- Взять
ее!
Солдаты устремились вперед. Семирамис обеими руками вцепилась в
диадему и помчалась обратно к лестнице, своротив по дороге столик и, судя
по громкому крику боли, посадив себе на обольстительное бедро
основательный синяк.
Мгновенным движением Конан вскочил, перевернув стол, схватил левой
рукой табурет, а правой вытащил меч. Обрушив табурет на конический шлем
офицера, он рассек мечом воздух и ловко отразил удар пики, направленный
ему в грудь.
- Беги, Семирамис! - зычно крикнул он.
Солдаты, разъяренные сопротивлением, набросились на молодого варвара,
который оскалил свои белые зубы и радостно устремился им навстречу.
Копошась на полу, офицер, наполовину оглушенный, стонал:
- Девку хватайте, девку! Спасайте диадему! С вором разберемся
после...
Но его никто не слушал. "Хорошенькая же дисциплина в королевской
гвардии", - ошеломленно думал Абулетес, устремляясь к стойке бара. Он
привык к тому, что солдаты жандармерии беспрекословно подчиняются своему
начальству. К тому же жандармы всегда стремились вернуть похищенное в
большей степени, нежели отловить и покарать преступника. Объяснялось это
тем, что в жандармерии служили преимущественно простолюдины, которым
платили за возмещение ущерба, а не за отрубленные головы. Что касается
гвардейцев, то они, даже рядовые, большей частью происходили из
благородных семейств и погоню за потаскушкой, пусть даже в украденной
диадеме, почитали за дело презренное. Совсем другое - открытая битва. К их
услугам был великолепный варвар с двуручным мечом, которым он орудовал с
такой легкостью, будто то была бамбуковая палка.
Лишь двое или трое погнались за Семирамис. Обернувшись на верхней
ступеньке, она с силой лягнула одного из них каблуком между ног. Солдат
взревел от боли и повалился на своих товарищей. Пока они барахтались на
полу у основания лестницы, потирая шишки и останавливая кровь, бегущую из
носа, Семирамис уже исчезла.
Конан испустил свой боевой клич, от которого задрожали стены тесного
помещения и зазвенели стеклянные стаканы за стойкой Абулетеса. В тот же
миг кто-то запустил кружкой в масляную лампу, и комната погрузилась в
полную темноту. Некоторое время во мраке раздавались лязг металла и треск
дерева, потом послышались крики боли, стоны, вопли о пощаде. Наконец
Абулетес нашел за стойкой глиняную лампу и начал стучать кресалом. Кто-то
невидимый схватил его за руку, и тихий голос со странным акцентом
прошептал ему прямо в ухо:
- Господин, лучше не делать эта.
Голос звучал мягко, но в нем таилась странная угроза. Абулетес счел
за лучшее довериться чутью: кто бы ни был этот незнакомец, с ним лучше не
портить отношения.
Свет зажгли гораздо позднее и совсем в другом месте. С улицы кто-то
принес факел (оказалось - кофитянин с серьгой в ухе). В багровом свете
предстала картина побоища. На полу лежал офицер, затоптанный в схватке
насмерть. Несколько трупов в блестящих кольчугах плавали в лужах крови.
Повсюду валялись пики. Бунчуки намокли в крови и вине и обвисли.
Большинство солдат и часть посетителей исчезли бесследно. Один из раненых
солдат жался в углу и метался взглядом от стены до выхода, видимо
соображая, как же ему выбраться отсюда.
А на столе, болтая ногами в сандалиях, сидел молодой киммериец и от
души потешался.
- Ну что, - сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности, -
кто-нибудь еще хочет со мной побаловаться? А то я не наигрался.
Ответа, как и надо было ожидать, не последовало. Раненый солдат в
отчаянии прикусил губы, когда варвар гибким движением спрыгнул со стола и
направился к нему. Похоже, гвардеец не сомневался - сейчас его прикончат.
Однако Конан постоял над ним, хмыкнул презрительно и потыкал в него
грязной сандалией, намеренно пачкая блестящую кольчугу.
- Эй ты, - сказал он, - убирайся. Не умеешь драться - не берись за
оружие. И скажи своему безмозглому начальству, чтобы не вздумало больше
тягаться с Конаном из Киммерии. Даже если эта жирная баба, графиня Зоэ,
отправит против меня целый полк, я свалю вас всех. Клянусь Кромом, я буду
присылать ей по отрубленной голове в день, если она не успокоится!
Солдат с трудом перевел дыхание и, цепляясь за стену, встал на ноги.
- Я могу идти, господин? - спросил он, не веря своим ушам.
- Разумеется, - презрительно бросил Конан.
- Мое имя Аршак, и я навеки твой должник, - сказал солдат, но Конан
уже повернулся к нему спиной. Наклонившись над офицером, киммериец снял с
его пояса глиняную табличку. Во время потасовки она осталась почти
невредимой, если не считать того, что треснула пополам. Офицер навалился
на нее животом и тем самым, можно считать, спас от повреждений. Несколько
секунд киммериец тупо смотрел на клиновидные буквы, потом пожал плечами и
раздавил табличку подошвой сандалии.
- Абулетес! - рявкнул Конан.
- Здесь, - уныло отозвался хозяин, предвидя заранее просьбу своего
постояльца.
- Похорони эту падаль и вели служанкам помыть полы, - распорядился
варвар.
- Послушай, Конан, - сказал Абулетес, подходя к молодому варвару
поближе и после некоторого колебания кладя руку ему на плечо. - Ты очень
обязал бы меня, если бы нынче же съехал. Ты мне очень нравишься, ты
благородный и очень симпатичный моло... мужчина, но слишком уж
беспокойный.
Конан посмотрел ему в глаза, и Абулетес смешался.
- Конан, - снова проговорил он, однако руку с плеча варвара убрал. -
Слушай, Конан, я сделаю все, что ты хочешь, и даже платы не потре...
- Что? - кратко спросил Конан.
Абулетес взорвался, хотя понимал, что порыв может стоить ему жизни.
- Проклятье Сета на твою безмозглую башку, киммерийский дикарь! -
заорал он. - Хорошо, я закопаю трупы на городской свалке. Но полы пусть
моет эта твоя дурища, Семирамис, которую ты обрядил как королеву! В конце
концов, это из-за ее глупости тут так напачкали...
Конан задумчиво осматривал клинок двуручного меча и, обнаружив на нем
пятнышко крови, обтер его об одежду Абулетеса. Трактирщик сдался.
- Хорошо, - прошептал он. - Будь по-твоему, киммериец. Но если меня
вызовут во дворец и начнут пытать, я могу не выдержать испытания и назвать
твое имя.
- Ты можешь не дожидаться начала пытки, - хмыкнул Конан. - Я разрешаю
тебе сказать им все. Пусть приходят и забирают меня, если у них это
получится.
Он с лязгом сунул меч в ножны, повернулся и побежал вверх по
лестнице.

Графиня Зоэ бушевала.
- Моя диадема! - пронзительно кричала она. - Мои драгоценности!
Подумать только, даже в своем дворце я не могу чувствовать себя в
безопасности! Кто этот вор?
Аршак склонил голову.
- Какой-то варвар из дикой северной страны, госпожа моя.
- Молчать - взвизгнула Зоэ. - Я не хочу ничего слышать о нем! Он мог
посягнуть на меня! Какой ужас!
Она металась по своей опочивальне, окутанная полупрозрачными шелками,
сквозь которые просвечивали ее пышные формы. Перед глазами солдата
мелькали то розовые груди с сосками, подкрашенными охрой, то гладкие
круглые бедра. Он с удивлением поймал себя на том, что все эти прелести
оставляют его равнодушным - может быть, потому, что графиня Зоэ время от
времени награждала его увесистой пощечиной.
- Пятнадцать взрослых мужчин не могли взять какого-то варвара! -
вопила Зоэ. - Невероятно! Неслыханно! Бахтияр убит! Великий Митра,
высокородных господ стали убивать ударом табуретки по голове! А где
остальные?
- Не знаю, госпожа моя, - тихо сказал Аршак. - Я видел еще четыре
трупа. Думаю, что другие убежали...
- В бегах? - Зоэ остановилась и впилась в него взглядом. - Ты хочешь
сказать, они попросту дезертировали?
Опасаясь быть избитым, солдат осторожно ответил:
- Я не знаю.
- А что ты вообще знаешь? - закричала Зоэ и снова занесла свою пухлую
руку. На этот раз солдат уклонился от удара и перехватил ее запястье. Зоэ
дернулась, но он крепко держал ее.
- Хам, - прошипела она. - Ты соображаешь, что ты делаешь? Сейчас я
закричу, и тебя четвертуют...
- А меня и без того четвертуют, - сказал Аршак с жуткой уверенностью.
- Если остальные действительно дезертировали, значит, у них хватило ума
это сделать. Все, что мне остается, - это исправить мою ошибку.
Он оттолкнул от себя графиню и направился к выходу.
- Стража! - закричала она вне себя, но, к ее величайшему удивлению,
никто не откликнулся. Аршак, удивленный не меньше, чем сама Зоэ,
беспрепятственно покинул ее дворец. И только в просторном дворе увидел,
почему ему удалось это сделать.
Личная охрана сиятельной Зоэ никуда не исчезла - все были на месте.
Люди сидели и стояли в полной неподвижности, как куклы, некоторые застыли
в воинственных позах, с поднятыми пиками и мечами, занесенными для удара.
Более того. Среди охранников Аршак заметил семерых своих товарищей,
тех, что вместе с ним приходили арестовывать дерзкого похитителя диадемы.
Они тоже были неподвижны и, как заметил потрясенный Аршак, смертельно
бледны и очень худы, как будто им пришлось голодать не один день.
Создавалось впечатление, что их принесли, или привезли и свалили в углу
штабелем, точно бревна.
Аршак потрогал одного из них. Он был холоден, как камень, и казался
мертвым. Однако вдруг замороженный пошевелил глазами и уставился на
человека. Аршак отпрянул, ощутив приступ тошнотного ужаса.
В тот же миг он сообразил, что только что своими руками поставил себя
вне закона, посягнув на графиню Зоэ. Теперь ему только и остается, что
скрываться, а скрываться можно лишь в воровском квартале. Не напроситься
ли в напарники к этому Конану? Мысль показалась ему дикой, и он, несмотря
на ужас своего положения, усмехнулся.
Мстительная Зоэ выскочила во двор почти голая и застыла в дверях,
пораженная открывшимся ей зрелищем. Впрочем, замешательство почтенной дамы
продолжалось недолго. Завидев оскорбителя, она завизжала, протянула вперед
руки и помчалась к нему с явным намерением вцепиться в лицо и выцарапать
глаза.
Аршак насупился и обнажил меч. Ему не слишком нравилась идея убить
женщину, но он видел, что другого выхода, похоже, Зоэ ему не оставила. К
тому же, если он прирежет эту кровожадную и алчную бабищу, народ только
спасибо ему скажет.
И тут случилось нечто странное. Аршак ощутил сзади на своей шее
прикосновение чьих-то невесомых рук. Он замер. Хотел было повернуться, но
понял с неожиданной ясностью, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
Откуда-то потянуло холодом. Перед глазами все поплыло, слилось и
смешалось, однако равновесия он не терял, как будто неведомый источник
холода поддерживал его каким-то образом, не прикасаясь. Образ Зоэ
расплылся и исчез в мутном розовом водовороте. Он хотел закричать, но не
смог. Губы онемели, горло перехватило.
Чей-то шелестящий голос проговорил:
- Однако не нада напрягать себя. Лучше мало-мало расслабиться. Не
больна. Хорошо. Не нада бояться.
"Кто боится-то?" - хотел было сказать солдат, но вместо этого
дернулся и провалился в мягкую темноту.

- Прости, дорогой, - нежно говорила Семирамис, наматывая на палец
длинную черную прядь волос своего возлюбленного. - Я, наверное, не должна
была показываться здесь в этой диадеме. Но твой подарок настолько хорош,
что мне хотелось, чтобы и другие увидели, как ты любишь меня.
- Ладно, - проворчал Конан и высвободился. - Ты хорошо спрятала ее,
Семирамис?
- Да уж не сомневайся. - Она наклонилась к его уху и громко
зашептала: - Я зарыла ее...
- Стоп! - рявкнул варвар, прикрывая ее рот своей огромной мозолистой
ладонью. - Женщина, неужели тебе нужно кричать об этом на весь кабак?
Лучше помолчи. Скажешь потом.
Она отстранилась с недовольным видом.
- Как хочешь. Ты спросил - я хотела ответить... В последнее время ты
стал очень груб со мной, Конан. Я уж подумываю, не поискать ли мне другого
мужчину. Который был бы ласков и внимателен...
Не слушая попреков, Конан тянул себе и тянул красное винцо.
Подумав, Семирамис сменила тему.
- Зачем ты отпустил того солдата? - спросила она. - У других не было
возможности разглядеть тебя как следует, они были слишком заняты
потасовкой. Но этот пялился на твою физиономию при свете факела несколько
минут. Он сможет узнать тебя при встрече, даже если ты переоденешься.
- Ну и что? - проворчал Конан. - Ну и пусть узнает. У меня нет
привычки таиться по углам. Я не крыса.
- Конечно, ты - лев, и безумием было бы спорить, - подхватила
Семирамис.
1 2 3 4 5 6 7