Надо завтра же пригласить госпожу Сунь, пусть научит ее вязать. В магазине рейтузы стоят семь-восемь юаней, а если самой вязать, на них пойдет фунта два ниток, даже меньше, полтора: ну пусть два, два юаня восемь мао плюс два юаня восемь мао, это пять юаней шесть мао, – таким образом, можно сэкономить три юаня … Непременно надо пригласить госпожу Сунь, пусть научит жену вязать, а то, когда он уходит на работу, жена сидит без дела, а это до добра не доводит. Женщина должна многое уметь, а не умеет, пусть учится.
Чжан Дагэ взглянул на курицу, завернутую в лотосовые листья, – ничего, крупная. Жаль, дочка не вернулась, всем бы хватило.
Дочери девятнадцать, пора думать о помолвке. А то поступит после школы в институт, проку никакого, одни расходы. Когда кончит школу, ей будет уже двадцать, потом четыре года в институте – двадцать четыре; после окончания надо поработать два года – иначе, считай, напрасно потратили деньги на учение. К тому, времени ей стукнет двадцать шесть. Двадцать шесть! А девушка в двадцать пять уже никому не нужна, разве что какому-нибудь вдовцу. Надо срочно найти жениха – кончит школу и пусть выходит, нечего попусту время терять.
Вот сын – это боль его сердца!
Вдруг Чжан Дагэ увидел корзину со свежими цветами: поздними астрами, китайскими фонариками и хризантемами. Он забыл о сыне и, прищурив левый глаз, смотрел на цветы. Если хочешь купить недорого, не нужно таращить глаза и налетать так, как это делают господа в европейских костюмах, которые прогуливаются под руку с дамами в торговых рядах «Восточное спокойствие». Нужно равнодушно, с достоинством смотреть на товар. Как раз в этот момент цветочница встретилась глазами с Чжан Дагэ. Он быстро перевел взгляд на курицу в соусе и пошел дальше.
Да, сын – это боль его сердца!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Как умудрился Лао Ли привезти разом жену, двух детишек, постели, циновки, четыре сумки, большие и маленькие пакеты, два зонта, корзину с овощами, кувшин с пшеном, – до сих пор остается загадкой. Он, видимо, решил захватить все, с чем жена не могла расстаться, и сумел это довезти в полной сохранности. А раньше, бывало, купит какие-нибудь мелочи и боится потерять…
Через три дня он вернулся в Пекин, чтобы в оставшиеся два дня отпуска все как следует устроить.
Столы и стулья перевезли от Чжан Дагэ, сам Чжан Дагэ не мог зайти раньше четырех, и помочь вызвался Дин Второй. Он присматривал за детьми, но делал это так, что лишь прибавлял всем хлопот, как нарочно, путался под ногами. Только надумает Лао Ли поставить стол в одну из комнат, а Дин с детишками затеет там игру. Лао Ли взъерошит волосы и пойдет в другую комнату, а Дин с детишками спешит за ним. Станет Лао Ли искать молоток, а молоток – в руках у Дина.
Весь день пробегали зря: зонты все еще лежали во дворе, пшено высыпалось на землю, сумки да и остальные вещи валялись – ни одна не нашла своего места, и нельзя было поручиться за их сохранность.
Лао Ли наступил на коробочку из-под иголок, госпожа Ли дважды споткнулась о кухонную доску, потом что-то раздавила: Дин и дети прыгали от восторга.
Не было еще и четырех, когда пришел Чжан Дагэ. Стоило ему прищурить левый глаз, махнуть рукой налево и направо, и каждая вещь нашла свое место, даже пшено.
Все убрали, расставили, только фотографий и парных надписей не было. Чжан Дагэ несколько разочаровался в Лао Ли. Не ускользнуло от него и то, что Дин уже успел проткнуть только что оклеенные окна. Недаром Чжан Дагэ не любил таких людей, как Дин.
– Лао Ли, заходи завтра, возьмешь несколько картинок с пейзажами, парную надпись и свиток с изречениями – совсем еще новые.
Только сейчас Лао Ли заметил на стене белые пятна.
– Неплохо бы оклеить, – сказал он.
– Если бы знать, сколько ты проживешь здесь, тогда другое дело, а с какой стати для кого-то оклеивать? И потом, не станешь же клеить одни стены, надо еще и потолок, а то он будет выделяться, как пластырь. Это значит все передвигать. – Чжан Дагэ зажег трубку.
Услыхав о возможности нового переворота, да еще с такими сложностями, Лао Ли решил, что не стоит ввязываться в это дело, и кивнул головой. Это означало, что завтра он пойдет к Чжан Дагэ за картинками и парными надписями.
Чжан Дагэ ушел.
Вдруг Лао Ли вспомнил, что не пригласил его пообедать. А есть ли в доме обед? Во всяком случае, чайник чаю найдется! Он взглянул на стол в гостиной: там на фарфоровом подносе стояли чайник и шесть чашек, будто ждали, что кто-то придет и заварит чай. Но кто должен это делать? Кто в доме Чжан Дагэ принимает гостей и угощает их чаем? Лао Ли нахмурился. В это время решил раскланяться Дин Второй. Дети схватили его за руки и не отпускали.
– Пообедайте у нас, – просил мальчик. – Мама испечет лепешки с финиками.
– Лелешки, – вслед за братом пролепетала девочка.
Лао Ли вышел во двор проводить гостя и подумал: «Дети разбираются в приличиях лучше взрослых! Но какой смысл в приличиях?» Размышляя, он забыл о Дине Втором и спохватился, когда гость был уже далеко.
2
Госпожу Ли нельзя было назвать некрасивой. Лицо не очень выразительное, зато чистое, брови прямые. Вот только рот она держала полуоткрытым, показывая крупные зубы, и шумно дышала. Изяществом она не отличалась, а в ватном халате была вообще неуклюжей. В туфли добавляла ваты, чтобы изуродованные ноги казались больше, хотя из-под халата их вовсе не было видно. Ходила прямо, но иногда вдруг всем телом подавалась назад, – видимо, поправляла в Туфлях сбившуюся вату. Словом, она была хороша собой, лишь когда сидела. Она умела по-современному кланяться: опускала руки и резко наклонялась вперед, выглядело это весьма торжественно, но, казалось, она сейчас упадет.
Госпожа Ли поклонилась Дину Второму, затем Чжан, Дагэ, и хотя получилось это не очень естественно, она осталась довольна собой. Когда Чжан Дагэ сказал: «Хорошо, что еще не холодно», – госпожа Ли весьма кстати добавила: «Зима еще не наступила».
Расставив все по местам, она села на стул, опершись о спинку, и осмотрелась. Вообще-то ничего, только пусто очень. Ну и ладно. Не так уже это плохо. И потом, она здесь хозяйка. Нет свекрови, нет золовок, которые не спускали с нее глаз, только мужу придется подчиняться. К тому же, ведь это – Пекин! Пекин, конечно, Лучше деревни, но здесь столько премудростей.
Лао Ли все еще хмурился. Он поглядел на жену, хотел сказать: «Не могла, чай заварить!» – но сдержался и попросил:
– Налей чаю! – Он боялся, что она не поймет слова «заварить».
– О, я совсем забыла, – осклабилась госпожа Ли. – А заварка где? – Она произнесла эту фразу так громко, – будто обращалась ко всему Пекину.
– Потише! – сказал муж, он хотел добавить: «Здесь не деревня, где орут на всю улицу», – но опять сдержался.
Желая загладить вину, жена быстро нашла заварку.
– Ой, совсем забыла, воды же нет! – еще громче сказала она.
– Ну, потише же! – скрипнул зубами Лао Ли, и брови его образовали угол.
Она взяла чайник, потопталась на месте, видимо, поправляя вату в туфлях:
– Пойду займу кипятку у соседей.
Он покачал головой. Так и подмывало сказать: «Здесь не деревня, где можно все занимать!»
– Ма, есть хочется. – Девочка потянула мать за руку. Мать обняла ребенка, глаза ее покраснели. В деревне
дети уже спали бы, а здесь, в этом противном Пекине, и этого нельзя, и того. До сих пор дети голодные! Комнаты пустые, даже лежанки нет. Ни ящиков, ни воды – ничего не найдешь, а муж все хмурит брови. Сто Пекинов не сравнятся с деревней!
– Па, есть хочу. – Мальчик стукнул Лао Ли кулачком. Лао Ли поглядел на детей, перестал хмуриться.
– Сейчас папа пойдет и купит вам чего-нибудь. Пекин – не деревня. – Он взял кулачок мальчика в руку и спросил у жены:
– Что купить?
Жена не ответила, но на лице ее он прочел: «Откуда я знаю, что можно купить в вашем Пекине!»
– Па, я хочу земляных орехов и яблочек.
– Па, Лин хочет олехов, – пролепетала девочка.
Лао Ли рассмеялся, ему хотелось сказать детям что-нибудь ласковое, но он не нашел подходящих слов, накинул пальто и вышел из дома.
3
На улице продавали всякую всячину, но Лао Ли не знал, что купить. В самом конце улицы стоял книжный лоток; старый торговец складывал в корзину книги; среди них были «Дама с камелиями», «Путешествие Лао Цаня», первое издание «Лекций по математике», выпущенное на тридцать втором году правления Гуансюя . Лао Ли грустно взглянул на лоток и пошел прочь, потом оглянулся – продавец продолжал убирать книги в корзину, не обращая на Лао Ли никакого внимания. Возле лотков с мясом торговали горячими кунжутными лепешками. Подрумяненные зерна кунжута походили на раздутое брюшко комара. «Надо, пожалуй, купить лепешек», – подумал Лао Ли и тут заметил женщину, которая торговалась с продавцом чайников. Лао Ли подошел и купил сразу два чайника. Потом увидел печку, вспомнил совет Чжан Дагэ и приценился. Он был уверен, что переплатил, но решил при встрече скрыть это от Чжан Дагэ. И все же на душе у него было радостно: впервые в жизни он купил печку и уж наверняка не станет покупать вторую. Не страшно, если и переплатил. Печь вместе с трубой должны были прислать на следующее утро. «Куда же мне теперь идти, – думал он, стоя с чайниками в руках. – Что купить детям?»
Лао Ли женился давно. Но жену считал невесткой родителей, матерью его детей, детей – внучатами родителей. Себя же не чувствовал ни мужем, ни отцом. Но он должен заботиться о детях, никто другой этого не сделает. Лао Ли испытывал какое-то удивительное чувство. Уж не во сне ли он видит этот залитый огнями рынок? «Детишкам надо купить какой-нибудь легкой еды, – соображал Лао Ли, сжимая ручки чайников с такой силой, словно они могли дать ему совет. – Может быть, порошкового молока? Они его ни разу не пили!» Тут на глаза ему попался фруктовый магазин – только бы не забыть про земляные орехи. Купил фунт. До чего дешево! Даже как-то неловко. Фунт стоит всего мао и пять фэней! В сверкающем огнями магазине потратить такую мизерную сумму! Он попросил еще две банки яблочного варенья и пошел домой. Очутившись у своего переулка, подумал: орехи и варенье не еда. Повернул обратно, дошел до бакалейной лавки, потом до мясной. Но… постеснялся войти. Конечно, рано или поздно войти придется – не последний же день он живет на свете. При этой мысли у него окончательно отпала охота сделать это сейчас. Как только войдешь в магазин, уподобишься Чжан Дагэ! А не войдешь, кому уподобишься? Вдруг он увидел жареные лепешки и купил двадцать штук. Рядом вынули из печи пирожки на пару с мясом и капустой, до-того белые, что при свете лампы они казались фарфоровыми. Лао Ли купил сразу противень. Торговцы казались ему благодетелями. От радостного волнения у Лао Ли дрожали руки. Оказывается, не так уж это страшно – делать покупки. Он достал деньги – целый юань – и боялся, что вызовет неудовольствие продавца. Ничуть не бывало! Торговец вежливо дал ему сдачи медяками и бумажками, завернул пирожки в бумагу и сказал: «Я дал вам помельче деньги, чтобы удобнее было тратить». Лао Ли стало жарче, чем пирожкам в печи. Оказывается, радость, которую приносит семья, ощущаешь и вне дома. Семья – это широковещательная радиостанция, передающая веселую музыку и добрые вести. Из Пекина они способны долететь до Южной Америки! Не удивительно, что Чжан Дагэ полон оптимизма.
Девочка сидела на коленях у матери и клевала носом, но запах жареных лепешек прогнал сон, глазки ее стали круглыми, и она часто-часто заморгала. А Ин – этот мальчонка сразу запихнул в рот целый пирожок и схватил лепешку. Потом проглотил еще пирожок и стал грызть орех. С такой жадностью, как голодный тигренок.
Никто и не подумал о палочках для еды, пальцы появились на свет значительно раньше, чем палочки. И уж тем более никто не подумал о том, что на свете существуют тарелки.
Не сводя глаз с дочки, госпожа Ли жевала лепешку с таким видом, будто хотела сказать, что сама может не есть, главное, чтобы дочка наелась.
Глаза у Лин как у матери, у Ина – как у отца, а носами, говорят, оба в бабушку. Девочка не красивая, но всем очень нравится. Ее пухленькое продолговатое личико напоминает тыковку. Короткие ножки, большой животик – она ходит, как уточка, переваливается. Крохотные губки, всегда влажные, похожи на цветок. Она ничего не боится и всем смотрит смело в лицо.-
Ин смуглый крепыш, не худой и не толстый, и неуклюжий, как неоперившийся петух, – крылья тонкие и ноги тоже. Ватные штанишки недавно сшили, но они уже коротки. Впрочем, малышу это все равно. Чем теснее штаны, тем веселее он прыгает.
Лао Ли любит этого смуглого крепыша. – Ин, ну-ка, давай наперегонки, кто быстрее съест лепешку? Откусишь раз – получится серп луны, откусишь два раза – выйдет серебряный слиток , откусишь в третий раз – от лепешки ничего не останется.
Хорош воспитатель, нечего сказать! Ведь сынишка – не волк и не тигр, чтобы глотать еду с такой жадностью! Вдруг ему захотелось пить, ноон вспомнил, что воды в доме нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Чжан Дагэ взглянул на курицу, завернутую в лотосовые листья, – ничего, крупная. Жаль, дочка не вернулась, всем бы хватило.
Дочери девятнадцать, пора думать о помолвке. А то поступит после школы в институт, проку никакого, одни расходы. Когда кончит школу, ей будет уже двадцать, потом четыре года в институте – двадцать четыре; после окончания надо поработать два года – иначе, считай, напрасно потратили деньги на учение. К тому, времени ей стукнет двадцать шесть. Двадцать шесть! А девушка в двадцать пять уже никому не нужна, разве что какому-нибудь вдовцу. Надо срочно найти жениха – кончит школу и пусть выходит, нечего попусту время терять.
Вот сын – это боль его сердца!
Вдруг Чжан Дагэ увидел корзину со свежими цветами: поздними астрами, китайскими фонариками и хризантемами. Он забыл о сыне и, прищурив левый глаз, смотрел на цветы. Если хочешь купить недорого, не нужно таращить глаза и налетать так, как это делают господа в европейских костюмах, которые прогуливаются под руку с дамами в торговых рядах «Восточное спокойствие». Нужно равнодушно, с достоинством смотреть на товар. Как раз в этот момент цветочница встретилась глазами с Чжан Дагэ. Он быстро перевел взгляд на курицу в соусе и пошел дальше.
Да, сын – это боль его сердца!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Как умудрился Лао Ли привезти разом жену, двух детишек, постели, циновки, четыре сумки, большие и маленькие пакеты, два зонта, корзину с овощами, кувшин с пшеном, – до сих пор остается загадкой. Он, видимо, решил захватить все, с чем жена не могла расстаться, и сумел это довезти в полной сохранности. А раньше, бывало, купит какие-нибудь мелочи и боится потерять…
Через три дня он вернулся в Пекин, чтобы в оставшиеся два дня отпуска все как следует устроить.
Столы и стулья перевезли от Чжан Дагэ, сам Чжан Дагэ не мог зайти раньше четырех, и помочь вызвался Дин Второй. Он присматривал за детьми, но делал это так, что лишь прибавлял всем хлопот, как нарочно, путался под ногами. Только надумает Лао Ли поставить стол в одну из комнат, а Дин с детишками затеет там игру. Лао Ли взъерошит волосы и пойдет в другую комнату, а Дин с детишками спешит за ним. Станет Лао Ли искать молоток, а молоток – в руках у Дина.
Весь день пробегали зря: зонты все еще лежали во дворе, пшено высыпалось на землю, сумки да и остальные вещи валялись – ни одна не нашла своего места, и нельзя было поручиться за их сохранность.
Лао Ли наступил на коробочку из-под иголок, госпожа Ли дважды споткнулась о кухонную доску, потом что-то раздавила: Дин и дети прыгали от восторга.
Не было еще и четырех, когда пришел Чжан Дагэ. Стоило ему прищурить левый глаз, махнуть рукой налево и направо, и каждая вещь нашла свое место, даже пшено.
Все убрали, расставили, только фотографий и парных надписей не было. Чжан Дагэ несколько разочаровался в Лао Ли. Не ускользнуло от него и то, что Дин уже успел проткнуть только что оклеенные окна. Недаром Чжан Дагэ не любил таких людей, как Дин.
– Лао Ли, заходи завтра, возьмешь несколько картинок с пейзажами, парную надпись и свиток с изречениями – совсем еще новые.
Только сейчас Лао Ли заметил на стене белые пятна.
– Неплохо бы оклеить, – сказал он.
– Если бы знать, сколько ты проживешь здесь, тогда другое дело, а с какой стати для кого-то оклеивать? И потом, не станешь же клеить одни стены, надо еще и потолок, а то он будет выделяться, как пластырь. Это значит все передвигать. – Чжан Дагэ зажег трубку.
Услыхав о возможности нового переворота, да еще с такими сложностями, Лао Ли решил, что не стоит ввязываться в это дело, и кивнул головой. Это означало, что завтра он пойдет к Чжан Дагэ за картинками и парными надписями.
Чжан Дагэ ушел.
Вдруг Лао Ли вспомнил, что не пригласил его пообедать. А есть ли в доме обед? Во всяком случае, чайник чаю найдется! Он взглянул на стол в гостиной: там на фарфоровом подносе стояли чайник и шесть чашек, будто ждали, что кто-то придет и заварит чай. Но кто должен это делать? Кто в доме Чжан Дагэ принимает гостей и угощает их чаем? Лао Ли нахмурился. В это время решил раскланяться Дин Второй. Дети схватили его за руки и не отпускали.
– Пообедайте у нас, – просил мальчик. – Мама испечет лепешки с финиками.
– Лелешки, – вслед за братом пролепетала девочка.
Лао Ли вышел во двор проводить гостя и подумал: «Дети разбираются в приличиях лучше взрослых! Но какой смысл в приличиях?» Размышляя, он забыл о Дине Втором и спохватился, когда гость был уже далеко.
2
Госпожу Ли нельзя было назвать некрасивой. Лицо не очень выразительное, зато чистое, брови прямые. Вот только рот она держала полуоткрытым, показывая крупные зубы, и шумно дышала. Изяществом она не отличалась, а в ватном халате была вообще неуклюжей. В туфли добавляла ваты, чтобы изуродованные ноги казались больше, хотя из-под халата их вовсе не было видно. Ходила прямо, но иногда вдруг всем телом подавалась назад, – видимо, поправляла в Туфлях сбившуюся вату. Словом, она была хороша собой, лишь когда сидела. Она умела по-современному кланяться: опускала руки и резко наклонялась вперед, выглядело это весьма торжественно, но, казалось, она сейчас упадет.
Госпожа Ли поклонилась Дину Второму, затем Чжан, Дагэ, и хотя получилось это не очень естественно, она осталась довольна собой. Когда Чжан Дагэ сказал: «Хорошо, что еще не холодно», – госпожа Ли весьма кстати добавила: «Зима еще не наступила».
Расставив все по местам, она села на стул, опершись о спинку, и осмотрелась. Вообще-то ничего, только пусто очень. Ну и ладно. Не так уже это плохо. И потом, она здесь хозяйка. Нет свекрови, нет золовок, которые не спускали с нее глаз, только мужу придется подчиняться. К тому же, ведь это – Пекин! Пекин, конечно, Лучше деревни, но здесь столько премудростей.
Лао Ли все еще хмурился. Он поглядел на жену, хотел сказать: «Не могла, чай заварить!» – но сдержался и попросил:
– Налей чаю! – Он боялся, что она не поймет слова «заварить».
– О, я совсем забыла, – осклабилась госпожа Ли. – А заварка где? – Она произнесла эту фразу так громко, – будто обращалась ко всему Пекину.
– Потише! – сказал муж, он хотел добавить: «Здесь не деревня, где орут на всю улицу», – но опять сдержался.
Желая загладить вину, жена быстро нашла заварку.
– Ой, совсем забыла, воды же нет! – еще громче сказала она.
– Ну, потише же! – скрипнул зубами Лао Ли, и брови его образовали угол.
Она взяла чайник, потопталась на месте, видимо, поправляя вату в туфлях:
– Пойду займу кипятку у соседей.
Он покачал головой. Так и подмывало сказать: «Здесь не деревня, где можно все занимать!»
– Ма, есть хочется. – Девочка потянула мать за руку. Мать обняла ребенка, глаза ее покраснели. В деревне
дети уже спали бы, а здесь, в этом противном Пекине, и этого нельзя, и того. До сих пор дети голодные! Комнаты пустые, даже лежанки нет. Ни ящиков, ни воды – ничего не найдешь, а муж все хмурит брови. Сто Пекинов не сравнятся с деревней!
– Па, есть хочу. – Мальчик стукнул Лао Ли кулачком. Лао Ли поглядел на детей, перестал хмуриться.
– Сейчас папа пойдет и купит вам чего-нибудь. Пекин – не деревня. – Он взял кулачок мальчика в руку и спросил у жены:
– Что купить?
Жена не ответила, но на лице ее он прочел: «Откуда я знаю, что можно купить в вашем Пекине!»
– Па, я хочу земляных орехов и яблочек.
– Па, Лин хочет олехов, – пролепетала девочка.
Лао Ли рассмеялся, ему хотелось сказать детям что-нибудь ласковое, но он не нашел подходящих слов, накинул пальто и вышел из дома.
3
На улице продавали всякую всячину, но Лао Ли не знал, что купить. В самом конце улицы стоял книжный лоток; старый торговец складывал в корзину книги; среди них были «Дама с камелиями», «Путешествие Лао Цаня», первое издание «Лекций по математике», выпущенное на тридцать втором году правления Гуансюя . Лао Ли грустно взглянул на лоток и пошел прочь, потом оглянулся – продавец продолжал убирать книги в корзину, не обращая на Лао Ли никакого внимания. Возле лотков с мясом торговали горячими кунжутными лепешками. Подрумяненные зерна кунжута походили на раздутое брюшко комара. «Надо, пожалуй, купить лепешек», – подумал Лао Ли и тут заметил женщину, которая торговалась с продавцом чайников. Лао Ли подошел и купил сразу два чайника. Потом увидел печку, вспомнил совет Чжан Дагэ и приценился. Он был уверен, что переплатил, но решил при встрече скрыть это от Чжан Дагэ. И все же на душе у него было радостно: впервые в жизни он купил печку и уж наверняка не станет покупать вторую. Не страшно, если и переплатил. Печь вместе с трубой должны были прислать на следующее утро. «Куда же мне теперь идти, – думал он, стоя с чайниками в руках. – Что купить детям?»
Лао Ли женился давно. Но жену считал невесткой родителей, матерью его детей, детей – внучатами родителей. Себя же не чувствовал ни мужем, ни отцом. Но он должен заботиться о детях, никто другой этого не сделает. Лао Ли испытывал какое-то удивительное чувство. Уж не во сне ли он видит этот залитый огнями рынок? «Детишкам надо купить какой-нибудь легкой еды, – соображал Лао Ли, сжимая ручки чайников с такой силой, словно они могли дать ему совет. – Может быть, порошкового молока? Они его ни разу не пили!» Тут на глаза ему попался фруктовый магазин – только бы не забыть про земляные орехи. Купил фунт. До чего дешево! Даже как-то неловко. Фунт стоит всего мао и пять фэней! В сверкающем огнями магазине потратить такую мизерную сумму! Он попросил еще две банки яблочного варенья и пошел домой. Очутившись у своего переулка, подумал: орехи и варенье не еда. Повернул обратно, дошел до бакалейной лавки, потом до мясной. Но… постеснялся войти. Конечно, рано или поздно войти придется – не последний же день он живет на свете. При этой мысли у него окончательно отпала охота сделать это сейчас. Как только войдешь в магазин, уподобишься Чжан Дагэ! А не войдешь, кому уподобишься? Вдруг он увидел жареные лепешки и купил двадцать штук. Рядом вынули из печи пирожки на пару с мясом и капустой, до-того белые, что при свете лампы они казались фарфоровыми. Лао Ли купил сразу противень. Торговцы казались ему благодетелями. От радостного волнения у Лао Ли дрожали руки. Оказывается, не так уж это страшно – делать покупки. Он достал деньги – целый юань – и боялся, что вызовет неудовольствие продавца. Ничуть не бывало! Торговец вежливо дал ему сдачи медяками и бумажками, завернул пирожки в бумагу и сказал: «Я дал вам помельче деньги, чтобы удобнее было тратить». Лао Ли стало жарче, чем пирожкам в печи. Оказывается, радость, которую приносит семья, ощущаешь и вне дома. Семья – это широковещательная радиостанция, передающая веселую музыку и добрые вести. Из Пекина они способны долететь до Южной Америки! Не удивительно, что Чжан Дагэ полон оптимизма.
Девочка сидела на коленях у матери и клевала носом, но запах жареных лепешек прогнал сон, глазки ее стали круглыми, и она часто-часто заморгала. А Ин – этот мальчонка сразу запихнул в рот целый пирожок и схватил лепешку. Потом проглотил еще пирожок и стал грызть орех. С такой жадностью, как голодный тигренок.
Никто и не подумал о палочках для еды, пальцы появились на свет значительно раньше, чем палочки. И уж тем более никто не подумал о том, что на свете существуют тарелки.
Не сводя глаз с дочки, госпожа Ли жевала лепешку с таким видом, будто хотела сказать, что сама может не есть, главное, чтобы дочка наелась.
Глаза у Лин как у матери, у Ина – как у отца, а носами, говорят, оба в бабушку. Девочка не красивая, но всем очень нравится. Ее пухленькое продолговатое личико напоминает тыковку. Короткие ножки, большой животик – она ходит, как уточка, переваливается. Крохотные губки, всегда влажные, похожи на цветок. Она ничего не боится и всем смотрит смело в лицо.-
Ин смуглый крепыш, не худой и не толстый, и неуклюжий, как неоперившийся петух, – крылья тонкие и ноги тоже. Ватные штанишки недавно сшили, но они уже коротки. Впрочем, малышу это все равно. Чем теснее штаны, тем веселее он прыгает.
Лао Ли любит этого смуглого крепыша. – Ин, ну-ка, давай наперегонки, кто быстрее съест лепешку? Откусишь раз – получится серп луны, откусишь два раза – выйдет серебряный слиток , откусишь в третий раз – от лепешки ничего не останется.
Хорош воспитатель, нечего сказать! Ведь сынишка – не волк и не тигр, чтобы глотать еду с такой жадностью! Вдруг ему захотелось пить, ноон вспомнил, что воды в доме нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31