– говорящий сделал паузу, очевидно укоризненно сверлил глазами собеседника, – Итак, вы мне не верите? А подумайте, разве бы вы отказались, если бы я предложил вам испытание яда на тех же условиях? Так какой мне смысл вам лгать? И какой вам смысл мне не верить? Я вам сообщил всю информацию об эксперименте, все что вам следовало знать, и даже кое-что сверх этого. Решать вам. Времени на размышления мало. Кстати, как вы думаете, в случае отказа вас поведут из этой комнаты обратно в камеру, или в нижний коридор? Итак, я повторяю свой вопрос, – вы согласны или хотите еще... – человек усмехнулся, – поторговаться?
– Нет, нет, я согласен, согласен, я нет, я согласен, согласен!
– Спокойно. Подпишите вот здесь, потом вот здесь, а тут напишите – «с условиями и процедурой эксперимента ознакомлен». Число, подпись. Что? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого. Сейчас мы поедем в нашу лабораторию и уже через час начнем эксперимент. Конвою приготовиться! Наденьте наручники.
Я приготовился услышать звяканье металла, живо представив себе наручники, настолько живо, что даже во рту появился металлический привкус, и я машинально глотнул. Но вместо звона наручников наступила тишина. Так продолжалось несколько секунд, а затем она сменилась другой тишиной – и тут же стало понятно, что первая тишина все-таки была наполнена шорохами, поскрипываниями, потаенными вздохами маленьких механизмов. Вторая же тишина была абсолютной. Неожиданно воздух прорезал резкий щелчок и я от неожиданности вздрогнул, но оказалось, что это просто сработал стоп магнитофона – кончилась кассета. После этого настала тишина гораздо более абсолютная, но я уже не стал размышлять в чем ее новое отличие. Я не стал сразу переворачивать кассету, вместо этого встал и налил в стакан воды из-под крана – противной, хлорированной весенней воды. Почему-то очень хотелось пить. В комнате заметно посвежело, но ощущалась духота. Я вернулся к столу, перевернул кассету и снова включил запись.
* * *
– Что это? – это был несомненно голос того преступника, только сейчас он был как будто усталый, немного заторможенный.
– Это датчики аппаратуры. Вообще прекратите задавать вопросы, Степцов. Уверяю вас, это будет легче для вас самого.
Я ухмыльнулся, услышав выражение «для вас самого». Все-таки до чего же глубоко въелась в простой народ, засела в подкорке эта поразительная речевая безграмотность.
– Все готово. Вы хорошо слышите мой голос?
– Да.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Подробнее!
– Немного жмут ремешки на голове.
– Это ерунда. Смотрите перед собой – сейчас на стол выпадет листок бумаги, медленно прочтете что там написано. Вы готовы?
– Да. Вот он. Отсюда – слой один?
– Стоп!!! Молчать!!! – заорал голос и от силы этого крика звук перегнулся за край невидимого микрофона и завалился куда-то вбок. Через мгновение он выправился. – Я же сказал – читать про себя молча! Еще раз – медленно про себя. Затем второй раз – вслух – медленно, громко и внятно, для контроля. Контролирует компьютер, его обмануть нельзя. Затем переверните листок текстом вниз и доложите. После этого в комнату войдут ассистенты и уберут его, затем начнем с вами работать. Еще раз предупреждаю – если вы без моей команды процитируете хоть кусочек текста – я вас тут же расстреляю на месте. Вы подозрительно косились на дырки в кресле, помните? Вот это был один из ваших предшественников. Все понятно? Действуйте!
Голос исчез и наступила снова глуховатая тишина, разрываемая тиканьем метронома. Прошло довольно много времени прежде чем запись возобновилась.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Какие у вас были мысли при прочтении текста?
– Никаких.
– Подробнее!
– Я не знаю. Я ничего не понял, можно я еще раз прочту, не делайте со мной ничего!
– Отставить. Не кричите.
– Я волнуюсь.
– Почему вы волнуетесь? Вас что-то взволновало в тексте?
– Нет.
– Тогда почему? Вы чувствуете какую-то угрозу?
– Н-нет... Напряженность какую-то. Как во время грозы становится трудно дышать.
– Трудно дышать? – голос оживился. – Подробнее!
– Не знаю, просто какой-то комок в горле. Нет, не комок, просто от волнения хочется глубоко вдохнуть. – на пленке послышался шумный глубокий вдох.
– Вы вдохнули, вам лучше?
– Да. Скоро придется снова вдохнуть.
– Почему придется?
– Не знаю. Я не знаю, что вы со мной сделали?
– Не кричите. Или вам еще успокоительного?
– Не надо.
– Итак, что же с вами сделали?
– Не знаю как сказать.
– Так и скажите. Быстрее!
– До этого я всю жизнь дышал сам, а теперь приходится делать вдох самому.
– Поясните – что значит «сам» и «самому»?
– Я не знаю! Я думал что вы шутите про текст пока сам не почувствовал! Что теперь делать? Что со мной будет??
– Ничего не делать, ждать. Все почему-то поначалу думают, что мы шутим. Вы верующий, Степцов?
– Да! Мне не хватает воздуха! Я...
– Что-то у вас быстро все пошло. Молитесь, Степцов, просто молитесь – что я вам могу еще сказать. И не ерзайте – вы сбиваете аппаратуру.
Эти крики явно действовали мне на нервы – я выключил кассетник. Действительно, в очень неприятную историю я влип, лучше бы мне этого всего не знать. Хорошо хоть в диссертации написано, что текст не может храниться в печатном виде – вдруг бы какому-то ослу пришло в голову вложить листок с ним в диссертацию? Там вроде были в конце какие-то странные графики... Я глотнул и мне стало не по себе от этой мысли. Нет, ну их к черту этих военных и их темные дела, надо держаться от этого всего подальше. Меньше знаешь – крепче спишь. Сжечь и закопать, как велел Егор.
Я еще раз зевнул – надо проветрить и ложиться спать. Завтра тащиться в этот лес. Легко сказать – пропусти школу. Я человек обязательный, не могу так поступать. Съезжу с утра перед школой. Должен успеть. Я еще раз зевнул – надо проветрить и ложиться спать. Хотя бы на пару часов. За окном светает, уже почти утро, надо проветрить.
* КОНЕЦ *
декабрь 1997 – март 1998, Москва
1 2 3 4 5
– Нет, нет, я согласен, согласен, я нет, я согласен, согласен!
– Спокойно. Подпишите вот здесь, потом вот здесь, а тут напишите – «с условиями и процедурой эксперимента ознакомлен». Число, подпись. Что? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого. Сейчас мы поедем в нашу лабораторию и уже через час начнем эксперимент. Конвою приготовиться! Наденьте наручники.
Я приготовился услышать звяканье металла, живо представив себе наручники, настолько живо, что даже во рту появился металлический привкус, и я машинально глотнул. Но вместо звона наручников наступила тишина. Так продолжалось несколько секунд, а затем она сменилась другой тишиной – и тут же стало понятно, что первая тишина все-таки была наполнена шорохами, поскрипываниями, потаенными вздохами маленьких механизмов. Вторая же тишина была абсолютной. Неожиданно воздух прорезал резкий щелчок и я от неожиданности вздрогнул, но оказалось, что это просто сработал стоп магнитофона – кончилась кассета. После этого настала тишина гораздо более абсолютная, но я уже не стал размышлять в чем ее новое отличие. Я не стал сразу переворачивать кассету, вместо этого встал и налил в стакан воды из-под крана – противной, хлорированной весенней воды. Почему-то очень хотелось пить. В комнате заметно посвежело, но ощущалась духота. Я вернулся к столу, перевернул кассету и снова включил запись.
* * *
– Что это? – это был несомненно голос того преступника, только сейчас он был как будто усталый, немного заторможенный.
– Это датчики аппаратуры. Вообще прекратите задавать вопросы, Степцов. Уверяю вас, это будет легче для вас самого.
Я ухмыльнулся, услышав выражение «для вас самого». Все-таки до чего же глубоко въелась в простой народ, засела в подкорке эта поразительная речевая безграмотность.
– Все готово. Вы хорошо слышите мой голос?
– Да.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Подробнее!
– Немного жмут ремешки на голове.
– Это ерунда. Смотрите перед собой – сейчас на стол выпадет листок бумаги, медленно прочтете что там написано. Вы готовы?
– Да. Вот он. Отсюда – слой один?
– Стоп!!! Молчать!!! – заорал голос и от силы этого крика звук перегнулся за край невидимого микрофона и завалился куда-то вбок. Через мгновение он выправился. – Я же сказал – читать про себя молча! Еще раз – медленно про себя. Затем второй раз – вслух – медленно, громко и внятно, для контроля. Контролирует компьютер, его обмануть нельзя. Затем переверните листок текстом вниз и доложите. После этого в комнату войдут ассистенты и уберут его, затем начнем с вами работать. Еще раз предупреждаю – если вы без моей команды процитируете хоть кусочек текста – я вас тут же расстреляю на месте. Вы подозрительно косились на дырки в кресле, помните? Вот это был один из ваших предшественников. Все понятно? Действуйте!
Голос исчез и наступила снова глуховатая тишина, разрываемая тиканьем метронома. Прошло довольно много времени прежде чем запись возобновилась.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Какие у вас были мысли при прочтении текста?
– Никаких.
– Подробнее!
– Я не знаю. Я ничего не понял, можно я еще раз прочту, не делайте со мной ничего!
– Отставить. Не кричите.
– Я волнуюсь.
– Почему вы волнуетесь? Вас что-то взволновало в тексте?
– Нет.
– Тогда почему? Вы чувствуете какую-то угрозу?
– Н-нет... Напряженность какую-то. Как во время грозы становится трудно дышать.
– Трудно дышать? – голос оживился. – Подробнее!
– Не знаю, просто какой-то комок в горле. Нет, не комок, просто от волнения хочется глубоко вдохнуть. – на пленке послышался шумный глубокий вдох.
– Вы вдохнули, вам лучше?
– Да. Скоро придется снова вдохнуть.
– Почему придется?
– Не знаю. Я не знаю, что вы со мной сделали?
– Не кричите. Или вам еще успокоительного?
– Не надо.
– Итак, что же с вами сделали?
– Не знаю как сказать.
– Так и скажите. Быстрее!
– До этого я всю жизнь дышал сам, а теперь приходится делать вдох самому.
– Поясните – что значит «сам» и «самому»?
– Я не знаю! Я думал что вы шутите про текст пока сам не почувствовал! Что теперь делать? Что со мной будет??
– Ничего не делать, ждать. Все почему-то поначалу думают, что мы шутим. Вы верующий, Степцов?
– Да! Мне не хватает воздуха! Я...
– Что-то у вас быстро все пошло. Молитесь, Степцов, просто молитесь – что я вам могу еще сказать. И не ерзайте – вы сбиваете аппаратуру.
Эти крики явно действовали мне на нервы – я выключил кассетник. Действительно, в очень неприятную историю я влип, лучше бы мне этого всего не знать. Хорошо хоть в диссертации написано, что текст не может храниться в печатном виде – вдруг бы какому-то ослу пришло в голову вложить листок с ним в диссертацию? Там вроде были в конце какие-то странные графики... Я глотнул и мне стало не по себе от этой мысли. Нет, ну их к черту этих военных и их темные дела, надо держаться от этого всего подальше. Меньше знаешь – крепче спишь. Сжечь и закопать, как велел Егор.
Я еще раз зевнул – надо проветрить и ложиться спать. Завтра тащиться в этот лес. Легко сказать – пропусти школу. Я человек обязательный, не могу так поступать. Съезжу с утра перед школой. Должен успеть. Я еще раз зевнул – надо проветрить и ложиться спать. Хотя бы на пару часов. За окном светает, уже почти утро, надо проветрить.
* КОНЕЦ *
декабрь 1997 – март 1998, Москва
1 2 3 4 5