Уж не знаю, что послужило истинной причиной, но Иисус искусно выкрутился, сообщив известную аксиому, что «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем».
А затем прошел слух, что братья очень сильно недовольны и их терпению приходит конец, так что неудивительно, что мы покинули Назарет в большой спешке и под покровом тьмы.
* * *
Смерть Иоанна Крестителя встретила Иисуса неожиданно. Когда человек, который рассказал ему об этом печальном событии, ушел, Иисус сел в тени деревьев и заплакал, а ученики растерянно толклись в отдалении, не зная, что же делать.
И в этот день я решился наконец заговорить с ним. Выбрав момент, когда апостолы разбрелись и оказались заняты своими делами, я подошел к скорбящему Христу и сел рядом на большой плоский камень. Иисус посмотрел на меня своими черными, словно маслины, глазами и спросил:
– Что хочешь ты, Иуда, сказать мне?
– Не хочу оставлять тебя одного в горе, Господи, – ответил я. – В моей фляге есть немного вина, и я подумал, что правильнее будет разделить его с тобой.
– Ты прав, Иуда. Это был великий человек, истинно святой. Давай выпьем.
– Мы сделали по паре глотков (к слову, местное вино отвратительно, особенно в сравнении с моим любимым «Киндзмараули»), и Иисус поинтересовался:
– Скажи, что ты обсуждаешь все время с Матфеем?
– С Матфеем мы только что обсуждали историю о пяти хлебах и двух рыбах, которыми Иисус должен был накормить «около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей». В реальность подобной истории я никогда не верил, а посему решил предварить возможные события и натолкнуть хитроумного Матфея на стоящую идею. Он, правда, вначале настаивал на двух хлебах без всякой рыбы, но я убедил его, что с рыбой оно интереснее, а количество хлебов мы разыграли на палочках. Вдохновленный Матфей сейчас лежал на траве под оливой и то ли дремал, то ли продумывал детали.
– Откроюсь тебе, Господи: я дал совет Матфею описать когда-либо все происходящие события, дабы потом люди могли читать их и следовать согласно учению твоему, – покаянно сказал я.
Иисус улыбнулся.
– Это доброе дело, – сказал он. – Верно, сам отец мой небесный наставил вас на этот путь. Но почему Матфей?
– Я думаю, не возбранится и другим ученикам твоим написать такое, – развел я руками. – Чем больше их будет, тем точнее окажется рассказ, ведь кто-то может забыть или пропустить нечто важное… Вот, например, малыш Иоанн.
– Я поразмыслю, – кивнул Иисус и протянул руку за флягой.
Вторую флягу я реквизировал у спящего Матфея. С наступлением сумерек мы сидели, обнявшись, и тихонько пели. Только наутро, проснувшись с жестокой головной болью и запихивая в иссохший рот очередную капсулу, я понял, что здесь не так.
«В далекий край товарищ улетает»…
Вряд ли в древней Иудее эта песня была широко известной.
А ведь Иисус подтягивал не хуже Марка Бернеса…
* * *
Как вы понимаете, описанные выше события меня несказанно удивили, но в то утро я не решился ничего сказать Христу. Примечательно, что он выглядел столь же бодрым, как и я после лекарства. Куда более грустным я нашел Матфея, обнаружившего пропажу фляги. Я ничего не стал ему говорить.
Через озерцо, которое местные жители гордо называли морем, нам предстояло переправиться на большой щелястой лодке. Разумеется, можно было обойти озеро берегом, но это заняло бы слишком много времени. Да и моряки среди нас имелись – Андрей и Петр как-никак зарабатывали на жизнь рыболовным промыслом. Варфоломея, которого, как я заметил, апостолы третировали, отрядили вычерпывать какой-то посудиной набегающую в лодку воду, и мы отчалили. Нельзя сказать, что на берегу мы оставили сотни провожающих и оркестр,– напротив, лишь горстку наиболее проникшихся горожан и пару калек, не оставлявших надежд на исцеление и жестоко обманутых в своих ожиданиях.
Совсем забыл: Иисус-то с нами не поплыл! Для меня как для знатока евангельских текстов это не стало неожиданностью, тогда как смятенные апостолы судили и рядили, каким же образом учитель собирается нас нагнать. Они напоминали цыплят, брошенных наседкой, и вообще уже стали меня серьезно раздражать своей непроходимой тупостью, поэтому я устроился на носовой банке и притворился, что сплю.
Надо сказать, я и в самом деле уснул и вернулся к событиям, будучи с головой окаченным водою. Было темно, лодку нещадно било волнами, кто-то визгливо причитал (кажется, придурочный Варфоломей), Петр отчетливо ругался и понукал остальных не ныть, а спасать судно. Я вскочил и с ходу включился в работу, вцепившись в весло. Рядом пыхтел Филипп. Лодка угрожающе скрипела и ходила ходуном, и я подумал, что сейчас все вполне может закончиться, а значит, моя миссия накрылась. Патриарх будет недоволен… если он вообще будет, этот Патриарх Московский и всея Руси.
– Смотрите! – истошно заорал кто-то из апостолов.
Филипп тут же бросил весло, ощутимо ударившее меня в подбородок, и принялся таращиться в моросящую тьму. Я, сплевывая набегавшую в рот кровь, еще некоторое время усердно греб, но потом осознал, что гребу уже в полном одиночестве, тогда как остальные куда-то смотрят.
Освещаемая частыми сполохами молний, к нам приближалась белая фигура. Она совершенно свободно шла по волнам, и кое-кто уже упал на колени прямо в заполнявшую лодку воду. Я видел подобное на испытаниях гравипояса «Икар», а потом даже проходил спецкурс, как и все сотрудники службы безопасности Русской Православной Церкви, так что особенно не удивился – тем более после истории с песней про товарища летчика. Бля буду, Иисус пользовался именно им. Как громом пораженные апостолы вряд ли замечали, что ноги Христа находятся сантиметрах в десяти от поверхности воды, да и перебирает он ими куда медленнее, чем движется сам, – видимо, включил второй маршевый режим. Надо бы первый, ну да бог с ним…
– Это я, не бойтесь! – закричал Иисус, приближаясь.
– Господи! Если это ты, повели мне прийти к тебе по воде! – заорал Петр.
Правильно, все по плану. Вот только я уже начал слишком во многом сомневаться… И этому послужила причиной обнаруженная мной в лодке пластиковая обертка. Квадратик синего пластика размером примерно с половину спичечного коробка. Он плавал в лужице на дне лодки, и я увидел его, как только мы отплыли от берега. Стандартная упаковка от хитрого состава, входящего в стандартную аптечку, – гранулы, которые предохраняют от морской болезни.
Стало быть, кроме меня здесь есть еще один гость из будущего, который очень не хотел блевать через борт и потому не уберегся.
– Кто?
– А черт его знает.
Главное, что он вроде бы не подозревает о моем присутствии, иначе избавился бы от упаковки более старательно…
От размышлений меня отвлек Петр, который, внимая словам Иисуса, перелез через борт и, как и следовало ожидать, принялся играть в «Титаник».
– Господи! Спаси меня! – орал он, молотя руками по воде.
По счастью, Иисус уже стоял рядом и тотчас простер руку, втащив его в лодку и назидательно заметив:
– Маловерный! Зачем ты усомнился?
Да уж, «Икар» есть не у всех… Как он прячет его под одеждой? Я ничего не замечал. Наверное, какая-то облегченная модель, может, даже одноразовая, именно для этого случая.
А вот кто его послал?
АК?
Ерунда, для чего Атеистическому Конгрессу посылать сюда Иисуса, возиться с ним столько лет, чтобы потом в последний момент что-то испортить. Если тут и есть агент АК, так это тот, кто бросил в лодке обертку. А Иисус… Вообще неизвестно, кто он такой и откуда. Если только на самом деле не сын божий.
* * *
В Геннисарете нас уже ждали. Воистину слухами земля полнится – не успели мы ступить на твердую землю, как жители земли Геннисаретской начали собираться, на разные лады обсуждая появление легендарного целителя. Со стороны это напоминало приезд цирка шапито в провинциальный город; впечатление особенно усиливал Петр, собравший вокруг себя людей и оживленно повествующий о недавнем событии. В качестве доказательства он предъявлял всем желающим свою мокрую одежду. Граждане цокали языками и удивлялись.
Иисус с ходу совершил несколько исцелений, что после сдержанности на сей счет в Назарете смотрелось расточительно. Не знаю, кто там что подумал, а лично я решил, что он где-то пополнил запасы и перезарядил аптечку. И пояс, наверное, из тайника достал – раньше у него не было никакого пояса, не мог я не заметить.
Что говорить, в Иисусе я теперь был уверен на все сто. Сомнения касались лишь его принадлежности. Раскрываться перед Христом я не собирался – мало ли как все получится, а ну как он все же именно агент АК, а то и какой-либо другой конкурирующей конторы… До Иерусалима и распятия еще довольно много времени, и я постараюсь все разгадать.
Пока Иисус исцелял и изрекал истины, апостолы завтракали, усевшись прямо на песок. Внимание вездесущих фарисеев привлек Филипп, уписывающий краюху хлеба.
– Зачем ученики твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб, – прошамкал, судя по всему, их предводитель.
Благообразный старик выглядел в копейку как митрополит Кирилл, и я постарался запомнить эту хохму, чтобы по возвращении рассказать ребятам.
Иисус выдал довольно сложный ответ:
– Зачем и вы преступаете заповедь божию ради предания вашего? Ибо бог заповедал: почитай отца и мать. Злословящий отца или мать смертью да умрет. А выговорите: если кто скажет отцу или матери: дар богу то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою. Таким образом вы устранили заповедь божию преданием вашим. Лицемеры! Хорошо пророчествовал о вас Исайя, говоря: приближаются ко мне люди сии устами своими и чтут меня языком, сердце же их далеко отстоит от меня; но тщетно чтут меня, уча учениям, заповедям человеческим.
Народ, по-моему, ничего не понял. Остались в недоумении и фарисеи; да что там, я сам не въехал, что хотел сказать Иисус. Иногда он чрезмерно увлекался либо цитировал дословно Евангелие.
Кажется, он и сам понял, что говорит чересчур метафорично, потому что уточнил, обращаясь к народу:
– Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека!
Логично, черт побери.
Ничего любопытного в последующие несколько дней не произошло. Я пытался выяснить, кто же из апостолов швыряется обертками из будущего, но не нашел ни одной сколько-нибудь заслуживающей внимания нити. Даже, кажется, переборщил, потому что после коротких бесед со мной Симон Кананит, Фома и Андрей долго и подозрительно шептались.
Я окончательно привык к местной грубой пище и вину, желудок перестал меня беспокоить. С Иисусом я разговаривал еще дважды, но он постоянно переводил разговор на притчи и толкование Илии, изредка нелицеприятно высказывался в адрес Ирода и римской политики на Ближнем Востоке. Никаких выходок типа «В далекий край…» он не допускал, странных вещей я у него тоже не видел, и временами мне начинало казаться, что я схожу с ума и излишняя подозрительность – прежде всего следствие этого.
Однажды вечером Иисус собрал всех нас вокруг себя и начал, уставясь в пламя костра:
– Я хочу сообщить вам одно неприятное известие, которое вы, как ученики мои, обязаны знать.
– Что хочешь сказать нам, Господи? – спросил нетерпеливый Матфей, которого роль Иисусова биографа увлекла уже несколько чрезмерно.
– Хочу открыть вам, что мне должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, первосвященников и книжников… А после мне быть убиту, и в третий день должен я воскреснуть. – С этими словами Иисус оглядел собравшихся, ожидая комментариев.
Они не заставили себя долго ждать.
– Как – воскреснуть?!
– Когда мы идем в Иерусалим?
– А с нами что будет?
– Будь милостив к себе, Господи! Да не будет этого с Тобою!
Последнюю фразу выкрикнул Петр, и она привлекла внимание Христа. Поднявшись и отбрасывая неверную тень, Иисус зычно воскликнул:
– Отойди от меня, Сатана! Ты мне соблазн, потому что думаешь не о том, что божие, но что человеческое!
Петр испуганно отшатнулся, а апостолы, сидевшие рядом с ним (Фома и Иоанн), в свою очередь отшатнулись от Петра как от зачумленного.
– Если кто хочет идти за мною, – продолжал Иисус, стоя в неверном свете костра, – отвергни себя, и возьми крест свой, и следуй за мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее… Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
– Никакой! Никакой, Господи! – поспешно вставил Фома.
– Верно. Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо придет сын человеческий во славе отца своего с ангелами своими и тогда воздаст каждому по делам его. Истинно говорю вам: есть некоторые из сидящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят сына человеческого, грядущего в царствии своем.
1 2 3 4 5