Зрители как один поднялись со своих мест. По стадиону прокатилась волна испуга Врачи — профессионалы и любители, бросились на поле, к неподвижно лежащему капитану английской команды. Даже когда он зашевелился, перекатился на спину, а потом и уселся с помощью игроков своей команды, на многотысячном стадионе царило молчание, подобное гудению высоковольтных приводов. У Гамильтона непроизвольно сжались кулаки. Он попытался понять, в чем тут дело. Опасные падения, травмы случались и раньше, но никогда толпа не реагировала на них так остро.
Наконец долговязому капитану помогли подняться. Он высвободился из поддерживающих его рук и, повернувшись, помахал трибунам.
И тут будто плотину прорвало. Крики и аплодисменты не смолкали несколько минут, а стражи порядка отнюдь не спешили пресечь чересчур бурное выражение чувств. Американец, чей удар сбил Густава с ног, подошел к нему, ведя на поводу обеих лошадей — свою и соперника. Густав улыбнулся и крепко пожал ему руку. Трибуны разразились новой бурей восторга.
Англичане отказались от пенальти, и матч возобновилась с новым подъемом.
Происходящее настолько захватило Гамильтона, что он не заметил, как к нему подошел Ан-Дан, сопровождаемый невысокой скуластой особой и тремя андроидами.
— Гамильтон, — окликнул он хозяина. — Тут к тебе из Всемирного правового бюро. Очень важный, говорят, разговор.
Гамильтон улыбнулся. В последнее время ему приходилось общаться со многими высокопоставленными чиновниками.
— А они не могут подождать? До конца игры?
Невысокая особа покачала головой. Представившись мисс Инг, она сказала:
— Боюсь, мы не можем ждать, мистер Смит. Необходимо обсудить это немедленно. Назревают события, которые могут перерасти в первый со времен Слияния открытый конфликт между андроидами и людьми.
— Что вы имеете в виду? Почему вы считаете, что это не клан? — горячился Гамильтон. Из комнаты, куда они перебрались, открывалась широкая панорама стадиона. Возбужденные крики проникали даже сквозь толстое стекло.
— Вы должны признать, — особа пожала плечами, — что с этим кланом все идет совсем не так, как с другими. Обычно…
— Ну да. Обычно после того, как становилось известно об их существовании, они под давлением неодобрения и насмешек распадались и погибали. Но на этот раз общественность отнеслась к «Бане и Подвязке» вполне дружелюбно. И я доволен, что мое открытие не вызвало реакции, которой я опасался. Более того, я не вижу погрешностей в моей социологической модели!
Мисс Инг нахмурилась.
— Да вы хоть представляете себе, мистер Гамильтон, сколько новых членов вступило в общество за последнее время?
— Слышал об этом поветрии. Полагаю, эта причуда…
— Причуда?! Мистер Смит, они получают миллион писем в неделю! А бюджет, который, как вам известно, формируется из фондов Всемирной Державы в расчете на каждого члена клуба, скоро превысит бюджет моего департамента! Конечно, Гамильтон, вы занимались ими как любитель, и, хотя заработали статус профессионала, все это была, по сути, микросоциология. Если бы вы только знали что-нибудь о макросоциологии и о возможных последствиях подобных аномалий для общества в целом, вы вели бы себя более осмотрительно!
Гамильтон покачал головой.
— Я не уверен, что понимаю вас.
Мисс Инг вздохнула, потом снисходительно объяснила:
— Даже вы заметили тенденцию, которую мы, профессионалы, наблюдаем уже в течение многих лет. По правде говоря, тяжело хранить молчание, когда вокруг в поисках сенсации рыщут психологи и социологи-любители. И надо же вам было в первом же своем исследовании вытащить на свет этого монстра.
— Не думаю, что моя роль столь значительна.
— Вы открыли ящик Пандоры! — вскричала собеседница. — По нашим расчетам, это увлечение всего через полгода завладеет умами половины человечества!
Гамильтон ошеломленно взглянул на Ан-Дана, но лицо андроида ничего не выражало.
— Что ж, увлечения проходят. Не думаю, что доктор Густав собирается использовать его в корыстных целях. Он очень ответственный гражданин. Я полагаю, он хочет просто развлечь публику. — Гамильтон взглянул на трех андроидов класса ААА. — Как бы то ни было, — продолжал он, — я не вижу здесь связи с конфликтом между андроидами и людьми.
— Объясните ему, — обратилась социологиня к сопровождающим. — Давайте-ка, расскажите, кто такой на самом деле его «ответственный гражданин».
Один из андроидов чуть поклонился мисс Инг, потом Гамильтону. У него были почти человеческие, хотя и смягченные, трудноуловимые черты лица. Он заговорил холодным мелодичным голосом:
— Мистер Смит, я представитель Бюро по правам андроидов. Вам должно быть известно, что со времен Слияния мы являемся хранителями и блюстителями законов. Мы с радостью служим на благо человечества во имя его непрерывного развития. Но превыше всего для нас верность Закону как осознанно выраженной и внушенной нам воле нашего властелина — Человека.
— Да-да. Все мы знаем со школьной скамьи, как вы, Аны, беззаветно преданы людям, — нетерпеливо произнес Гамильтон. — Но какое отношение к этому имеет Джордж Густав?
— Мистер Гамильтон, — после некоторой паузы ответил андроид, — мы тщательно изучили ситуацию. В своей книге вы очень точно описали, как семьи монархов удалились от политики, как они постепенно слились в одну семью. Но вы не рассказали, да и не могли рассказать, как короли, королевы и императоры отдалились от общественной жизни. Наши тщательные исследования показали, что настоящего отречения от власти практически не было. Отречение от престола, принимаемое выборными представителями народа, почти всегда содержало формулу: «По милостивому повелению Его Величества…» или «Ее Величество вручает нам…» — смысл абсолютно ясен, хотя нет сомнения, что фразы эти были оставлены только из учтивости.
— Но не хотите же вы сказать… — Гамильтон почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
— Именно это я и хочу сказать, мистер Смит. Конечно, существуют значительные ограничения королевской власти, имеющие силу закона, но, в сущности, Джордж Густав является «королем» большей части земного шара, о чем наше Бюро и намерено известить его по окончании матча и предложить свое содействие в осуществлении законных прав.
— В таком случае, — холодно произнесла мисс Инг, — профессионалы в области социологии, политики и правопорядка, да и большинство любителей тоже, выступят с протестом и организуют сопротивление. Многие из нас еще помнят идеалы, на которых зиждется Всемирная Держава, и мы не намерены попустительствовать реставрации махрового феодализма!
Со стадиона доносился исступленный рев болельщиков. Услышанное совершенно ошеломило Гамильтона.
— Но… чего вы добиваетесь от меня? Не могу же я отказаться от своих статей или отвлечь публику от Густава.
— Главное, вы теперь поняли. А вы уверены, что не можете предложить выход?
Социологиня лукаво взглянула на Гамильтона. Три андроида тоже уставились на него и ждали ответа. Гамильтон лихорадочно соображал.
— Уф-ф… Может быть, поискать какой-нибудь компромисс?
Мисс Инг облегченно вздохнула; андроиды удовлетворенно заурчали.
— Вот этим и займитесь. Побеседуйте с ним, будете нашим посредником. Если он такой ответственный, как вы уверяете, составим нечто вроде конституционного соглашения, которое удовлетворит и людей, и андроидов, и социологов-профессионалов.
— Но почему я?
— Потому что вы заварили всю эту кашу! Вы вытащили Густава на свет! А кроме того, кажется, вы ему нравитесь.
Мисс Инг запнулась и, с видимым усилием сочинив непривычную фразу, поправилась:
— Я хочу сказать, что Его Величество к вам благоволит.
На стадионе надрывались сто пятьдесят тысяч ликующих глоток.
Когда переговоры завершились и Фарел Купер закрыл дверь, Джордж Густав снова уселся за стол.
— Что-нибудь еще, Ваше Величество? — улыбнулся камердинер.
— Чего уж больше, Фарел? Теперь я — конституционный монарх, король земного шара. Они добавили еще и Солнечную систему, лишь бы я отказался от права единолично объявлять войну, когда у нас появятся враги… Если они появятся.
— Достойное завершение. Ваше Величество. Теперь предстоит много дел, пора готовиться к коронации.
— Н-да-а… — Густав состроил гримасу. — Придется потрудиться еще лет пять, прежде чем мы сможем опубликовать результат.
— Боюсь, что людям не понравится, если вы поступите в соответствии с начальным замыслом и неожиданно отречетесь — особенно, если вы будете хорошим королем.
— Я буду хорошим королем, но только на пять лет. Хотя, возможно, ты и прав. Надо подумать, как скрыться понезаметнее после публикации результатов. Когда весь мир узнает, что компании актеров и историков-любителей удалось осуществить самый грандиозный социологический эксперимент в истории — и прямо под носом у профессионалов! — разразится крупный скандал.
— Как будет угодно Вашему Величеству, — усмехнулся Купер.
— Меня беспокоит только одно. — Тут Густав вздохнул.
— Что, милорд?
— Как поступят андроиды. Вся моя затея зависела от ловкого использования психологии андроидов. Необходимо было убедить их в том, что мой эксперимент в целом пойдет на пользу человечеству, невзирая на возможный период разочарования. Их помощь понадобилась, чтобы, подправив мою родословную, сделать меня настоящим законным наследником.
— И вам это прекрасно удалось, разве не так? Вы опытный робопсихиатр, и этот случай должен только укрепить вашу уверенность в себе.
— Так-то оно так… — Густав нахмурился. — Но меня беспокоят эти чертовы андроиды «трижды А». Они так преданы всеобщему благу и процветанию человечества! Я думаю, что некоторые из них все-таки обратят внимание на возможные деморализующие последствия публикации. В конце концов, я просто хочу получить звание профессионала в области экспериментальной социологии… С их точки зрения это достаточно эгоистичный мотив. Интересно, почему они все же решили помочь мне?
Купер перестал полировать и без того безупречный хрустальный бокал и поставил его на серебряный поднос перед Густавом.
— Может быть, они считают, что знают вас лучше, чем вы их… или даже самого себя, — предположил камердинер.
Густав медленно повернулся и внимательно посмотрел на Купера. Сухопарый бледный старик извлек из шкафа хрустальный графин бренди.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… — Купер рассматривал на свет сквозь старинный хрусталь безупречно прозрачный коньяк. — Как вам удастся доказать через пять лет, что это был всего лишь эксперимент?
Густав засмеялся.
— Вы думаете, я могу застрять в роли короля? И навсегда лишиться своей работы? Не станут же они…
Посмотрев на лицо Купера, он запнулся и прошептал:
— Не станете же вы!.
Камердинер улыбнулся.
— Ну конечно, нет… Ваше Величество…
Со скрупулезной точностью отмерив золотистое бренди, он наполнил бокал Густава, поклонился и направился к двери, успев заметить, как тревога провела первую морщину на челе молодого монарха.

1 2 3