За спиной Хильды послышались чьи-то шаги. Тяжелые, мужские шаги. Хильда отчаянно закричала: "Нет!" - и упала на колени, закрывая лицо руками. Ее схватили и поставили на ноги. В розоватом свете раннего утра девушка узнала наконец своего хозяина - Синфьотли.
Белея, Хильда стала оседать в его руках. Асир сильно ударил ее по щеке и встряхнул.
- Очнись, девочка, - сказал он. - Приди в себя.
- Господин Синфьотли, - пролепетала Хильда, - это вы...
Слезы потекли по ее щекам, и она прижалась лицом к рукам Синфьотли. Он отстранил ее от себя.
- Что ты делаешь здесь в такой час, Хильда?
- Кай...
- Что с ним?
- Господин, он мертв. И белая кобыла, и нерожденный жеребенок...
- Как мертв? Почему?
- Волк разорвал их на части.
- Все-таки это был волк.... Но почему же Кай оказался ночью в конюшне?
- Он караулил, хотел подстеречь ночного разбойника... Я говорила, я знала, что добром не кончится, но разве мужчины слушают совета?
- Перестань причитать, детка, слезами горю не поможешь. Кай хотел изловить волка и погиб?
Она кивнула. Губы ее тряслись. И без того большой рот Хильды распух от плача.
- А ты почувствовала беду и пошла его искать так?
- Да...
- Ты видела следы волка?
Вместо ответа Хильда задрожала и прикусила губу.
- Хильда! - Он снова встряхнул ее... и вдруг пальцы его разжались. Он увидел след босой детской ноги. - Боги! - прошептал он. - Оборотень... Значит, это правда - то, что болтают люди, и в Халога действительно бродит вервольф... Но почему такой маленький след?
Девушка затрясла головой. Она хотела сказать, что именно это и перепугало ее больше всего, но не успела. Синфьотли уставился на служанку изучающим взглядом. Он только сейчас обратил внимание на странный облик Хильды. Она была почти раздета - если не считать рубахи (шаль с завязанной в уголке находкой она обронила в конюшне, даже не заметив этого) - и боса на одну ногу. Рубашка и руки Хильды были запятнаны кровью: кровавое пятно осталось на скуле после того, как она поцеловала погибшего.
Синфьотли так сильно сжал ее запястья, что она вскрикнула.
- А волчьих следов, значит, нет?.. - сказал он. Лицо хозяина, пересеченное красноватым шрамом, приняло угрожающее выражение и показалось и без того запуганной девушке дьявольским. Она задергалась пытаясь освободиться, и наконец завизжала:
- Пустите!
- Ты! - глухо проговорил Синфьотли. - Ясень Игга, как же мне раньше в голову не пришло! В моем доме!
- Я не понимаю, о чем вы говорите! - В ужасе она забилась, как пойманный зверек.
- Все ты понимаешь.
- Клянусь вам, господин, нет!
- Поймешь, значит, когда в тебя вгонят осиновый кол.
Она широко раскрыла глаза и застыла. До нее не сразу дошел смысл этих страшных слов. А когда она поняла, то испустила громкий вой, похожий больше на крик подраненного животного, и изогнулась дугой в тщетной попытке вырваться из железных клещей Синфьотли.
- Лисица, - с отвращением сказал он. В этот момент девушка и впрямь была безобразна, как настоящая ведьма. Ключицы выступили, жилы на тоненькой шее напряглись, рот растянулся едва ли не до ушей. Жалкие волосы Хильды слиплись от пота. Синфьотли ударил ее по лицу так, что в глазах у нее почернело, скрутил ее, ловко связал своим поясом и как есть, раздетую и наполовину босую, потащил к дому, где собирался обычно Совет Старейшин.
Когда Арванд ближе к вечеру появился в "Буром Быке", Амалафрида встретила его кислой улыбкой.
- Дай мне мяса и побольше вина, прекрасная Амалафрида, - обратился к ней Арванд, от которого уже несло пивом. - Воистину, твои руки - весла котлов, твои ноги - столпы очага, твои глаза - факелы спальни, твои...
- Забирай свое вино и отойди от меня, - оборвала его излияния женщина, с силой отпуская на прилавок большой синий кувшин с отбитым носиком. Кувшин изображал дятла.
Арванд взял его в руки и покачал головой в преувеличенном сожалении.
- Видно, и эта птичка, подобно мне, пыталась достучаться до твоего каменного сердца, о лань в лоне Бурого Быка, в надежде поживиться червячком твоей благосклонности. Но, увы, твое сердце как камень и она разбила о него свой клювик...
- Сейчас будет тебе червячок, - рявкнула Амалафрида. - Проваливай, кому говорят!
- Ладно, ухожу. А где Черничное Пятнышко? Может, она будет со мной поласковее.
- Амалазунте ты теперь и даром не нужен. У нее там, наверху, сидит а еще вернее, лежит - гора стальных мышц, снабженная бездонным желудком и напрочь лишенная мозгов. Идеальный мужчина, как раз под стать моей сестрице.
Арванд хихикнул. Фрида еще больше рассвирепела.
- С тех пор как он повадился таскаться к ней, он обожрал нас хуже целого полка ландскнехтов! Разорение! А она и слышать не хочет о том, чтобы умерить расходы. Говорит, что он трудится за четверых, а кушает только за троих, - экономию выискала, дрянь эдакая!
Арванд был уже багровым от смеха. Наконец Амалафрида нашла, что тот слишком уж развеселился для того, чтобы быть просто сторонним наблюдателем этой истории, и подозрительно спросила:
- Уж не ты ли его сюда и привел, старый сводник?
- А что? - Арванд не смог удержаться от ухмылки. Фрида исходила пеной от злости и зависти.
- Так вы все заодно! - закричала она.
Арванд попятился.
- Только не бей меня, прекрасная, - сказал он, но Фрида продолжала бушевать:
- Это заговор!
- Но ведь у тебя есть такой замечательный погонщик... - напомнил ей Арванд.
Последнее замечание переполнило чашу терпения старшей сестры. В голову Арванда полетела увесистая глиняная кружка. Гладиатор ловко увернулся, и метательный снаряд угодил в ни в чем не повинного охотника, промышляющего пушниной. Тот немного покачнулся, поднялся из-за стола и стоя поглядел на Амалафриду. При виде его широких плеч разбушевавшаяся трактирщица вдруг разом успокоилась и устремилась к пострадавшему.
- Вы не пострадали? - осведомилась она. - Мы могли бы подняться в мою комнату и перевязать ваши раны. Я умею врачевать тела...
Арванд откровенно захохотал и с кувшином в руке начал подниматься по лестнице.
Возле двери, которую он очень хорошо знал, Арванд остановился и позвал:
- Конан! Ты здесь?
Он услышал возню, вздохи, потом ясный мальчишеский голос отозвался:
- Арванд? Входи.
Конан сидел на разоренной кровати и спокойно жевал мясо, срывая его зубами с бараньей ляжки. Амалазунта уже успела кое-как одеться и с недовольным видом заплетала волосы.
- Привет, Черника - сказал Арванд. - Там, внизу, твоя сестра просто рвет и мечет. Чуть голову мне не снесла.
Амалазунта расцвела.
- А ты действительно сделал мне царский подарок, ванир.
Арванд уселся рядом с Конаном и налил вина в его кружку, после чего принялся пить из носика кувшина.
- Я слишком пьян, - сказал он спустя несколько минут, - слишком пьян, чтобы вспомнить...
Амалазунта перебросила косу за спину и похлопала его по щекам ладонями.
- Приди в себя, старый греховодник. Тебя привело сюда какое-то дело?.. Что-нибудь новое об оборотне?
- Оборотень, - сказал Аренд помрачнев как туча. - Спасибо, что напомнила, Черника. Да, оборотень.
Он оставил кувшин и потряс головой. Конан с интересом наблюдал за ваниром. Сделав несколько глубоких вздохов, Арванд заговорил более трезвым голосом:
- Вот что я хотел вам сказать, друзья мои: сегодня утром вервольф задрал конюха в доме Синфьотли.
При имени ненавистного асира Конан выронил мосол. Кость больно стукнула варвара по босой ноге.
Арванд продолжал:
- Бедный парень караулил в конюшне. Видно, думал подстеречь и убить ночного вора, но волк задрал белую кобылу, а конюху перегрыз горло - и был таков.
- Вот и хорошо, - заметил Конан не без удовлетворения. - Жаль только, что не я тот волк.
Отмахнувшись от варвара, Арванд добавил:
- Их стряпуха по имени Хильда, жена этого конюха, среди ночи проснулась и не нашла мужа рядом. Видно, у них уже велись разговоры о волке, потому что она побежала в конюшню, забыв даже одеться как следует, да еще башмак утопила в сугробе...
Конан вдруг заинтересовался.
- Ну и?.. - спросил он, заблестев глазами.
- Синфьотли схватил ее, когда она выходила из дверей конюшни, босую, полуголую, в пятнах крови... А наш оборотень; как известно, оставляет на снегу, кроме волчьих, еще и человеческие следы. Детские или, что вернее, женские...
- Боги... - прошептала Амалазунта. - Значит, мы ошибались, и оборотень - это Хильда?
Арванд медленно покачал головой.
- Нет. Синфьотли увидел, что рот у нее окровавлен, и впал в ярость. А когда он впадает в ярость, он плохо соображает. Его тоже можно понять вервольф позорит его дом, бросает тень на его семью. Да и Хильда появилась у них совсем недавно, а буквально через несколько месяцев по Халога начал шастать волк, под утро явно скрываясь у них в доме или где-то по соседству.
- Но кровь на губах?..
- Несчастная девочка, наверное, поцеловала погибшего. Все это совпадение, я уверен.
Конан кивнул.
- Да, - сказал он. - Служанка тут ни при чем. Это Соль, глухая, - вот кто озорует ночами. Я видел ее собственными глазами. Да и тот парень, что путался с Фридой, говорит, будто ведьма - писаная красавица и с золотыми волосами.
- Ну а Хильда - настоящий крысенок, - заключила Амалазунта. - Косички у нее тоже темные, два мышиных хвостика. Кстати, где она теперь? В тюрьме?
- Они приковали ее к столбу пыток на площади перед домом Совета Старейшин, - сказал Арванд. - Завтра утром ее побьют камнями, тело пронзят деревянными кольями и сбросят под лед в проточную воду ручья за городом.
Конан широко зевнул.
- Представляю, каково будет на душе у Синфьотли, когда он узнает, что оборотень - его родная дочь, а он по ошибке отдал на расправу эту Хильду и тем самым замарал себя убийством женщины, да еще невольницы!
Арванд поднялся.
- Ты уходишь? - с надеждой спросила Амалазунта.
- Да, - ответил Арванд. - Конан, я хочу, чтобы ты пошел со мной.
- Ну вот еще, - проворчал варвар.
- Для тебя есть важное дело, - пояснил Арванд. - Мне одному не справиться. Нужен такой богатырь, как ты.
- А, - протянул Конан, явно польщенный. - Тогда ладно. До завтра, Иземчик.
- Изюмчик, - обиженно поправила трактирщица.
Конан сочно чмокнул ее в губы, взял с кровати свой меховой плащ, потом обулся и встал.
- Я готов, - объявил он.
Они вышли, притворив за собой дверь. Расстроенная Амалазунта рассеянно обглодала баранью ногу, брошенную Конаном, допила вино, оставленное Арвандом, и с приятной тяжестью в желудке погрузилась в глубокий сон.
13
Луна, похожая на разломанную пополам краюху хлеба, ярко освещала заснеженные улицы спящего города. Конан и Арванд тихо крались вдоль домов, пока наконец перед ними не расступились здания и они не увидели круглую площадь, мощенную булыжником. Посреди площади возвышался большой деревянный столб. Рядом маячил часовой в меховой шапке. Он разложил два костра, потягивал пиво и с сомнением поглядывал на оставленное ему оружие - длинный деревянный, кол, довольно прочный и остро заточенный.
Старейшины рассудили, что именно таким орудием легче всего будет покончить с оборотнем, если что-нибудь вдруг случится.
"Если она примется за свои колдовские штучки, бей прямо в сердце", отечески посоветовал солдату один из мудрых старцев, бросил на прикованную к столбу Хильду трусливый взгляд и поспешно удалился. Часовой с тоской посмотрел ему вслед, сплюнул на снег и стал готовиться к утомительному ночному дежурству.
Время от времени он с подозрением поглядывал на пленницу, но та и не думала приниматься за "колдовские штучки".
Самой сильной магией, на которую оказалась способна маленькая Хильда, были безмолвные слезы и постукивание зубов. Она замерзла. Костры, возле которых грелся часовой, уделяли толику тепла и пленнице, но этого было явно недостаточно.
Хильда не пыталась сопротивляться, протестовать и вообще хоть как-то бороться за свою жизнь. Короткий жизненный опыт убедил девушку в том, что от нее самой вообще ничего не зависит. Она ли из кожи вон не лезла, пытаясь угодить Сунильд и ее сыновьям - первым из хозяев, кто обращался с ней сносно, - но малейшее подозрение в колдовстве было для Синфьотли достаточным основанием отдать ее в руки палачей. Он даже не выслушал ее объяснений. Он даже не позволил ей одеться. Она так и стояла у столба в одном башмаке.
На небо высыпали звезды. Поднялась луна. Шло время, но Хильда и не думала превращаться ни в лисицу, ни в волка. Она неподвижно смотрела в огонь бессмысленными глазами и дрожала с головы до ног. Цепи, сковывающие ее, все время позвякивали.
Часовой глотнул из фляги пива и покачал головой. Какая уродина эта молоденькая ведьма! А он-то думал, что молодые ведьмы все как на подбор раскрасавицы, а уродливыми становятся к старости, когда не могут уже очаровывать людей красотой и прибегают к иному оружию - страху и отвращению. Но эта была тощенькая, как сушеная рыба. Рубаха не скрывала ни торчащих ключиц, ни ребер, ни жалкой, плоской, почти детской груди. Остренький носик Хильды покраснел, темные, похожие на мышиные хвостики косички разлохматились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26