— К черту! — сказал он. — В темноте он ничего не увидит. Если я опущу шторы и погашу лампу...
— Дорогой, — обеспокоенно спросила Дороти, — откуда нам знать, что он не видит в темноте? Кошки и совы, например, видят.
Билл заколебался, но только на секунду.
— Вздор! Даже если он видит в темноте, то ничего не увидит сквозь одеяло. Мы можем даже раздеться в постели.
Он подошел к окну и с треском захлопнул его, а потом опустил штору, испытыв злорадное удовлетворение, когда рука его прошла сквозь марсианина. Опустив вторую штору, он погасил свет и ощупью вернулся к постели.
И хотя необходимость соблюдать тишину несколько сковывала молодоженов и они не позволяли себе даже шепота, все-таки это была настоящая брачная ночь.
Впрочем, они были бы менее довольны — кстати, назавтра так оно и получилось — если бы знали (об этом всем стало известно в течение одного-двух дней), что марсиане видят не только в темноте, но и сквозь одеяло. И даже сквозь стену. Способность видеть в Х-лучах или, что более вероятно, некоторое особое умение вроде квимения, позволяла им видеть сквозь любые твердые тела. Причем очень хорошо: они могли прочесть мелкий шрифт на свернутых документах в задвинутых ящиках и запертых сейфах. Они могли читать письма и книги, не открывая их.
С момента, когда это стало известно, люди поняли, что уже никогда не смогут быть уверены в своем одиночестве, пока черти не заберут марсиан. Даже если ни одного из них нет рядом с вами, он может затаиться в соседней комнате или снаружи здания и смотреть на вас сквозь стену.
Впрочем, мы забегаем вперед, поскольку очень немногие люди узнали или догадались об этом в первую ночь, Хотя Люк Деверо должен бы был это понять, когда марсианин прочел письма от Розалинды, лежавшие в запертом чемодане, он тогда не знал еще, что марсианин просто не мог открыть чемодан и рыться в его вещах. Потом же, когда появилась возможность сопоставить факты, состояние Люка не позволяло ему сопоставлять что бы то ни было с чем бы то ни было. И в ту первую ночь, прежде чем большинство людей узнали об этом, марсиане увидели многое. Особенно те — а их были миллионы, — которые вкзимили в спальни с погашенными лампами и выказали достаточно любопытства ко всему, что в них творилось, чтобы какое-то время помалкивать.
5
Второй по популярности спорт Америки для закрытых помещений получил той ночью куда более сильный удар — заниматься им стало просто невозможно.
Вот, к примеру, что произошло с группой покеристов, игравших по четвергам у Джорджа Келлера, что жил на побережьи, в нескольких километрах к северу от Лагуны, в Калифорнии. Джордж был холостяком и пенсионером, он жил там круглый год. Остальные тоже жили в Лагуне; одни ходили на работу, другие владели магазинами.
В тот четверг их было шестеро вместе с Джорджем. В самый раз на хорошую игру, а все они играли хорошо, и ставки были достаточно высоки, чтобы проигравшие оказались на мели. Насчет ставок решают обычно раздающие, но они, как правило, выбирают либо обычный покер, либо открытый с пятью картами — и никогда втемную. Для этих мужчин покер был скорее ритуалом, чем пороком. Четверговые вечера с восьми до часа ночи — а иногда и до двух — были смыслом их жизни, минутами счастья, согревавшими их в остальные дни и вечера. Пожалуй, нельзя назвать их фанатиками, зато адентами — в самый раз. В пять минут девятого они уже сидели в одних рубашках с ослабленными или снятыми галстуками вокруг большого стола в гостиной, готовые начать игру, как только Джордж протасует новую колоду, которую как раз распечатывал. Все купили жетоны и перед каждым стояли бокалы или открытые банки пива. Пили они неизменно, однако всегда умеренно, чтобы не повредить игре.
Джордж закончил тасовать и раскидал карты, вскрывая их, чтобы проверить, кто получит валета и будет раздавать первым. Выпало Джерри Диксу, главному кассиру местного банка.
Дике раздал карты и сам выиграл первый круг с тройкой десяток. Однако кон был невелик — только Джордж остался в игре и прикупал карты вместе с ним. К тому же Джордж не мог даже объявить игру; он получил с раздачи пару девяток и не прикупал ничего.
Следующий по очереди Боб Тримбл, хозяин магазига канцелярских товаров, собрал карты для новой раздачи.
— Деньги на кон, парни, — объявил он. — Теперь пойдет веселей. Каждый что-нибудь получит.
В углу комнаты тихо мурлыкало радио. Джордж Келлер любил музыкальный фон и знал, какие станции ловить вечером в четверг.
Тримбл раздал карты. Джордж взял со столика свои и увидел две пары — семерки и тройки. Слишком слабо, чтобы открывать при первом же слове; кто-нибудь мог бы его перебить. Если вскроет другой игрок, он сможет остаться в игре и. прикупить карту.
— Подожду, — сказал он.
Еще двое спасовали, после чего Уэйнрайт — Гарри Уэйнрайт, директор небольшого универмага — открыл красным жетоном. Дике и Тримбл вошли, не перебивая его, и Джордж поступил точно так же. Те, что спасовали между Джорджем и Уэйнрайтом, пасанули снова. Это оставило в игре всего четверых и дало возможность Джорджу дешево прикупить пятую карту к двум малым парам; если сделать из них фул, то можно и выиграть.
Тримбл снова взял колоду в руки.
— Сколько карт, Джордж?
— Минуточку, — неожиданно ответил Джордж. Повернув голову, он слушал радио. В этот момент оно не передавало музыки, и он вдруг осознал, что так продолжается уже несколько минут. Кто-то говорил, причем очень эмоционально, как в рекламе; собственно, голос был на грани истерики. Кроме того, близилась четверть девятого и, если шла передача, на которую Джордж настроился, это должен быть «Час в мире звезд», прерываемый для рекламы только один раз, в половине девятого.
Может, это срочное сообщение — объявление войны, предупреждение о бомбардировке или что-то подобное?
— Минуточку, Боб, — повторил Джордж, кладя карты на стол и вставая со стула. Подойдя к радио, он прибавил громкость.
«...маленькие зеленые человечки расхаживают по нашей студии и зданию станции. Говорят, что прибыли с Марса. О них сообщают отовсюду. Однако, не волнуйтесь — они не могут причинить вам вреда. Они абсолютно безвредны, потому что вы не можете коснуться их тела; ваша рука или то, чем вы в них бросите, проходит сквозь них, словно их вовсе нет, а они по той же причине не могут коснуться вас. Так что перестаньте...»
Ну, и так далее.
Слушали уже все шестеро. Потом Джерри Дике заметил:
— Что за черт, Джордж? Ты прервал игру из-за какой-то научной фантастики?
— Ты уверен, что это постановка? — спросил Джордж.
— У меня было настроено на «Час в мире звезд». На музыку.
— Верно, — вставил Уолт Грейнер. — Минуту или две назад играли вальс Штрауса. «Венский лес», если не ошибаюсь.
— Попытайся на другой волне, Джордж, — предложил Тримбл.
Но едва Джордж успел коснуться ручки настройки, как радио вдруг умолкло.
— Черт, — пробормотал он, крутя ручки. — Надо же было лампе перегореть именно сейчас. Нет даже фонового шума.
— Может, это сделали марсиане? — предположил Уэйнрайт. Продолжим, Джордж, пока карты не остыли. Они у меня так и рвутся сорвать банк.
Джордж никак не мог решиться. Наконец посмотрел на Уолта Грейнера. Все пятеро приехали из Лагуны в машине Грейнера.
— Уолт, — обратился к нему Джордж, — у тебя в машине есть радио?
— Нет.
— Вот дьявол! К тому же у меня нет телефона — эта чертова телефонная компания не желает ставить столбы так далеко от... А, ладно, хватит!
— Если это тебя всерьез беспокоит, Джордж, — заметил Уолт, — мы все можем быстренько смотаться до города. Или только мы с тобой, а остальные пусть играют. Это не займет много времени. Можно будет потом посидеть подольше, чтобы возместить утрату.
— Если не наткнемся по дороге на космический корабль, полный марсиан, — вставил Джерри Дике.
— Бред! — воскликнул Уэйнрайт. — Джордж, твое радио просто перенастроилось на другую станцию.
— Мне тоже так кажется, — сказал Дике. — Да и что с того, если где-то поблизости есть марсиане? Почему бы им самим не заглянуть сюда, если они хотят с нами познакомиться? Это наш покерный вечер, господа. Играем в карты, и пусть жетон идет к жетону.
Джордж Келлер вздохнул.
— Ну, ладно... — согласился он.
Вернувшись к столу, он сел, взял в руки карты и посмотрел в них, чтобы вспомнить, что там есть. Ах да, семерки и тройки. И его очередь прикупать.
— Сколько? — спросил Тримбл, поднимая колоду.
— Одну, — ответил Джордж, сбрасывая лишнюю карту. Однако Тримбл так и не подал ему новую. Внезапно с другой стороны стола Уолт Грейнер произнес каким-то странным голосом:
— Господи Боже!
Все на мгновенье замерли. Потом уставились на него и тут же быстро повернулись, чтобы увидеть, на что он пялится.
Марсиан было двое. Один сидел на лампе, стоявшей на полу, другой стоял на приемнике.
Джордж Келлер, хозяин дома, первым пришел в себя, может, потому, что почти поверил в сообщение, переданное по радио.
— П-привет, — неуверенно сказал он.
— Привет, Джонни, — ответил марсианин с лампы. — Слушай, бросай-ка ты карты.
— Да?
— Точно говорю, Джонни. У тебя семерки и тройки, и ты купишь до фула, потому что сверху лежит семерка.
Тут вмешался второй марсианин:
— Это просто, Джонни. Ты отдашь штаны за свой фул, потому что вот этот субчик... — он указал на Гарри Уэйнрайта, открывающего торговлю, — ...вошел с тремя вальтами, а вторая карта в колоде — валет. У него будет каре.
— Можешь сыграть и убедиться, — добавил первый марсианин.
Гарри Уэйнрайт поднялся и бросил на стол перевернутые карты — в том числе три валета. Вытянув руку, он взял колоду у Боба Тримбла и вскрыл две первые карты. Это были семерка и валет.
Как и было сказано.
— Думал, мы тебя дурим, да, Джонни? — спросил первый марсианин.
— А-а, чтоб тебя... — Уэйнрайт двинулся к ближайшему марсианину, под рубашкой его перекатывались мускулы.
— Успокойся! — окликнул его Джордж Келлер. — Гарри, помнишь сообщение по радио? Ты не сможешь их выкинуть, если не можешь коснуться их тела.
— Верно, Джонни, — признал марсианин. — Покажешь себя даже большим болваном, чем всегда был.
Опять встрял второй:
— Что ж вы не садитесь играть? Мы вам поможем, всем играющим.
Тримбл поднялся.
— Один твой, Гарри, — со злостью бросил он. — Я возьму второго. Если радио сказало правду, мы не сможем их выбросить. Но попытаться не мешает...
Не помешало. Но и не помогло.
6
Во всех странах в ту ночь — или в тот день, если говорить о восточном полушарии, — максимальные людские потери были среди солдат.
На всех военных объектах караулы применили оружие. Одни часовые кричали: «Стой, кто идет!» а потом стреляли, но большинство открывало огонь сразу и палило до опустошения магазинов. Марсиане смеялись, да еще и подзуживали их.
Солдаты, не имевшие под рукой оружия, побежали за ним. Некоторые взяли гранаты. Офицеры использовали пистолеты.
В результате среди солдат началась жуткая бойня, а марсиане пострадали разве что от грохота.
Самые же страшные моральные муки испытывали офицеры, ответственные за секретные военные объекты. В зависимости от остроты своего ума они быстро или медленно понимали, что нет больше никаких секретов. Только не от марсиан. А поскольку марсиане обожали сплетничать, то и вообще ни от кого.
Дело даже не в том, что они интересовались военными делами как таковыми. В сущности, на них не произвели никакого впечатления ни дислокация установок для запуска ракет с ядерными боеголовками, тайных складов атомных и водородных бомб, ни знание секретных документов и тайных планов.
— Слабовато, Джонни, — сказал один из марсиан, сидя на столе генерала, командующего базой Эйбл, в те времена наглухо засекреченной. — Слабовато. Со всем, что у тебя есть, ты не справишься даже со стойбищем эскимосов, если они будут знать, как вахрать. А мы можем их научить, учитывая все ваши игрушки.
— А что такое это ваше вахрание?! — рявкнул генерал.
— Не твое собачье дело, Джонни. — С этими словами марсианин повернулся к одному из своих; всего в кабинете их было четверо. — Эй! — позвал он. — Квимим к русским, посмотрим, что есть у них. А заодно расскажем им кое-что.
Двое марсиан исчезли.
— Послушай, — сказал третий четвертому, — вот это цирк! И принялся читать вслух сверхсекретный документ из запертого сейфа в углу комнаты.
Его коллега презрительно рассмеялся.
Генерал тоже рассмеялся, но без презрения. Он так и смеялся, пока два адъютанта тихонько выводили его.
Пентагон превратился в сумасшедший дом, равно как и Кремль, хотя, надо признать, ни одно из этих зданий особо не привлекло к себе марсиан.
Марсиане были так же беспристрастны, как и вездесущи. Никакие места не интересовали их больше других. Белый ли Дом, публичный ли — не имело значения.
Ничто не интересовало их больше или меньше, будь то объекты в Нью-Мексико, где строилась космическая база, или подробности сексуальной жизни беднейшего кули из Калькутты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22