершенно спокойно, однорукого ждет крайне неприятный сюрприз.
Но в действительности сюрприз достался на долю Патча.
Револьвер грохнул еще раз, и он почувствовал, будто к его правой щеке приложили раскаленный докрасна железный прут.
Избавившись от стремян, Патч соскользнул на землю, приземлился на плечо и несколько раз перекатился через себя, не давая однорукому возможности точно прицелиться. Он завершил свой акробатический трюк, встав на чуть согнутых ногах, готовый в любой миг распрямиться, как туго сжатая стальная пружина.
Первым делом Патч криком прогнал Зака. Ему нужен был оперативный простор.
С рефлексами у однорукого было все в порядке, ибо он метнулся к поваленному стволу дерева, на котором лежал «винчестер 30/30». Что касается его приятелей, то они еще не очень хорошо разобрались в происходящем и даже не тронулись с места, словно вросли ногами в землю.
Пальцы Патча сомкнулись на двух рукоятках, сделанных специально под его руки, и на свет появилась пара чудовищных пушек – им просто не было другого названия, – сделанных по заказу одним из опытнейших оружейников Алмерии, города, расположенного далеко на севере.
Представьте себе два охотничьих ружья 12 калибра с вертикально расположенными стволами, обрезанными наполовину их длины и по старинке сваренными вместе. Спусковые механизмы мастер переделал под один курок, одна собачка служила для взведения и одним же рычагом осуществлялась перезарядка.
Два ствола плюс два ствола...
По пушке на каждом бедре...
А в целом восемь стволов, изрыгающих смертоносный свинец, сметающий все на своем пути. Естественно, о большой точности стрельбы говорить не приходилось, но такому оружию просто не было цены в ближнем бою. Приходилось, конечно, считаться с отдачей, которая выворачивала запястья, но, в конце-концов, это дело привычки и опыта.
Однорукий, оказавшийся чертовски проворным парнем, уже вскинул «винчестер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18