Говорил тебе, не может быть такого генератора, аН нет – испытывать понесло!
– Вы о чем? – насторожился офицер.
– О том, что это не наше кино, – вздохнул Лаврушин и заискивающе произнес: – Господин капитан, а может, не стоит расстреливать? Может, договоримся.
Он заработал презрительный взор подпольщика и насмешливый взор капитана.
– Нет веры тому, кто раз связался с хамом, – процедил тот. – Увести.
Лаврушин пытался обдумать, сидя на соломе, планы спасения, но ничего путного не приходило. Под утро задремал. Разбудил его конвоир.
– Вставай, краснопузый. Час твой пробил…
* * *
Во дворике у стены красного кирпича стояли члены подпольного ревкома – избитые, в ссадинах, с разорванными рубахами. Больше всех досталось товарищу Алексею – тот еле держался на ногах.
Внутри у Лаврушина было пусто. Подташнивало. Но он все не мог до конца поверить, что этот синтетический мир расправится с ним.
Он поднял глаза. Увидел строй солдат в длиннополых шинелях, с приставленными к сапогам винтовками.
– Боже мой, – прошептал он.
– Это все твои идеи, – кивнул Степан, он был не столько напуган, сколько зол.
– Товсь! – тонко проорал знакомый поручик и поднял руку. Взвод взял наизготовку. И Лаврушин на удивление ясно с такого расстояния увидел бегающие, неуверенные глаза солдата, целящегося ему прямо в сердце.
Тут товарищ Алексей гордо и зычно закричал:
– Да здравствует партия Ленина! Наше дело не умрет!
И запел «Интернационал».
Соратники подхватили его – стройно и слаженно, как профессиональный хор.
Ноги у Лаврушина слабели. Он оперся о холодную стену и закрыл глаза. Это слишком тяжело – смотреть в глаза собственной смерти.
– Цельсь! – проорал еще более тонко подпоручик.
«Все», – подумал Лаврушин. Холод кирпича продирал до костей мертвенным морозом.
Прошло несколько секунд. Лаврушин почувствовал, как его трясут за плечо.
– Заснул? – послышался голос Степана. Лаврушин открыл глаза и увидел своего друга. Живого. Только бледного.
– Где мы? – слабо спросил Лаврушин.
– Кажется, в Англии.
Вокруг простирались бесконечные вересковые поля, на горизонте синел лес и озера. Сам Лаврушин стоял, оперевшись о мшистый булыжник запущенного и достаточно безобразного, без единого намека на величественность, замка. Это был сарай-переросток из булыжника, а не замок. Но он был несомненно английский.
– По-моему, это «Международная панорама», – сказал Степан. – Интересно, как мы проскочили диктора, заставки.
– Пси-миры неисследованы. Интересно, как там с ребятами из ревкома?
– Я, кажется, смотрел этот фильм. В следующей серии солдаты откажутся стрелять. Пленников освободят.
– Хорошо бы, – Лаврушину было жалко до слез тех людей. Хоть и киношные они, но в то же время живые. – Красиво. Хоть бы этот репортаж подольше продлился.
– В этой передаче репортажи короткие.
В подтверждение этих слов замок исчез. Друзья очутились в толпе негров. Чернокожие прыгали поочередно то на одной, то на другой ноге и что-то подвывали по-своему. Окна в многоэтажных домах были выбиты. Жара стояла немилосердная.
– Степка, мы в ЮАР, – крикнул Лаврушин.
Негры рядом прекратили прыгать, раздвинулись, пошептались и начали угрожающе смыкаться вокруг двух белых.
Один толкнул Степана в спину. Другой взял Лаврушина за локоть, и тот только вежливо улыбнулся. Обстановка накалялась.
Тут начался кавардак.
Метрах в тридцати перед толпой улицу перекрывали два черных бронетранспортера с водометами на крышах. По обе стороны от них стояли полицейские. Они напоминали, в шлемах с опущенными стеклянными забралами, со щитами, дубинками и ружьями с резиновыми пулями, древнюю рать, вышедшую на битву. Это были уверенные в своих силах головорезы, лениво смотрящие на приближающихся негров. Но и те знали толк в хорошей драке. Из толпы полетели камни. Метрах в пяти за спиной путешественников рванула граната со слезоточивым газом. Затем еще одна. Захлопали выстрелы. Негр, державший Лаврушина под локоть, свалился, сраженный резиновой пулей. Потом стало невыносимо резать глаза, сдавило горло. Лаврушин, кашляя, бросился в сторону…
Очень кстати опять все изменилось.
С час друзья провели на стадионе, где болельщики что-то орали поиностранному. Путешественники с ужасом думали, какой еще сюрприз принесет им программа телепередач.
Но в генераторе кончился бензин.
– По-моему, – сказал Степан, – путешествие закончилось. Твою берлогу пока по телевизору не показывают.
* * *
Следующим утром друзья встретились в светлом коридоре казавшегося теперь невероятно близким и родным института.
– Ну как, очухался? – спросил Лаврушин.
– Угу. Только всю ночь со слезогонки кашлял. Тут появился Толик Звягин в огромных очках и с (толстым портфелем.
– Привет, ребята.
– И тебе того же, – буркнул Степан.
– Не поверите, у меня глюки начались, – сообщил Звягин.
– Почему, очень даже поверим, – кивнул Степан, теперь готовый поверить во что угодно.
– Вчера «Международная панорама была, – пояснил Звягин. – Там в негритянской демонстрации двух белых показывали. Как две капли воды на вас похожие. Привидится же такое.
– Да, – Лаврушин издал нервный смешок – Это мы и были.
– Но…
– Вот тебе и «но.
– Шутите, – обиделся Звягин.
– Шутим…
1 2 3 4
– Вы о чем? – насторожился офицер.
– О том, что это не наше кино, – вздохнул Лаврушин и заискивающе произнес: – Господин капитан, а может, не стоит расстреливать? Может, договоримся.
Он заработал презрительный взор подпольщика и насмешливый взор капитана.
– Нет веры тому, кто раз связался с хамом, – процедил тот. – Увести.
Лаврушин пытался обдумать, сидя на соломе, планы спасения, но ничего путного не приходило. Под утро задремал. Разбудил его конвоир.
– Вставай, краснопузый. Час твой пробил…
* * *
Во дворике у стены красного кирпича стояли члены подпольного ревкома – избитые, в ссадинах, с разорванными рубахами. Больше всех досталось товарищу Алексею – тот еле держался на ногах.
Внутри у Лаврушина было пусто. Подташнивало. Но он все не мог до конца поверить, что этот синтетический мир расправится с ним.
Он поднял глаза. Увидел строй солдат в длиннополых шинелях, с приставленными к сапогам винтовками.
– Боже мой, – прошептал он.
– Это все твои идеи, – кивнул Степан, он был не столько напуган, сколько зол.
– Товсь! – тонко проорал знакомый поручик и поднял руку. Взвод взял наизготовку. И Лаврушин на удивление ясно с такого расстояния увидел бегающие, неуверенные глаза солдата, целящегося ему прямо в сердце.
Тут товарищ Алексей гордо и зычно закричал:
– Да здравствует партия Ленина! Наше дело не умрет!
И запел «Интернационал».
Соратники подхватили его – стройно и слаженно, как профессиональный хор.
Ноги у Лаврушина слабели. Он оперся о холодную стену и закрыл глаза. Это слишком тяжело – смотреть в глаза собственной смерти.
– Цельсь! – проорал еще более тонко подпоручик.
«Все», – подумал Лаврушин. Холод кирпича продирал до костей мертвенным морозом.
Прошло несколько секунд. Лаврушин почувствовал, как его трясут за плечо.
– Заснул? – послышался голос Степана. Лаврушин открыл глаза и увидел своего друга. Живого. Только бледного.
– Где мы? – слабо спросил Лаврушин.
– Кажется, в Англии.
Вокруг простирались бесконечные вересковые поля, на горизонте синел лес и озера. Сам Лаврушин стоял, оперевшись о мшистый булыжник запущенного и достаточно безобразного, без единого намека на величественность, замка. Это был сарай-переросток из булыжника, а не замок. Но он был несомненно английский.
– По-моему, это «Международная панорама», – сказал Степан. – Интересно, как мы проскочили диктора, заставки.
– Пси-миры неисследованы. Интересно, как там с ребятами из ревкома?
– Я, кажется, смотрел этот фильм. В следующей серии солдаты откажутся стрелять. Пленников освободят.
– Хорошо бы, – Лаврушину было жалко до слез тех людей. Хоть и киношные они, но в то же время живые. – Красиво. Хоть бы этот репортаж подольше продлился.
– В этой передаче репортажи короткие.
В подтверждение этих слов замок исчез. Друзья очутились в толпе негров. Чернокожие прыгали поочередно то на одной, то на другой ноге и что-то подвывали по-своему. Окна в многоэтажных домах были выбиты. Жара стояла немилосердная.
– Степка, мы в ЮАР, – крикнул Лаврушин.
Негры рядом прекратили прыгать, раздвинулись, пошептались и начали угрожающе смыкаться вокруг двух белых.
Один толкнул Степана в спину. Другой взял Лаврушина за локоть, и тот только вежливо улыбнулся. Обстановка накалялась.
Тут начался кавардак.
Метрах в тридцати перед толпой улицу перекрывали два черных бронетранспортера с водометами на крышах. По обе стороны от них стояли полицейские. Они напоминали, в шлемах с опущенными стеклянными забралами, со щитами, дубинками и ружьями с резиновыми пулями, древнюю рать, вышедшую на битву. Это были уверенные в своих силах головорезы, лениво смотрящие на приближающихся негров. Но и те знали толк в хорошей драке. Из толпы полетели камни. Метрах в пяти за спиной путешественников рванула граната со слезоточивым газом. Затем еще одна. Захлопали выстрелы. Негр, державший Лаврушина под локоть, свалился, сраженный резиновой пулей. Потом стало невыносимо резать глаза, сдавило горло. Лаврушин, кашляя, бросился в сторону…
Очень кстати опять все изменилось.
С час друзья провели на стадионе, где болельщики что-то орали поиностранному. Путешественники с ужасом думали, какой еще сюрприз принесет им программа телепередач.
Но в генераторе кончился бензин.
– По-моему, – сказал Степан, – путешествие закончилось. Твою берлогу пока по телевизору не показывают.
* * *
Следующим утром друзья встретились в светлом коридоре казавшегося теперь невероятно близким и родным института.
– Ну как, очухался? – спросил Лаврушин.
– Угу. Только всю ночь со слезогонки кашлял. Тут появился Толик Звягин в огромных очках и с (толстым портфелем.
– Привет, ребята.
– И тебе того же, – буркнул Степан.
– Не поверите, у меня глюки начались, – сообщил Звягин.
– Почему, очень даже поверим, – кивнул Степан, теперь готовый поверить во что угодно.
– Вчера «Международная панорама была, – пояснил Звягин. – Там в негритянской демонстрации двух белых показывали. Как две капли воды на вас похожие. Привидится же такое.
– Да, – Лаврушин издал нервный смешок – Это мы и были.
– Но…
– Вот тебе и «но.
– Шутите, – обиделся Звягин.
– Шутим…
1 2 3 4