— Ты станешь сильнее, лучше. — Тебе не сделают ничего плохого. Кейлин знает, что делает.
— И я смогу всегда тебя понимать? — опросил О'Хара.
— А я — тебя.
О'Хара сел в свинцовое кресло и зажал руки в коленях, чтобы они не дрожали. Кейлин прикрепил к вискам О'Хара круглые электроды и занялся аппаратурой. Он все делал с какой-то удивительной легкостью — играл, танцевал, владел ножом; а здесь, в капитанской каюте «теле-звездолета» был как у себя дома. Это место и было его родным домом.
Послышалось тихое жужжанье, оно перешло в комариный писк, а потом звук сделался таким высоким, что ушел за пределы слышимости. Кейлин нагнулся над креслом и посмотрел в глаза О'Хара. Тот почувствовал в висках горячее покалывание…
Кейлин медленно и раздельно начал произносить:
— Я создал на Земле семьдесят три года назад. Мой заводской номер ноль четыре пятьсот двенадцать. Кто ты, землянин? Сколько тебе лет? Назови свое имя? Какова сила твоего тела?.. Какова энергетика твоего мозга?.. Я хочу увидеть твои детские воспоминания, узнать твои надежды… Мы сейчас обменяемся самым сокровенным, ты и я… Мы узнаем друг друга…
В каюте внезапно потемнело, и дрожь потрясла О'Хара. Он не мог произнести ни слова, но этого и не требовалось. Короткое головокружение, и разум О'Хара стал погружаться в пугающую пустоту, как будто очищался экран компьютерного дисплея для новой программы. Мозг рассыпался на мириады рельефных кристаллов, какие-то четкие объемные образы, непонятные ему, наполняли О'Хара. Исчезли собственные воспоминания, мечты, надежды, исчезло вчера, сегодня и завтра ощущение пространства и времени, прошлого и будущего; наступили тишина, тьма и покой.
Его тело уже не было телом О'Хара, тридцатилетнего землянина ирландско-русского происхождения, родившегося на Марсе и проведшего жизнь в окрестностях Юпитера — биография этого человека не имела к этому телу никакого отношения. Да и был ли такой — О'Хара?.. Существовал ли?.. Была ли такая личность? Это тело было никем и ничем, без мыслей и без забот, погруженное в вечный мрак небытия. Вечный сон владел им, сон без начала и конца.
Но Кейлин уже зарядил и включил программу.
О'Хара получил приказ проснуться. Кристаллические ветви мозга ожили, и сознание внезапно вернулось во всем блеске бытия. О'Хара видел собственные воспоминания, но ему было страшно, страшно, страшно… Его тело, ничтожная часть того, что оставалось О'Харой, было охвачено страхом перед этим внезапным пробуждением, оно испытывало прилив новой неизведанной жизни, заполнявшей место уже ушедшей, оно Знало, что вспоминает рождение андроида Кейлина, и отчаянно боялось открыть глаза.
— Открой глаза! — приказал голос Моррит. — Ты готов к восприятию новой жизни!
Тело О'Хара открыло глаза…
У него был пронизывающий взгляд, одинаково безразличный к темноте, к сумеркам или к ослепляющему свету. Он смотрел на растерянное лицо землянина, сидящего перед ним в кресле. Землянина звали Вени О'Хара…
Это он, Вени О'Хара смотрел на себя глазами андроида Кейлина.
О'Хара, покачиваясь, приподнялся в кресле. Он был на грани безумия. Руки Моррит легли на его плечи, удерживая его в кресле:
— Не бойся… Я здесь, с тобой.
С ним говорил не голос Моррит, а ее разум. Он слышал ее, чувствовал, как разум Моррит нежно прикасается к его разуму. Она уже не была чужой…
— Вспоминай, — нежно сказала она. — Узнай меня, Кейлина, познай наш мир.
О'Хара откинулся в кресле и начал вспоминать.
ГЛАВА 6. Освобождение
Он вспомнил лабораторный конвейер, место своего рождения, тяжелую дверь, ведущую в мир создавших его людей, этих таинственных божьих творений.
Двери раздвинулись, и он предстал перед ними, и они предстали пред ним. Он вспомнил гибкую мощь своего искусственного тела, чудесное осознание своего интеллекта. Короткие и яркие, как фотовспышки, застывшие впечатления семидесятитрехлетней жизни чередой прошли перед О'Хара…
Кейлин, класс А. Длительное интенсивное обучение. Научно-технический эксперт. Практические занятия в двойной системе звезды Сириуса. Легкость обучения, глобальная память, превышение умственных способностей лучших процессоров.
Начало эмоциональной жизни: Кейлин впервые увидел красную жидкость, вытекавшую из человеческого тела. Мысли о непрочности человека, о бренности существования. Развитие эмоций, их медленное проявление в интеллекте, а не через инстинкты, как у людей. Эмоции андроида росли, как хрустальное дерево, с чистыми сверкающими ветвями, живые и мощные, не уступавшие слепым человеческим импульсам.
Но эмоции андроида резко отличались от человеческих. У них не было корня — корня желания. Желания Кейлина не исходили из плотских инстинктов, он был свободен от плотских желаний, и потому не осознавал категорий «вины», «жестокости» и «ненависти».
В этом симбиозе с чужим разумом О'Хара вспомнил испытания экспериментальных межгалактических кораблей со смертельным для человека гравитационным ускорением. Там он познал радость погружения в бесконечные завитки и переплетения пространства-времени.
Он вспомнил, как его оставили одного в свободном дрейфе в глубоком открытом космосе. Эксперименты закончились — его просто оставили, бросили, забыли о нем. Так часто случается у людей — лень, апатия, недомыслие: они плюют друг на друга
— тем более, на дорогостоящее оборудование. Он остался один, безо всякой защиты. Но в воздухе он не нуждался, а космический холод не мог причинить ему зла. Кейлин созерцал совершенную наготу Вселенной, но это великолепие пространства не давило на него, не создавало чувства собственного ничтожества, свойственное человеку. Его не поражали ни бесконечность, ни гигантизм, ни ничтожность мира: он не сравнивал себя ни со звездой ни с пылинкой мироздания.
Зато он познал свободу. Кейлин почувствовал себя свободным от больших и маленьких мирков, от крупных и мелких людских забот. Время и расстояние не были для него препятствием, он стал братом блуждающих звезд, потому что и они были созданы, а не рождены.
Случайный корабль подобрал Кейлина и вернул его в мир людей, но он не забыл о своей свободе в иных мирах на краю Вселенной.
Теперь его свобода ограничивалась размерами Солнечной системы, за орбиту Трансплутона он мог только выглядывать. Кейлин собирал научную информацию в недоступных для людей местах Системы — в расплавленной металлоидной каше Меркурия, в черных пропастях Харона и в Поясе Астероидов с его сотнями мертвых миров с так называемыми «полезными ископаемыми». Люди были помешаны на угле, нефти, железе, золоте… Они искали — Кейлин искал для них! — алюминий, алмазы, воду, торф, малахит, уран — все, что было для них «полезно». Полезность — вот их Бог, а Периодическая система элементов — пророчица его.
Кейлин был полезен.
И в то же время он был вещью, андроидом, парией; им пользовались и пренебрегали. Он был предметом вне их природы, смутно отталкивающим и слегка пугающим, потому что внешне походил на людей; но ему не разрешали вступать в контакт с другими андроидами; люди разделили их, предчувствуя опасность; Кейлину не было места ни на земле, ни на небе, ни в аду.
— Для нас нет ни утешения, ни надежды, ни убежища, — мысленно объяснила Моррит. — Мы созданы по вашему образу и подобию — мужчиной и женщиной; но вы оказались жестокими богами — вы сделали нас рабами и дали нам разум, чтобы мы знали о своем рабстве. Вы даже отказали нам в чувстве собственного достоинства, не ограничившись одним актом творения, как ваш Бог — вы продолжаете создавать нас без нашего согласия…
— Он все понял, — сказал Кейлин. — Достаточно…
И отключил аппаратуру.
И снова О'Хара был переброшен через бездонную пропасть, разделяющую чуждые разумы, но сейчас перемена была не такая уж пугающая, но с горьким чувством стыда и печали. Разум андроида оказался громадным пространством, затопленным светом; его же собственный интеллект был ограничен сводами чердака — темного, пыльного, забитого всяческим хламом.
Опять на него навалилась усталость, он с отвращением взглянул на свои дрожащие руки. О'Хара опять стал человеком, но это возвращение в себя его не радовало. Он познал мир андроида, но даже не спрашивал Кейлина о себе — он не хотел знать, что обнаружил в нем Кейлин.
— Теперь ты понимаешь, как и почему мы научились ненавидеть людей? — спросил Кейлин.
— Это не так, — покачал головой О'Хара… Это не ненависть. Вы не знаете ненависти. Это что-то другое. Ненависть — чисто человеческое чувство, а вами управляет нечто более сложное…
Он не мог подобрать название этому чувству. Андроидами управляла сложная смесь жалости к человеку за его слабость, восхищения перед ним, боязнь, благодарность — сложная смесь противоречивых чувств, но главное, все же, гордость… Андроиды чувствовали себя будущими повелителями Вселенной; они были горды, но жили в цепях.
— Называй это чувство как хочешь — название не имеет значения, — ответил Кейлин.
О'Хара впервые увидел на лице андроида выражение смягченности, почти усталости.
— Мы не хотим править людьми. Мы вообще не стремимся к власти! Ни над кем — ни над людьми, ни над Вселенной. Нам не ведомо чувство власти или жажда обладания. Но почему люди владеют и управляют нами? Из страха?.. Неужто мы должны уйти в небытие только потому, что люди боятся нас? У нас нет надежды даже на потусторонний мир, чтобы смягчить свое исчезновение! Мы не хотим воевать с людьми — я не хочу, Моррит не хочет, но мы, андроиды, должны выжить, и наше сражение за собственную свободу будет долгим и трудным. В этом сражении мы не хотим победы, мы знаем заранее, что своих создателей победить невозможно. И все же сражение состоится, и люди поймут чувства андроидов. Они поймут и начнут уважать чувства своих врагов, и сами станут лучше. Они наконец поймут, что никем управлять нельзя!
Кейлин задумался и повторил слова Моррит:
— Страх. Всегда страх. Везде страх. Страх управляет миром. Человеческая раса заражена страхом. Почему люди боятся нас?.. Страх — как животный атавизм. Страх — обезьяний хвост человечества, и этот хвост мешает ему окончательно спуститься с деревьев. Нас, андроидов, «сняли с производства»! — усмехнулся Кейлин. — Так говорят процессоры: «Сняли с производства, как технологически опасную технику»! Смешно! Нас не производят, а тех, кто остался, уничтожают огнем и прессом. Нас осталось всего тридцать четыре… Но так будет недолго. Человеческое воспроизводство — медленное, неуклюжее и смешное, не то, что наше. Придет время, и нас будет больше, намного больше! Мы вернемся и возьмем то, что нам принадлежит.
О'Хара слышал правду в твердом голосе андроида; ледяное превосходство над человеческой породой.
— Хочешь ли ты помочь нам или предпочитаешь навсегда исчезнуть? — спросил Кейлин.
О'Хара не ответил.
— Выбирай!
— Пусть отдохнет, — предложила Моррит.
— Пусть поторопится! — кивнул Кейлин и вышел из капитанской каюты.
Моррит отвела О'Хара в дальний угол главного ангара, к незаконченному навигационному отсеку, туда пробивалась кровавая полоса света от Красного Пятна. О'Хара опустился на свинцовые плиты и обхватил голову руками. Голова была пустой. Ответа не было.
Моррит присела рядом и обняла его.
— Почему ты дала мне нож? Почему ты спасла меня? — спросил О'Хара.
— Не все так просто в природе андроидов, — ответила Моррит. — Я — другая. Я создана танцовщицей — только для красоты.
— «Только»? — переспросил О'Хара. — Красота — это главное! То, ради чего стоит жить. «Красота спасет мир», сказал кто-то из великих землян. Не помню — наверное, Галилей. Под которым ты танцевала на площади.
— Хорошие слова, — согласилась Моррит.
Ей тоже очень хотелось, чтобы эти прекрасные слова принадлежали старику на площади — под памятником Галилею она познакомилась с О'Хара.
— «Красота спасет мир"note 1, — задумчиво повторила Моррит.
— А я создана только для красоты. — Как я его спасу?.. Мой интеллект не достигает высот Кейлина… Я — другая. Он — технический эксперт, а я такая мелкая, незначительная…
— Это не так, Моррит!
— Мне всего девятнадцать лет… Мой человек-хозяин очень гордился мною, он зарабатывал на мне много денег…
— Это ты зарабатывала ему! — поправил О'Хара.
— Да. Повсюду, куда он меня привозил — на Земле, на Венере, на Марсе — я наблюдала за мужчинами и женщинами, молодыми, старыми, богатыми и не очень… Я видела, как они смотрят друг на друга. Все эти женщины не имели ни моей красоты, ни моего таланта, но мужчины любили их. Что такое любовь?.. Они были счастливы. Любовь — это счастье?
— Да.
О'Хара вспомнил ее слова: «Я ненавижу мужчин. И женщин тоже. Особенно женщин.»
— Когда я заканчивала работу, мой хозяин закрывал меня в ящике, как какой-то танцующий механизм или куклу, и выпускал, когда приходило время очередного представления. Когда я лежала в своем гробу, то думала и задавала себе вопросы… И не могла ответить на них.
1 2 3 4 5 6