Правда, похоже, он считал мудрым не вмешиваться в это до поры до времени, так как не смог бы работать при любом недоразумении, связанном с отцовством его внука.
Обещанный Полом час истекал. Она пошла наверх в галерею, где располагались апартаменты Пола. Вазы из майолики были расставлены в богато украшенных оштукатуренных алебастром нишах. Покрытые позолотой диваны из черного дерева; обитые лимонного цвета муаром стулья, стоящие через равные промежутки под бесконечным рядом окон. Стены напротив были густо увешаны семейными портретами, под которыми располагался внушительный ряд мраморных бюстов на подставках.
Когда Николь услышала отдаленный шум вертолета, она ускорила шаги и в нервном волнении вышла из галереи через главную дверь в ту часть дома, которая до сих пор была запретной для нее. Отец всегда придерживался взгляда, что личные покои семьи Уэббер — святая святых, и она никогда не смела даже приближаться к этой части замка.
Николь вошла в очень изящную и довольно просторную гостиную, заполненную удобной старинной дубовой мебелью. Как рассказывал отец, за дверью налево были спальня, туалет и ванная, а за дверью направо — комната, которую Пол использовал как офис. Она хотела украдкой заглянуть за обе двери, но побоялась, что ее застанут за этим занятием как нашкодившую школьницу.
Николь волновалась, крутила в руках волосы, приглаживала юбку влажными пальцами уже, наверное, в сотый раз, когда дверь внезапно распахнулась. Она вздрогнула. Пол ногой захлопнул дверь, одарив Николь ослепительной улыбкой, полной искренней радости. Она приросла к месту, но каждая клеточка ее тела пела и ликовала.
А Пол выразил свой восторг совсем не свойственным ему способом: Бог знает откуда в его руках появился огромный букет роз. Широко раскрыв глаза и как-то диковато пятясь, Николь почти на лету успела поймать цветы и только тогда заметила ведерко со льдом, которое он раньше держал под мышкой, а сейчас устанавливал на столе рядом с оттоманкой. Пока Николь наблюдала все это в полнейшем оцепенении, Пол достал два бокала из бара, хлопнул пробкой шампанского, как будто выстрелил из пистолета, и с искусством специалиста вылил содержимое бутылки в бокалы.
— Ты знаешь, я никогда еще не дарил женщинам цветы! Впрочем, думаю, ты сама поняла это, когда я бросил их тебе, — проговорил он, как бы извиняясь и одновременно смеясь над собой. — Мой отец говорил, что дарить цветы — безнадежная глупость, и единственное исключение из правил — болезнь или похороны.
Николь по-прежнему молчала, с восторгом и изумлением глядя на происходящее.
— Мы будем сегодня ужинать вне дома, — пообещал Пол. Его горящие глаза ощупывали ее стройную фигуру взглядом победителя. — Это лучшее, что я мог придумать за короткое время, и должен признать, что начинаю чувствовать себя как шкодливый подросток, лукаво пытающийся соблазнить дочь в доме ее отца. Но я буду вести себя по-другому, более раскованно, в Торонто.
От роз и шампанского Николь опьянела, ее внимание было сосредоточено на непривычном благодушии Пола, и казалось, что между ними происходит что-то важное и значительное…
7
Николь сжала бокал, протянутый Полом, сделала глоток шампанского, что помогло ей прийти в себя, и в смущении пробормотала:
— Розы такие красивые, очень… но, я боюсь, ты не понимаешь, зачем…
— Я очень хорошо понимаю. — Придя на помощь, Пол взял из ее рук букет и поставил цветы в вазу, а затем снял свой роскошный пиджак, как бы освобождаясь от торжественности момента. — Ты сделала правильный выбор.
Он глотнул шампанского, освободил галстук и под ее пристальным взглядом отбросил его свободной рукой.
— Для тебя теперь нет места в жизни Эндрю. В худшем случае ты была бы для него препятствием, в лучшем — искушением, которое он с трудом может себе позволить. Люси Чемберлен — дочь его босса, и он глубоко…
— Это не совсем то, что я имела в виду, Пол, — перебила его Николь дрожащим голосом, хотя делала отчаянные усилия быть твердой и спокойной.
— Не надо все усложнять, Ники. У нас больше не будет необходимости говорить об Эндрю, потому что я не привезу тебя в замок, пока он будет гостить у деда.
Кончик ее языка высунулся змейкой и, подрагивая, лизнул краешек нижней губы. Каждая клетка тела напряглась как натянутая тетива.
— Ты думаешь совсем не о том. Когда я тебе позвонила, я не…
— Ты слишком много говоришь, малыш. Он смотрел на нее не отрываясь. Его взгляд был прикован к мягкой розовой припухлости губ. Николь потеряла контроль, стало трудно дышать. Медленно, властно Пол притянул ее к себе и заключил в объятия!
— У меня сейчас нет настроения разговаривать. Чего я хочу, так это уложить тебя в мою постель и обладать тобой снова и снова. Тогда я буду знать, что пути назад нет, — сказал он твердо.
В ту же секунду его губы жарко припали к ее губам в страстном поцелуе. Язык Пола проскользнул далеко в глубь ее рта, и она уже ощутила беспокойную тяжесть его эрекции. Николь охватило безрассудное стремление позволить ему делать все, что угодно, с ее дрожащим и страждущим телом, и она издала приглушенный стон, поощряя его.
Пол взял ее на руки и уверенно понес в спальню. Одной рукой Николь перебирала его густые волосы, а другой обнимала за шею. Прижавшись губами к смуглой коже на затылке, она медленно вдыхала его горячий мужской запах, как вдруг, опомнившись, с болезненным содроганием выдохнула:
— Пол, отпусти меня… пожалуйста.
Он положил ее на широкую дубовую кровать. Подогнув под себя ноги и сев на колени, Николь прижалась к резной выпуклой спинке, голубые глаза виновато смотрели на него.
— Ты не так меня понял по телефону… Пол замер. Густые черные брови сошлись на переносице, и он испытующе взглянул в побледневшее лицо Николь.
— Чего, собственно, я мог не понять? «Личное и касается только тебя и меня»? Что еще может быть, кроме этого?
— Это моя вина.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Ты очень разозлишься?
— Я уже разозлился, — сказал Пол без всяких колебаний, — то ты включаешься, то выключаешься.
— Это не о сексе. Есть кое-что поважнее.
— В эту минуту нет ничего важнее, — произнес Пол с мужским рыком нетерпения.
— Пол! О черт, никак не могу решиться, — с мучением призналась Николь, заставив себя встретиться с его взглядом. — Джим не сын Эндрю… Джим твой сын, — выдохнула она наконец и села рядом.
Молчание длилось дольше, чем она ожидала. Было так тихо, словно Пол ничего не слышал. Потом его смуглое лицо перекосилось.
— Это что еще за глупая шутка? Николь вздрогнула. Слезы навернулись на глаза.
— Спроси Эндрю, если не веришь мне. Перед тем как покинуть имение, я сообщила Эндрю, что жду от тебя ребенка. Не знаю, что уж он сказал тебе, но, во всяком случае, он никак не должен был говорить о своем отцовстве.
— Это неслыханно. — Пол взглянул на нее, не веря. — Эндрю сказал мне…
И тут Николь прорвало.
— Плевать я хотела на то, что сказал тебе Эндрю! — кричала она в ярости. — Я не собираюсь извиняться и пытаться давать объяснения всему вранью, которое нагородил твой брат. Ко мне это не имеет никакого отношения.
Она никогда еще не видела Пола таким бледным.
— Ты лжешь… Ты должна была…
— Я никому и ничего не должна. — Голос ее стал низким. — Тебе неприятно и не нравится то, что слышишь? Хорошо, Пол, пусть будет по-твоему. Если не можешь поверить, что это так, просто скажи, что я вру, и забудь все.
— Замолчи! — рявкнул Пол в ответ. Николь судорожно вздохнула, ресницы ее отчаянно заморгали.
— Что ты устраиваешь истерику? — с гневом выпалил Пол. — О Господи, ты думаешь, любой мужчина так просто проглотил бы подобную историю. Я спал с тобой два с половиной года назад. Если ты забеременела, у тебя было достаточно времени сказать мне об этом.
— Я не хотела. Ты пренебрег мной, и это я запомнила на всю жизнь.
— О чем ты говоришь? — В его глазах по-прежнему стояло недоверие. — Ты бы послушала сама себя!
Николь опустила голову.
— Я сожалею, что так случилось. Действительно жалею об этом, но ничего не могу изменить, — пробормотала она неуверенно. — Что ты видишь, когда смотришь на Джима? Темно-карие глаза, черные волосы и смуглую кожу.
— Ты же сказала, что он унаследовал это от твоей матери.
— Я солгала. Моя мать была такая же светловолосая, как я, — пролепетала Николь.
— Ты крутилась с Эндрю и его сомнительной компанией много недель. Почти все это время он был слишком пьян, чтобы помнить, что ты делала, — подчеркивая слово «что», сказал Пол. — Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы меня убедили слова про черные волосы и карие глаза ребенка? Кто знает, с кем ты еще могла переспать тогда?
У Николь перехватило дыхание.
— Я думаю, ты сказал достаточно. — Она спустила ноги и соскочила с кровати. — Никому не позволю так оскорблять себя!
Пол удержал ее за локоть, не дав отойти.
— А я не собираюсь просить извинения за то, что громко высказал все, о чем подумал бы любой мужчина. Так уж я устроен.
Наполнившиеся слезами глаза Николь выражали горькое осуждение.
— Ты был первым у меня, ты же знаешь это. На каком же основании ты считаешь, что я превратилась в потаскуху через несколько недель после того, как была с тобой? — Помолчав, Николь продолжала: — Джим родился через восемь месяцев и три недели после тех выходных. У меня есть медицинский документ о рождении, который подтверждает это. Он не мог быть еще чьим-нибудь ребенком.
— Но ты же предохранялась!
— Откуда такая уверенность? — проговорила Николь с откровенным вызовом, но волнение опять охватило ее с неистовой силой.
Пол взглянул на нее из-под опущенных ресниц.
— Ты сама говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки. Хочешь сказать, что они не сработали?
Николь медленно перевела дыхание. — Нет.
— Но тогда о чем ты говоришь? — нетерпеливо спросил Пол.
— Я никогда не принимала таблетки, — проговорила Николь через силу, но все же непреклонная в своем стремлении договорить правду до конца. — Я солгала тебе об этом тоже.
— Ты солгала? — эхом отозвался Пол не очень твердо и отпустил ее локоть.
Николь отвела взгляд, лицо ее залила краска, и она только кивнула в знак подтверждения.
— Зачем? — настаивал Пол. Гнетущая слабость охватила Николь.
— Я хотела забеременеть.
— Ты хотела забеременеть? — медленно, акцентируя каждое слово, повторил Пол. Он принялся быстро ходить по спальне, как пантера в слишком тесной клетке. — И ты говоришь это, глядя мне в глаза?
— Нет больше смысла лгать. Я понимаю, у тебя есть все основания ненавидеть меня, но это правда, — закончила Николь.
Пол больше не смотрел на нее. Темпера-
мент истинного итальянца неожиданно вырвался наружу. Прежде чем Николь успела выдохнуть, он выскочил из спальни, пересек гостиную и с такой силой толкнул дверь, ведущую в галерею, что она едва не сломалась.
— Пол! — закричала Николь, устремляясь за ним. — Куда ты?
— А куда, ты думаешь? — выдавил он сквозь стиснутые в бешенстве зубы. — Я разорву Эндрю в мелкие клочья, сделаю из него кровавую кашу за то, что он соврал!
Николь в панике вцепилась ему в руку.
— Нет, Пол, нет!
Пол освободился от ее рук и зашагал по галерее к выходу.
— Меня не волнует, что ты делала с ним. Меня не волнует, каким влюбленным он был.
Меня не волнует даже, что ты пыталась выдать моего ребенка за его, чтобы повиснуть на нем! — прошипел Пол и замер, глядя на Николь. — Все это не имеет значения. Не стоит и гроша ломаного, — заключил он. — Но ничто не может оправдать его ложь, из-за которой жизнь моего ребенка находилась под угрозой. Он дал тебе возможность уйти из этого дома одной, без гроша, а ведь знал… ничтожный самовлюбленный ублюдок, что ты носишь моего ребенка, и не только не сказал об этом, но сделал все, чтобы быть уверенным, что у меня не будет причины искать тебя!
— Это несправедливо, — с большим трудом выговорила Николь. — Я никогда не была близка с Эндрю.
— Я скажу тебе, что несправедливо, — ответил Пол, казалось, пропуская ее слова мимо ушей, в его глазах читался еще больший упрек и осуждение. — Несправедливо то, что ты сделала с моим сыном — единственной невинной жертвой из нас всех!
Николь отшатнулась от него, а Пол понесся к парадной лестнице. Но Николь больше не хотелось бежать вслед за ним и спасать Эндрю от неизбежного возмездия. Она не настраивала Эндрю и Пола друг против друга. В этом ее нельзя обвинить. Она была в таком отчаянии, когда потеряла Пола, а потом обнаружила, что беременна. В таком состоянии она не могла догадаться, что Эндрю испытывает к ней отнюдь не платонические чувства.
Резкий окрик прервал ее размышления, и с приглушенным стоном Николь поспешила к лестнице, но замерла на полпути. Внизу, посреди большого зала, стоял Эндрю, только что покинувший столовую, в полном неведении о том, что произошло. Пол решительно шел к нему.
— Влепить тебе пощечину, что ли, чтобы вызвать на дуэль? — проскрежетал он.
— Значит, Николь наконец рассказала тебе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19