Во многих отношениях это явление было необычным; оно нашло отражение в уникальной форме и в отделке храма, а также в устройстве на его территории экстраординарной астрономической обсерватории. Все это было тесно связано с календарем и зависело от него – от этого дара, ниспосланного человечеству божественными Хранителями Тайн.
После того как возведение Энинну было завершено, огромные усилия были потрачены на его украшение; текст сообщает нам, что части «внутреннего святилища» были украшены «панелями из кедра, приятными для глаза». Снаружи был разбит сад из редких деревьев и кустарников. В искусственном пруду водились удивительные рыбы – еще одна необычная для шумерских святилищ деталь, напоминающая о Египте, где священный пруд был обычным явлением.
Гудеа пишет, что его сон стал реальностью – храм теперь возвышается, подобно излучающей сияние горе.
Теперь усилия царя сосредоточиваются на Гирсу, то есть самом священном месте. Для того чтобы расширить террасу, пришлось засыпать глубокий ров. Только в тексте цилиндра А перечисляется более пятидесяти отдельных святилищ и храмов, которые были построены рядом с зиккуратом и посвящены различным богам, участвовавшим в проекте, в том числе Ану, Энлилю и Энки. Кроме того, на территории имелись всевозможные хозяйственные постройки, дворы, алтари, ворота, жилища для жрецов разных рангов и, разумеется, дневные и ночные покои для Нингирсу/Нинурты и его супруги Бау.
Кроме того, в святилище были предусмотрены специальные помещения для «Божественной Черной Птицы», летательного аппарата Нинурты, и его внушающего страх оружия, а также места для осуществления астрономических и календарных функций Энинну. Было предусмотрено помещение для «Хозяина Секретов», а также новый Шугалам, самая высокая точка для наблюдений. На территории имелись два здания, соединенных между собой «шнурами», назначение которых непонятно, но которые могли быть как-то связаны с наблюдениями за небом, поскольку примыкали или были частью сооружений, носивших название «верхней комнаты» и «комнаты семи зон».
У нового Энинну имелись и другие уникальные особенности, служившие предметом гордости Гудеа; подробнее мы остановимся на них чуть позже. Древний текст совершенно недвусмысленно указывает на то, что необходимо было дождаться определенного дня – если точнее, то первого дня нового года, – прежде чем Нинурта и его супруга Бау войдут в построенный храм и сделают его своей обителью.
Цилиндр А с надписями Гудеа посвящен событиям, предшествующим строительству храма, а также самому строительству. В тексте цилиндра В описываются ритуалы освящения нового зиккурата, всей священной территории, а также церемония прибытия Нинурты и Бау в Гирсу – тем самым бог подтвердил свой эпитет НИН.ГИРСУ, «Господин Гирсу» – и их входа в новое жилище. Астрономические и календарные аспекты этих обрядов и церемоний подкрепляют информацию, полученную из цилиндра А.
В ожидании дня освящения храма – почти год – Гудеа проводил время в ежедневных молитвах, совершал возлияния, а также наполнял амбары нового храма зерном с полей, а загоны для скота – овцами с пастбищ. Наконец, наступил долгожданный день.
Церемонии начались в день, «когда родилась новая луна». Сами боги совершили ритуалы очищения и освящения: Нинмада провел обряд очищения, Энки преподнес специальный оракул, Ниндуба воскурил ладан, богиня прорицаний Нисаба исполнила священные гимны.
Кульминацией праздника, писал Гудеа, стал третий день, когда во всем своем великолепии появился Нинурта. Он вступил в новое святилище, и по левую руку от него шествовала богиня Бау. Гудеа обильно окропил землю маслом, а также преподнес мед, масло, вино, молоко, зерно, оливковое масло – продукты, «не тронутые огнем» и предназначенные в пищу богам.
Пир богов, вкушавших не подвергшиеся кулинарной обработке фрукты и другие плоды, длился до полудня. Когда «солнце высоко поднялось над страной», Гудеа зарезал жирного быка и жирную овцу, и богам предложили жареное мясо; белый хлеб и молоко подносили весь день и всю ночь. Нинурта, «воин Энлиля», ел приготовленную для него еду, пил пиво и «остался доволен». Все это время жители города стояли на коленях или простирались ниц. День был наполнен петициями, а ночь молитвами.
На заре Нингирсу вошел в храм, который должен был стать ему домом, и издал воинственный клич. Гудеа сравнивает это событие с восходом солнца над землей Лагаша. В этот же день начался сбор обильного урожая.
Затем по указу Нинутры и богини Нанше последовали семь дней покаяния и искупления грехов, «когда служанка и хозяйка были равны, хозяин шел бок о бок с рабом… прекратилось злословье… богатый не обижал сироту… никто не обижал вдову… горожане воздерживались от дурных поступков». По окончании этих семи дней, на десятый день месяца Гудеа вошел в новый храм и впервые совершил три обряда Верховного Жреца, «разведя огонь на террасе храма перед сияющими небесами».
Вполне возможно, что рисунок на цилиндрической печати второго тысячелетия до нашей эры, найденной в Малой Азии, запечатлел события, происходившие в Лагаше на тысячу лет раньше: на нем Верховный Жрец (чаще всего он был одновременно и царем, как Гудеа) зажигает огонь на алтаре перед зиккуратом, а в небе над ним сияет «благоприятная планета» (рис. 83).
Огонь, разведенный Гудеа, разгорелся ярче, и царь принес многочисленные жертвы «быков и козлят». Из свинцовых сосудов были совершены возлияния. Гудеа молился о процветании города и о вечном союзе с Нингирсу, «клянясь священными кирпичами Энинну».
И бог Нинурта обещал городу Лагашу и его жителям благоденствие, земле плодородие, а самому Гудеа долгую жизнь.
Надпись на цилиндре В заканчивается такими словами:
Гудеа, правитель Лагаша,
Он заложил его основанье.
Храму, что над Страною, словно солнце, встает,
Словно бык великий, над горой возвышаясь.
Что сверканием радостным
Наполняет собрание,
Что, подобно горе лесистой зеленой,
Высится в великолепии,
Установлен на удивление,
Храму Энинну, на место свое возвращенному
Богом Нингирсою, – хвала!
Храму Нингирсы, возведенному,
Ото всей души – хвала!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СТОУНХЕНДЖ НА ЕВФРАТЕ
В записях, оставленных Гудеа, содержится огромное количество информации, и чем глубже специалисты изучают их, а также особенности построенного царем Энинну, тем больше открывают удивительных вещей.
Читая текст, строка за строкой, и представляя себе новый храм с террасой и его зиккурат, мы обнаруживаем поразительные признаки «связи Небо – Земля». К ним можно отнести одну из самых первых – если не первую – ассоциаций храма с Зодиаком, совершенно неожиданное появление в Шумере сфинксов, комплекс связей с Египтом и особенно с одним из египетских богов, а также мини-Стоунхендж Междуречья…
Начнем с первой задачи, к решению которой приступил Гудеа после возведения зиккурата и устройства храма-террасы. Это установка семи вертикальных каменных колонн в специально выбранных местах. Гудеа, как сказано в тексте, позаботился о том, чтобы они прочно держались на своих местах, и поэтому поставил каждую на фундамент.
Стелы (именно так ученые называют эти вертикальные сооружения) должны были выполнять какую-то важную функцию, поскольку Гудеа потратил целый год на доставку из дальних стран в Лагаш грубых каменных блоков, из которых потом были высечены колонны. Еще год потребовался на их изготовление. Но затем были собраны все имеющиеся силы и средства, и в течение семи суток, когда работа не прекращалась ни днем, ни ночью, стелы были водружены на свои места. Если положение стел определялось астрономическими соображениями, то такая спешка вполне объяснима – чем больше времени займет их установка, тем больше будет рассогласование в положении небесных тел.
Важность местоположения стел подчеркивается тем фактом, что Гудеа дал каждой из них «имя», состоявшее из длинного заклинания, явно связанного с положением стелы (например, «на высокой террасе», «лицом к воротам на берегу реки» или «напротив храма Ану»). Несмотря на то что в тексте (первая строка столбца XXIX) говорится о возведении семи колонн за семь суматошных дней, там приводятся имена лишь шести из них. В отношении одной – вероятно, седьмой – сообщается лишь то, что она указывала на восходящее солнце. Поскольку ориентация нового Энинну давно была выполнена – в соответствии с божественными инструкциями и заложенным Нингишзидой угловым камнем, – ни шесть расставленных на территории святилища стел, ни седьмая, указывающая на восходящее солнце, не были нужны для ориентации храма. Их назначение было другим, и единственное логичное предположение заключается в том, что стелы служили вовсе не для определения дня весеннего равноденствия (то есть наступления нового года), а для каких-то необычных астрономических наблюдений, важность которых оправдывала огромные усилия, затраченные на их изготовление, а также спешку при установке.
Загадка этих вертикальных колонн начинается с вопроса, зачем понадобилось такое их количество, если для создания линии наблюдения, скажем, за восходящим солнцем, достаточно всего двух? Удивление наше усиливается, когда мы читаем в тексте, что шесть стел, чье расположение было указано, Гудеа установил в форме круга. Может быть, Гудеа использовал стелы для формирования «каменной ограды» – в Древнем Шумере, более пяти тысяч лет назад?
По мнению Фолькенштейна («Die Inschriften Gudeas von Lagash»), записи Гудеа указывают на существование аллеи, или прохода – как в Стоунхендже! – который формирует линию наблюдений. Ученый отметил, что стела, указывающая на восходящее солнце, стоит в одном конце прохода или аллеи, которая называется «путем к верхней точке». В другом конце этой аллеи располагался Шугалам, место для наблюдений. Как считал Фолькенштейн, сам термин ШУГАЛАМ переводится как «там, где была поднята рука» – то есть это самая высокая точка, с которой подается сигнал. И действительно, в цилиндре А есть строки, описывающие, как на входе в Шугалам Гудеа установил священную эмблему Солнца.
Мы уже упоминали о назначении Шугалама, когда Гудеа взошел на это место старого храма, чтобы убрать раствор и грязь, которые заслоняли обзор. Это была самая высокая точка, «место, с которого Нингирсу мог видеть повторения» – ежегодный небесный цикл – «на всех своих землях». Это описание ассоциируется со световым люком, по поводу которого шли такие ожесточенные споры на горе Зафон между Баалом и божественным архитектором, который прибыл из Египта для возведения нового храма в Ливане.
Дополнительный свет на непонятное назначение светового люка может пролить изучение древнееврейского термина, использовавшегося для этого изобретения, а также его аккадских корней. Слово Зогар появляется в Библии всего один раз и обозначает отверстие в потолке герметичного Ноева Ковчега. По общему мнению, точный перевод этого термина звучит следующим образом: «отверстие в потолке, через которое может проникнуть солнечный луч». В иврите (современном варианте древнееврейского) этот термин также обозначает «зенит», или точку в небе, расположенную прямо над головой. И в современном языке, и в библейском тексте производное от этого термина, Зохараим, означает полдень, когда солнце находится в наивысшей точке, прямо над головой наблюдателя. Таким образом, Зохар был не просто отверстием в потолке, а позволял солнечному лучу проникать в темное помещение в строго определенное время. Это же слово, но чуть видоизмененное, переводится как «сияние». Все эти термины пришли из аккадского языка, который послужил основой для всей семитской группы языков: в нем слово зирру, или зурру, обозначало «освещать, сиять», а также «возвышаться».
По словам Гудеа, он установил на Шугаламе изображение Солнца. Известные факты дают основание предположить, что это был астрономический прибор, при помощи которого наблюдали за восходом солнца – вне всякого сомнения, в день весеннего равноденствия, на что указывают записи, – чтобы определить день наступления нового года и объявить о нем.
Была ли планировка священного места такой же, как в храме на горе Зафон (предполагаемая) и в египетских храмах, когда луч света проходил по заранее прочерченному пути и освещал святая святых на восходе солнца в строго определенный день?
В Египте у входа в Солнечные Храмы устанавливались два обелиска (рис. 84), которые предназначались для того, чтобы направлять солнечный луч в предписанный день. Э. А. Уоллис Бадж («The Egyptian Obelisk») отмечал, что фараоны, например, Рамзес II и царица Хатшепсут, всегда воздвигали такие обелиски парами. Царица Хатшепсут даже приказала вырезать свое имя (внутри орнамента) между двумя обелисками (рис. 85а), чтобы благословенный луч Ра падал на нее в этот важный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45