За себя я почти не боялся – наверное, потому что происходило это все во сне. Вот только чей это был сон и зачем он? Я гнал прочь подобные мысли, когда бежал по бесконечному коридору, когда стучал в запертые двери, куда мне теперь уже не удавалось войти, как прежде, с закрытыми глазами.
Я остановился, только когда врезался в лестницу. Ту самую лестницу, напомнившую мне корабельный трап, первую лестницу, которую я увидел в Замке, сработанную все из того же золотистого металла и вроде бы отлитую целиком, без гаек и болтов. Я ударился лбом и почувствовал не только боль, но и теплую струйку, стекающую по щеке.
Я стер ее и поднес пальцы к глазам.
Кровь.
– Суок! – заорал я, колотя по загудевшим ступеням лестницы кулаком. – Суок! Ты где?!
– Валера… – тихо сказали сзади. Я обернулся.
– Валера, – утверждающе повторила Суок. – Уходи, Валера. Уходи.
– Нет уж, – отрезал я, снова вытирая кровь со щеки. – Пойдем вместе.
– Как? Я не могу. Нельзя…
– А через нельзя, Марина Сергеевна, воспитанница школы-интерната номер два имени Песталоцци! Через не могу! Я тебя тут не оставлю, так и знай!
Суок отшатнулась. Мне показалось, что ее то ли удивило, то ли испугало даже не мое желание вытащить ее из Замка, а то, что я назвал ее по имени и отчеству. Я бы назвал ее и по фамилии, если бы знал эту самую фамилию. Но разбираться было некогда, и я схватил ее за руку и поволок по коридору. Суок лишь пискнула, но послушно побежала за мной.
– Комната! – крикнул я на ходу. – Комната с батутом! Где она?
– Сейчас, Валера… – прокричала в ответ задыхающаяся Суок. – Сейчас… Закрой глаза!
Она в буквальном смысле втянула меня в стену, я даже почувствовал, как на мгновение моя плоть слилась с золотистым холодным материалом. Ощущение было не из приятных, меня передернуло, но когда я открыл глаза, то стоял как раз рядом с вешалкой. Именно ее я и потащил к двери, чтобы устроить какую-никакую баррикаду. Что-то подсказывало, что в дверь вот-вот начнут ломиться.
– Ты хочешь домой?! – крикнул я, не глядя на Суок.
– Домой?
– Дом! У тебя есть дом, Марина Сергеевна! Обычный человеческий дом!
– У меня нет дома, Валера, – потерянно сказала она.
Ну я и сволочь. Откуда у нее дом? Школа-интернат, откуда она сбежала?
– У тебя будет дом, – решительно сказал я и с грохотом придвинул секцию вешалки к двери. – Только пойдем со мной. Не нужно здесь оставаться, милый мой, любимый, дорогой мой котик! Не нужно!
Она промолчала. Когда я, пыхтя, подтаскивал к двери очередную секцию, с которой сыпались парчовые платья, Суок чуть слышно спросила:
– Как ты меня назвал, Валера?
– Марина… Марина Сергеевна. Я не знаю твоей фамилии, но мы узнаем ее вместе, когда ты вернешься домой.
– Марина, – повторила Суок. – Марина. Валера. Котенок.
Может быть, она бредила. Я не успел поразмышлять об этом, потому что в дверь с противоположной стороны что-то ударило, да так сильно, что я отлетел в сторону вместе с секцией, которую только что подтащил.
– Валера! – закричала Суок.
В дверь снова ударило, я, стоя на одном колене, оттолкнул ее в сторону, что-то завопил – кажется, даже матом – и заковылял к двери.
Она распахнулась в тот момент, когда я подошел вплотную. Державшие ее секции попросту повалились в стороны, а сама дверь словно бы истаяла – а за ней я увидел Того, Кто Царапает Стены.

5

Бабушка сказала, что вызывала «скорую» сразу, как только услышала мои крики и обнаружила меня на полу: истошно орущего, обоссавшегося, с изодранными в кровь руками. Пока «скорая» ехала – а ехала она минут двадцать, – я пришел в себя, выпил воды и даже переоделся в сухое.
– Все ясно, – сказал прибывший фельдшер, беря с тумбочки коробку снотворного. – Колесами балуемся? Ты, дебил, старушку бы пожалел!
Я промолчал. Фельдшер что-то вколол мне, сделал промывание желудка и уехал, посоветовав бабушке сводить меня к наркологу.
– Допрыгался, – сказала она, с горечью посмотрела на меня и ушла в свою спальню.
Я слышал, как она там ворочается и бренчит вставной челюстью, укладывая ее в стакан.
До самого утра я не спал. А около десяти утра зазвенел дверной звонок. Я вскочил, не дожидаясь, пока проснется бабушка, и без того переволновавшаяся ночью, и открыл дверь.
На пороге стояла она.
Суок.
Сначала я даже не узнал ее: в стареньком спортивном костюме с вытянутыми коленками, в футболке с портретом Ди Каприо, с совсем короткой, чуть ли не «под ноль», стрижкой…
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал я.
– Меня выписали.
– Что? – опешил я. – Откуда?!
– Вот, Валера…
Она протянула какой-то сложенный вчетверо листик. Я не стал читать, что написано в бумажке. Я прочел лишь гриф: «Областной психиатрический диспансер», и вернул бумагу ей, и тут, отделившись от желтого грубого листа, что-то упало на пол.
На линолеуме валялся засохший золотистый цветок, который, играя, уже поддевал лапкой мой котенок.

1 2 3 4