Вполне может случиться так, что наша экспедиция станет еще одним разочарованием для человечества. И тогда пребывающим в анабиосне колонистам просто незачем знать, что они слетали за двадцать тысяч парсеков от Земли и вернулись обратно.
— Давай стыковаться, — нетерпеливо сказал я. — Скорей бы в путь.
Элис улыбнулась.
— Ты всегда рвался вперед. Самый дальнолетный дальнолетчик. Но придется немного подождать. День-два, и мы наконец покинем колыбель.
Мне незачем было напоминать ей, что я долгождал дольше, чем она — дольше, пожалуй, чем кто-либо из живущих на Земле — и я постарался скрыть волнение, прислушиваясь к звучащей в душе музыке небесных сфер.
3
Со времен моей молодости человечество знало четыре способа частично обойти уравнения Эйнштейна, и еще два позволяли вообще не обращать на них внимания. «Пеленор» использовал их все. Маршрут, проложенный между «пространственными дырами», квантточками и коллапсарами, подходил к звезде чуть ли не с другой стороны — просто чудо, что автоматический дальнозонд добрался сюда, да еще и вернулся назад с информацией.
Находка оказалась в небольшой соседней галактике под названием Скульптор, и чтобы попасть туда, нам потребовалось двенадцать лет корабельного времени.
По пути мы миновали по крайней мере две сотни доброзвезд — желтогорячих, стабильных и… недоступных. В каждом случае были признаки планет. Несколько раз мы пролетали настолько близко, что в суперскопы удавалось разглядеть яркие голубые горошины водных миров, которые одиноко кружились, приманивая и искушая нас, у своих доброзвезд.
В прежние времена мы непременно задержались бы, чтобы закартографировать такие планетные системы — остановившись за пределами опаснозоны и изучая подобные Земле миры с помощью приборов: ведь придет день, и человечество научится намеренно делать то, что «Искателю» удалось по неведению.
Один раз мы действительно остановились и зависли в двух светоднях от очередной доброзвезды, у самой хрустасферы. Возможно, мы рисковали, подойдя так близко, но это было выше наших сил. Потому что водная планета внутри излучала промодулированные радиоволны!
Четвертая — увы, только четвертая! — техническая цивилизация, обнаруженная человечеством за все время поисков. Почти год мы провели у этой хрустасферы, размещая автонаблюдателей и записывающую аппаратуру.
Нет, мы не пытались вступить с ними в контакт. Теперь нам уже известно, что произойдет. Зонд просто натолкнется на хрустасферу, и его сомнет, раздавит, скроет обрушившимися со всех сторон мегатоннами застывшей воды — появится лишь новая комета.
Любое сфокусированное излучение вызовет подобную же реакцию: на поверхности хрустасферы образуется отражающее пятно, которое воспрепятствует любым попыткам связаться с местными жителями.
Однако мы могли слышать их. Хрустасферы выполняли роль односторонних барьеров для модулированного излучения — и светового, и радио — а также для разума в любой форме. Но они пропускали сигналы изнутри.
В данном случае мы быстро поняли, что это еще одна раса-улей. Ни интереса к дальнему космосу, ни самой концепции космических перелетов у них не было. Разочарованные, мы оставили автоматы наблюдать и продолжили путь.
Еще за несколько светонедель до цели мы поняли, что летели не напрасно. Зонд не ошибся: перед нами действительно была доброзвезда — стабильная, старая, одинарная — и теплый желтый свет звезды преломлялся бледной мерцающей аурой из десяти квадриллионов снежинок, ее разбитой хрустасферой. Нетерпение росло.
— Там целая серия планет, — объявил наш космофизик Йен Чинг, ощупывая руками созданную по показаниям сверхчувствительных приборов модель внутри холистического проектора. — Я чувствую три газгиганта, около двух миллионов астероидов и… — тут он заставил нас ждать, стараясь убедиться, что ощущения его не обманывают, -…и три нормопланеты!
Мы восторженно закричали. С тремя планетами есть шанс, что хотя бы один из этих каменных шариков окажется в пределах жизнезоны.
— Сейчас-сейчас… кажется, одна из нормопланет имеет… — Чинг вытащил руки из проектора, сунул что-то в рот и, словно дегустатор, оценивающий тонкое вино, закатил глаза, пробуя «планету» на вкус. — Вода! — Он задумчиво причмокнул губами. — Да! Много воды! И я чувствую жизнь. Стандартная карбожизнь на основе аденина. Хм-м… Я бы даже сказал, что белки левосторонние, и это хлорофилльная жизнь…
Все заговорили разом, возбужденно загомонили, и нашему капитану Мойше Боку пришлось кричать, чтобы его услышали.
— Тихо! Успокойтесь! Похоже, сегодня все равно никто не уснет. Где жизнеисследовательница Тайга?.. Так, у тебя готовы списки ледотел для оттаивания на случай, если мы обнаружим добропланету?
Элис достала список из кармана.
— Готовы, Мойша. Здесь биологи, технисты, планетологи, кристаллографы…
— Приготовь, пожалуй, еще археологов и контактеров, — ровным голосом произнес Чинг.
Мы все обернулись и увидели, что он снова запустил руки в холистический проектор. На лице у него появилось мечтательное выражение.
— Нашей цивилизации потребовалось три тысячи лет, чтобы загнать астероиды на оптимальные орбиты. Но по сравнению с этой мы, похоже, просто, дилетанты. Каждое мелкотело, вращающееся вокруг этой звезды, давно терраформировано. Они словно древние солдаты на параде — рядами и колоннами… Трудно даже представить себе такие масштабы работ…
Взгляд Мойши скользнул в мою сторону. На мне, как на его заместителе, лежала ответственность за безопасность корабля — оборона, если «Пеленор» подвергнется нападению, и уничтожение, если нам неминуемо грозит захват.
Уже давно человечество сделало один важный вывод: если доброзвезды без хрустасфер встречаются так редко и так нужны нам, они могут оказаться столь же желанны и для какой-то еще вышедшей в космос расы. Если какие-то другие разумные существа сумеют выбраться из скорлупы хрустасферы и, подобно нам, будут искать доступные доброзвезды, что они подумают, встретив чужой корабль?
Я точно знаю, что подумаем мы. Мы решим, что чужак прилетел не откуда-нибудь, а из системы доброзвезды с разбитой хрустасферой.
И от меня требовалось сделать все, чтобы никто чужой не проследовал за «Пеленором» до Земли.
Я кивнул своей помощнице Йоко Муруками. Мы заняли места в боесфере, активировали огневую консоль и приготовились ждать. «Пеленор» тем временем медленно, осторожно входил в планетную систему.
Йоко глядела на консоль с сомнением. Похоже, слова Йена о технологической мощи этой расы заставили ее усомниться в эффективности даже нашего мегатераваттного лазера.
Я пожал плечами. Скоро мы все узнаем. А пока мой долг выполнен: боесфера включена, и, даже если мы погибнем, самоуничтожение сработает автоматически. Время тянулось час за часом. Я внимательно следил за всей поступающей информацией, но из глубокопамяти, непрошенные, всплывали воспоминания.
4
Очень давно, еще до космических кораблей — и до того как «Искатель» расколол окружавшую Солнце скорлупу, невольно развязав двухвековую Войну с Кометами, — человечество столкнулось с загадкой, заставившей мыслителей той эпохи провести немало бессонных ночей.
По мере того как улучшались телескопы, а биологи начинали понимать и даже конструировать жизнь, все большее и большее число людей, поглядывая на звездное небо, задавалось вопросом: «Где же, черт побери, те, другие?»
Огромные следящие системы на Луне уже высмотрели планеты у близлежащих желтых звезд. И даже в тех примитивных спектрограммах, что получали в двадцать первом веке, улавливались следы жизни. Философы спешно обосновывали представления о том, как широко распространена жизнь в нашей галактике.
Но еще до отлета первой звездной экспедиции у мыслителей появились сомнения. Если путешествовать среди звезд так легко, как кажется, почему плодородные планеты не заселены какими-то другими разумными существами?
В конце концов, мы-то уже готовы лететь и осваивать новые миры. Даже с учетом самых скромных коэффициентов прироста населения за несколько миллионов лет человечество вполне способно заселить всю галактику.
Так почему же подобное не произошло раньше? Почему такими пустынными кажутся межзвездные перекрестки? Почему мы до сих пор не обнаружили обещанную теоретиками галактическую сеть радиосвязи?
И что еще более странно… Почему нет абсолютно никаких доказательств, что кто-то пытался колонизировать Землю? К тому времени мы точно знали, что нашу планету никогда не посещали гости из космоса.
Прежде всего, об этом свидетельствует история докембрийского периода.
Перед эпохой рептилий, рыб, трилобитов и амеб Земля пережила долгий, растянувшийся на два миллиарда лет период, в течение которого планетой владели простые одноклеточные организмы, не обладавшие даже сформировавшимся ядром — прокариоты. Два миллиарда лет они «изобретали» основы жизни на Земле.
И за все это время на Землю ни разу не ступил инопланетный колонист. Тут у нас нет никаких сомнений, ибо, если бы они прилетали, даже оставленный ими мусор навсегда изменил бы историю жизни на нашей планете. Один-единственный негерметичный нужник заполнил бы океаны куда более высокоорганизованными формами жизни, которые просто вытеснили бы наших примитивных микроскопических предков.
Два миллиарда лет и ни одной попытки заселить планету… плюс бесконечное молчание на радиочастотах, которое философы двадцать первого века назвали Великим Безмолвием. Они надеялись, что звездолеты наконец найдут ответ этой загадки.
А затем первый же корабль, «Искатель», каким-то образом расколол хрустасферу, о существовании которой мы даже не подозревали, и разгадка нашлась сама.
Во время последовавшей Войны с Кометами нам некогда было философствовать. Я родился в самый разгар битвы и первые сто лет своей жизни провел в юрком стремительном планетолете, уничтожая или уводя в сторону ледяные глыбы, способные разрушить наши хрупкие обитаемые миры.
Да, мы могли оставить Землю умирать. В конце концов, половина человечества уже тогда жила в орбитальных поселениях, а их защищать гораздо легче чем неповоротливую планету.
Возможно, это было бы логично. Но когда над матерью Землей нависла угроза, человечество на время потеряло способность рассуждать логично. Астероидники, случалось, подставляли на пути несущихся ледяных глыб целые орбитальные города с миллионным населением — только чтобы спасти тяжелую планету, знакомую им лишь по книгам да по слабому голубому мерцанию вдали на фоне вечной черноты. Психистам потребовалось немало времени, чтобы понять, почему это происходило, но тогда все казалось каким-то божественным, героическим безумием.
Мы победили в той войне. Когда взбесившиеся кометы были наконец укрощены, человечество стало вновь поглядывать на звезды и строить новые корабли, лучше прежних.
Мне пришлось ждать места на двенадцатом, и это спасло мою жизнь. Первые семь кораблей мы потеряли Посылая на Землю радостные сообщения о прекрасных зеленых планетах, они по спирали продолжали сближаться, натыкались на невидимые хрустасферы и погибали. Но в отличие от «Искателя», они ни разу ничего не добились. Корабли превращались в новые кометы, а хрустасферы оставались целыми и невредимыми.
Мы так надеялись… хотя те, кто помнил «Искатель», уже начинали беспокоиться. Казалось, человечество вот-вот наконец вздохнет свободно. Мы расселимся по многим мирам, и люди будут в безопасности. Перенаселение и упадок перестанут угрожать расе людей…
Но все надежды разбились разом, разбились об эти невидимые сферы.
Нам потребовались века, чтобы научиться хотя бы находить опаснозоны! Почему, спрашивали мы себя. Почему Вселенная устроена так жестоко? Чья это насмешка? Что представляют собой эти чудовищные барьеры, не подчиняющиеся никаким известным нам физическим законам и не подпускающие нас к чудесным нормопланетам, которые так нам нужны?
На три века человечество словно сошло с ума. Худшие годы великодепрессии я пропустил. Мы тогда пытались исследовать сферу вокруг Тау Кита, и, когда я вернулся, на Земле восстановилось некое подобие порядка.
Но я вернулся в Солнечную систему, которая явно потеряла какую-то часть своей души. Еще долгие годы мне не доводилось слышать беззаботный смех ни на самой Земле, ни на мелкопланетах.
Я тоже «накрылся одеялом с головой» и уснул на две сотни лет.
5
Когда капитан Бок приказал мне снова поставить боесферу на предохранение, весь экипаж облегченно вздохнул. Я отключил систему самоуничтожения и поднялся со своего места. Напряжение спадало, оставляя лишь приступы дрожи, и Элис пришлось поддерживать меня, пока я не успокоился.
Мойша отменил боевую тревогу, потому что в системе этой доброзвезды никого не было.
Точнее, жизнь там бурлила, но — увы!
1 2 3 4
— Давай стыковаться, — нетерпеливо сказал я. — Скорей бы в путь.
Элис улыбнулась.
— Ты всегда рвался вперед. Самый дальнолетный дальнолетчик. Но придется немного подождать. День-два, и мы наконец покинем колыбель.
Мне незачем было напоминать ей, что я долгождал дольше, чем она — дольше, пожалуй, чем кто-либо из живущих на Земле — и я постарался скрыть волнение, прислушиваясь к звучащей в душе музыке небесных сфер.
3
Со времен моей молодости человечество знало четыре способа частично обойти уравнения Эйнштейна, и еще два позволяли вообще не обращать на них внимания. «Пеленор» использовал их все. Маршрут, проложенный между «пространственными дырами», квантточками и коллапсарами, подходил к звезде чуть ли не с другой стороны — просто чудо, что автоматический дальнозонд добрался сюда, да еще и вернулся назад с информацией.
Находка оказалась в небольшой соседней галактике под названием Скульптор, и чтобы попасть туда, нам потребовалось двенадцать лет корабельного времени.
По пути мы миновали по крайней мере две сотни доброзвезд — желтогорячих, стабильных и… недоступных. В каждом случае были признаки планет. Несколько раз мы пролетали настолько близко, что в суперскопы удавалось разглядеть яркие голубые горошины водных миров, которые одиноко кружились, приманивая и искушая нас, у своих доброзвезд.
В прежние времена мы непременно задержались бы, чтобы закартографировать такие планетные системы — остановившись за пределами опаснозоны и изучая подобные Земле миры с помощью приборов: ведь придет день, и человечество научится намеренно делать то, что «Искателю» удалось по неведению.
Один раз мы действительно остановились и зависли в двух светоднях от очередной доброзвезды, у самой хрустасферы. Возможно, мы рисковали, подойдя так близко, но это было выше наших сил. Потому что водная планета внутри излучала промодулированные радиоволны!
Четвертая — увы, только четвертая! — техническая цивилизация, обнаруженная человечеством за все время поисков. Почти год мы провели у этой хрустасферы, размещая автонаблюдателей и записывающую аппаратуру.
Нет, мы не пытались вступить с ними в контакт. Теперь нам уже известно, что произойдет. Зонд просто натолкнется на хрустасферу, и его сомнет, раздавит, скроет обрушившимися со всех сторон мегатоннами застывшей воды — появится лишь новая комета.
Любое сфокусированное излучение вызовет подобную же реакцию: на поверхности хрустасферы образуется отражающее пятно, которое воспрепятствует любым попыткам связаться с местными жителями.
Однако мы могли слышать их. Хрустасферы выполняли роль односторонних барьеров для модулированного излучения — и светового, и радио — а также для разума в любой форме. Но они пропускали сигналы изнутри.
В данном случае мы быстро поняли, что это еще одна раса-улей. Ни интереса к дальнему космосу, ни самой концепции космических перелетов у них не было. Разочарованные, мы оставили автоматы наблюдать и продолжили путь.
Еще за несколько светонедель до цели мы поняли, что летели не напрасно. Зонд не ошибся: перед нами действительно была доброзвезда — стабильная, старая, одинарная — и теплый желтый свет звезды преломлялся бледной мерцающей аурой из десяти квадриллионов снежинок, ее разбитой хрустасферой. Нетерпение росло.
— Там целая серия планет, — объявил наш космофизик Йен Чинг, ощупывая руками созданную по показаниям сверхчувствительных приборов модель внутри холистического проектора. — Я чувствую три газгиганта, около двух миллионов астероидов и… — тут он заставил нас ждать, стараясь убедиться, что ощущения его не обманывают, -…и три нормопланеты!
Мы восторженно закричали. С тремя планетами есть шанс, что хотя бы один из этих каменных шариков окажется в пределах жизнезоны.
— Сейчас-сейчас… кажется, одна из нормопланет имеет… — Чинг вытащил руки из проектора, сунул что-то в рот и, словно дегустатор, оценивающий тонкое вино, закатил глаза, пробуя «планету» на вкус. — Вода! — Он задумчиво причмокнул губами. — Да! Много воды! И я чувствую жизнь. Стандартная карбожизнь на основе аденина. Хм-м… Я бы даже сказал, что белки левосторонние, и это хлорофилльная жизнь…
Все заговорили разом, возбужденно загомонили, и нашему капитану Мойше Боку пришлось кричать, чтобы его услышали.
— Тихо! Успокойтесь! Похоже, сегодня все равно никто не уснет. Где жизнеисследовательница Тайга?.. Так, у тебя готовы списки ледотел для оттаивания на случай, если мы обнаружим добропланету?
Элис достала список из кармана.
— Готовы, Мойша. Здесь биологи, технисты, планетологи, кристаллографы…
— Приготовь, пожалуй, еще археологов и контактеров, — ровным голосом произнес Чинг.
Мы все обернулись и увидели, что он снова запустил руки в холистический проектор. На лице у него появилось мечтательное выражение.
— Нашей цивилизации потребовалось три тысячи лет, чтобы загнать астероиды на оптимальные орбиты. Но по сравнению с этой мы, похоже, просто, дилетанты. Каждое мелкотело, вращающееся вокруг этой звезды, давно терраформировано. Они словно древние солдаты на параде — рядами и колоннами… Трудно даже представить себе такие масштабы работ…
Взгляд Мойши скользнул в мою сторону. На мне, как на его заместителе, лежала ответственность за безопасность корабля — оборона, если «Пеленор» подвергнется нападению, и уничтожение, если нам неминуемо грозит захват.
Уже давно человечество сделало один важный вывод: если доброзвезды без хрустасфер встречаются так редко и так нужны нам, они могут оказаться столь же желанны и для какой-то еще вышедшей в космос расы. Если какие-то другие разумные существа сумеют выбраться из скорлупы хрустасферы и, подобно нам, будут искать доступные доброзвезды, что они подумают, встретив чужой корабль?
Я точно знаю, что подумаем мы. Мы решим, что чужак прилетел не откуда-нибудь, а из системы доброзвезды с разбитой хрустасферой.
И от меня требовалось сделать все, чтобы никто чужой не проследовал за «Пеленором» до Земли.
Я кивнул своей помощнице Йоко Муруками. Мы заняли места в боесфере, активировали огневую консоль и приготовились ждать. «Пеленор» тем временем медленно, осторожно входил в планетную систему.
Йоко глядела на консоль с сомнением. Похоже, слова Йена о технологической мощи этой расы заставили ее усомниться в эффективности даже нашего мегатераваттного лазера.
Я пожал плечами. Скоро мы все узнаем. А пока мой долг выполнен: боесфера включена, и, даже если мы погибнем, самоуничтожение сработает автоматически. Время тянулось час за часом. Я внимательно следил за всей поступающей информацией, но из глубокопамяти, непрошенные, всплывали воспоминания.
4
Очень давно, еще до космических кораблей — и до того как «Искатель» расколол окружавшую Солнце скорлупу, невольно развязав двухвековую Войну с Кометами, — человечество столкнулось с загадкой, заставившей мыслителей той эпохи провести немало бессонных ночей.
По мере того как улучшались телескопы, а биологи начинали понимать и даже конструировать жизнь, все большее и большее число людей, поглядывая на звездное небо, задавалось вопросом: «Где же, черт побери, те, другие?»
Огромные следящие системы на Луне уже высмотрели планеты у близлежащих желтых звезд. И даже в тех примитивных спектрограммах, что получали в двадцать первом веке, улавливались следы жизни. Философы спешно обосновывали представления о том, как широко распространена жизнь в нашей галактике.
Но еще до отлета первой звездной экспедиции у мыслителей появились сомнения. Если путешествовать среди звезд так легко, как кажется, почему плодородные планеты не заселены какими-то другими разумными существами?
В конце концов, мы-то уже готовы лететь и осваивать новые миры. Даже с учетом самых скромных коэффициентов прироста населения за несколько миллионов лет человечество вполне способно заселить всю галактику.
Так почему же подобное не произошло раньше? Почему такими пустынными кажутся межзвездные перекрестки? Почему мы до сих пор не обнаружили обещанную теоретиками галактическую сеть радиосвязи?
И что еще более странно… Почему нет абсолютно никаких доказательств, что кто-то пытался колонизировать Землю? К тому времени мы точно знали, что нашу планету никогда не посещали гости из космоса.
Прежде всего, об этом свидетельствует история докембрийского периода.
Перед эпохой рептилий, рыб, трилобитов и амеб Земля пережила долгий, растянувшийся на два миллиарда лет период, в течение которого планетой владели простые одноклеточные организмы, не обладавшие даже сформировавшимся ядром — прокариоты. Два миллиарда лет они «изобретали» основы жизни на Земле.
И за все это время на Землю ни разу не ступил инопланетный колонист. Тут у нас нет никаких сомнений, ибо, если бы они прилетали, даже оставленный ими мусор навсегда изменил бы историю жизни на нашей планете. Один-единственный негерметичный нужник заполнил бы океаны куда более высокоорганизованными формами жизни, которые просто вытеснили бы наших примитивных микроскопических предков.
Два миллиарда лет и ни одной попытки заселить планету… плюс бесконечное молчание на радиочастотах, которое философы двадцать первого века назвали Великим Безмолвием. Они надеялись, что звездолеты наконец найдут ответ этой загадки.
А затем первый же корабль, «Искатель», каким-то образом расколол хрустасферу, о существовании которой мы даже не подозревали, и разгадка нашлась сама.
Во время последовавшей Войны с Кометами нам некогда было философствовать. Я родился в самый разгар битвы и первые сто лет своей жизни провел в юрком стремительном планетолете, уничтожая или уводя в сторону ледяные глыбы, способные разрушить наши хрупкие обитаемые миры.
Да, мы могли оставить Землю умирать. В конце концов, половина человечества уже тогда жила в орбитальных поселениях, а их защищать гораздо легче чем неповоротливую планету.
Возможно, это было бы логично. Но когда над матерью Землей нависла угроза, человечество на время потеряло способность рассуждать логично. Астероидники, случалось, подставляли на пути несущихся ледяных глыб целые орбитальные города с миллионным населением — только чтобы спасти тяжелую планету, знакомую им лишь по книгам да по слабому голубому мерцанию вдали на фоне вечной черноты. Психистам потребовалось немало времени, чтобы понять, почему это происходило, но тогда все казалось каким-то божественным, героическим безумием.
Мы победили в той войне. Когда взбесившиеся кометы были наконец укрощены, человечество стало вновь поглядывать на звезды и строить новые корабли, лучше прежних.
Мне пришлось ждать места на двенадцатом, и это спасло мою жизнь. Первые семь кораблей мы потеряли Посылая на Землю радостные сообщения о прекрасных зеленых планетах, они по спирали продолжали сближаться, натыкались на невидимые хрустасферы и погибали. Но в отличие от «Искателя», они ни разу ничего не добились. Корабли превращались в новые кометы, а хрустасферы оставались целыми и невредимыми.
Мы так надеялись… хотя те, кто помнил «Искатель», уже начинали беспокоиться. Казалось, человечество вот-вот наконец вздохнет свободно. Мы расселимся по многим мирам, и люди будут в безопасности. Перенаселение и упадок перестанут угрожать расе людей…
Но все надежды разбились разом, разбились об эти невидимые сферы.
Нам потребовались века, чтобы научиться хотя бы находить опаснозоны! Почему, спрашивали мы себя. Почему Вселенная устроена так жестоко? Чья это насмешка? Что представляют собой эти чудовищные барьеры, не подчиняющиеся никаким известным нам физическим законам и не подпускающие нас к чудесным нормопланетам, которые так нам нужны?
На три века человечество словно сошло с ума. Худшие годы великодепрессии я пропустил. Мы тогда пытались исследовать сферу вокруг Тау Кита, и, когда я вернулся, на Земле восстановилось некое подобие порядка.
Но я вернулся в Солнечную систему, которая явно потеряла какую-то часть своей души. Еще долгие годы мне не доводилось слышать беззаботный смех ни на самой Земле, ни на мелкопланетах.
Я тоже «накрылся одеялом с головой» и уснул на две сотни лет.
5
Когда капитан Бок приказал мне снова поставить боесферу на предохранение, весь экипаж облегченно вздохнул. Я отключил систему самоуничтожения и поднялся со своего места. Напряжение спадало, оставляя лишь приступы дрожи, и Элис пришлось поддерживать меня, пока я не успокоился.
Мойша отменил боевую тревогу, потому что в системе этой доброзвезды никого не было.
Точнее, жизнь там бурлила, но — увы!
1 2 3 4