Я заходил сюда за Юлькой бессчетное число раз, и меня тут знали.
– А, Аркадий! – забасил администратор Григорий, – Юлию караулишь? Сейчас она придет.
– Угу, я подожду.
Я сел в юлькино крутящееся кресло. С Григорием мне никогда особо разговаривать не хотелось, а уж сейчас тем более. Бывают такие люди, которых стоит только увидеть, и сразу чувствуешь, что это совершенно чуждый человек и никогда он не станет твоим другом. Григорий жил в совершенно ином мире – это был мир отутюженных пиджаков, ведомостей, клиентов и карьерного роста. На пиджаке Григория неизменно висела табличка "Григорий Котов, фирма "Витязь «, АДМИНИСТРАТОР». Меня он в душе презирал, считая что жизнь моя идет совершенно бездарна, ведь только полный дурак в наше время учится в институте и таскается с байдарками по Карелии, вместо того, чтобы делать карьеру в солидной фирме, а летом ехать в солидный отпуск. У меня тоже были свои причины презирать Григория: я абсолютно не понимал за что он так себя любит – человек без образования, ничего толком не умеющий, занимает крохотную должность администратора. Мальчика на побегушках, нечто среднее между курьером и секретарем. И эта позорная табличка на груди, которой он так гордится… Так собаки с гордостью носят хозяйский ошейник. Впрочем может я не любил Григория еще и из-за того, что он постоянно пытался ухаживать за Юлькой, впрочем вполне безуспешно. Юлька рассказывала мне каждый раз о его новых уловках – то он предлагал ей билеты на гастрольных знаменитостей, то приглашал в кабачок поужинать. Мы с ним общались всегда корректно и вежливо.
– Аркашка! – обрадовалась Юлька, войдя в комнату, и кинулась ко мне в обьятья, чмокнув в губы. – Чего ты такой холодный?
Я вздохнул и чуть отстранился.
– Юльк, давай-ка выйдем, мне тебе надо сказать что-то важное.
Не дожидаясь ответа я вышел сам, а Юлька вышла следом. Спиной я чувствовал недоуменный взгляд Григория. Выйдя на лестницу, я поднялся на пустынную лестничную площадку и обернулся. Юлька поднялась за мной и нерешительно остановилась.
– Аркаш, что-то случилось?
Я мысленно вздохнул и закрыл глаза. Сейчас мне хотелось только одного – уйти отсюда, убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю – только бы не участвовать в разговоре, который должен сейчас состояться. Она еще ничего не знала.
Но как только я закрыл глаза, свет не потух и я не увидел привычных сумрачных пятен на веках. Напротив, мне показалось, что я не закрыл их, а только теперь открыл, но открыл уже в другом мире – словно промахнулись пальцем мимо кнопки на пульте телевизора, и вместо того, чтобы выключиться, телевизор переключился на другой канал. Звуки пропали, появился лишь неясный и неповторимый гул, напоминающий то ли шум в ушах, то ли гулкое падение воды на кафель в гигантской душевой. Я снова оказался висящим все в том же жутком кольчатом коридоре, а вдали маячил свет. Тело исчезло, и опять появилось это странное чувство, что меня нет. Меня нет, но я смотрю на стенки коридора. Стенки коридора ползут вокруг меня, но меня нет. Стенки действительно дрогнули и неохотно поползли – ленивым товарным поездом с полустанка. Свет вдали начал приближаться – сначала медленно, затем все быстрее. Я рванулся и открыл глаза – меня окружала спокойная розовая побелка лестничной площадки, а прямо передо мной было встревоженное лицо Юльки.
– Аркашка, что с тобой? Тебе плохо?
– Мне-то нет. – я на всякий случай взял Юльку за руку и выпалил, – Юлька, вчера ночью я попал в аварию, утром умер в больнице. Не приходя в сознание. – добавил я зачем-то.
Юлька подняла на меня круглые глаза. Ее рот приоткрылся, а голова чуть дернулась в сторону в немом отрицании.
– Но… – голос ее сорвался.
Я очень правильно сделал, что держал ее за руку – она могла бы упасть. Следующие полчаса я помню смутно – Юлька висела у меня на груди и плакала. Слезы текли по ее щекам, размывая косметику, и не останавливаясь падали на мой плащ. Я что-то говорил, утешал, но все было без толку. Наконец я понял, что говорить с ней нельзя – как и с матерью. Юлька, всхлипывая, цеплялась за плащ, но я осторожно отцепил по очереди все ее пальчики и отстранился.
– Извини, я пойду.
– Не уходи!
Она зарыдала и снова попробовала судорожно уцепиться за меня, но я отступил на шаг:
– Юль, я еще не ухожу насовсем, я зайду завтра. Хорошо? А в субботу мы поедем в гости к Глебу – там наша группа собирается.
И, не дожидаясь ответа, я побежал по лестнице, привычно прыгая через две ступеньки.
Остановился я только на бульваре, через два квартала от «Витязя» и огляделся – шел проливной дождь, как я этого до сих пор не заметил? Дождь заливал бульвар, жил своей жизнью, шуршал в ветках и чавкал в лужах. Я сел на скамейку под старым весенним каштаном. Голые, только начинающие зеленеть, ветки от дождя не укрывали, струи текли по лицу и текли по плащу, смывая юлькины слезы. И мне казалось, что все вокруг плачет – и каштан и бульвар и небо. И вокруг становилось все чище, и воздух свежел – такую свежесть я ощущал в далеком детстве, после того, как доводилось вволю поплакать. «Дождь – хорошая примета.» – вспомнилось вдруг. Дождевые слезы текли по ресницам, и я закрыл глаза, и тут же отпрянул, открыв их вновь – там, по ту сторону глаз, не было меня, а жутко и объемно висел вокруг гулкий сиреневый коридор. Он ждал меня, ждал своего единственного пассажира, чтобы тронуться в путь, и когда я появился в нем на миг, он все-таки снова успел еще чуть дернуться вперед, к далекому свету.
Я поднял голову вверх и сквозь решетку ветвей старого каштана стал глядеть в небесную пустоту, сочащуюся блестящими водяными иглами. Пора было на работу.
* * *
Лосев сидел почему-то на моем месте за нашим старым компьютером, перед ним громоздилась железяка модуля, опутанная проводами. Я тихо кашлянул и поздоровался.
– А, явился, не запылился. – отозвался Лосев.
– Где Михалыч? – сразу спросил я.
Ясно было, что здесь тоже ничего еще не знали, и очень не хотелось устраивать еще одну прощальную сцену.
– Дождь что ли? – Лосев кивнул на мой плащ.
– Угу. Так где Михалыч?
– Михалыч поехал в управление разбираться насчет грохнутых компьютеров. На них ни страховки не было, ни акта, ничего. Теперь фиг мы получим еще компьютеры в ближайшие десять лет. – Лосев со злостью посмотрел на меня, и его лысина блеснула.
– Но я-то тут не виноват наверно? – опешил я.
– А никто не говорит, что ты виноват. Никто не виноват. Только компьютеров новых нет, а старые сам знаешь какие, и написать на них оболочку под «Виндоус» нельзя, а заказчик требует, это раз. – Лосев выставил вперед ладонь и загнул большой палец, – Программист модуля помер, это два. – его указательный палец нацелился на меня, но Лосев тут же его загнул. – Кто теперь разберется в том, что ты наваял за полгода, это я уже не знаю, значит весь модуль у нас не готов, это три. – Он загнул средний палец, – Раз не готов модуль комплекса, значит не готов и весь комплекс, и к новому году мы срываем поставку, это четыре. – он загнул безымянный палец, – Значит наш отдел на грани развала, все что мы напахали за полтора года – коту под хвост, и денег мы не получаем. Девять человек работали полтора года на этот проект, а теперь все, э-э-э… – Он безнадежно махнул рукой, загнул мизинец, и в воздухе остался только сжатый кулак.
– Дмитрий Павлович, но почему я должен это выслушивать? – возмутился я.
– А кто должен выслушивать? Здесь больше никого нет, это я остался тебя ждать. – Лосев помотал головой, словно обводя лысиной комнату. – Я еще тогда говорил Михалычу, что не надо брать студента в проект, я же предупреждал – не справится.
– Лосев! – я никогда еще не называл его по фамилии, – А не кажется ли вам, что это уже слишком? Я вкладывал все силы и время в этот модуль, зимнюю сессию чуть не завалил. У меня он почти готов, да я бы его вообще закончил еще месяц назад, если бы ваши железячники не запаяли там внешнюю память вверх ногами, и пока я обнаружил, что дело в железяке, а не в моей программе…
– А ты не ори! – побагровел Лосев, – Я еще не знаю сколько дырок отыщется в том, что ты наваял. Ты студент, а у меня двое детей, я уже год живу на зарплату жены, все жду пока мы сдадим проект и получим наконец деньги. И пашу я целые дни, а не являюсь как ты через день к вечеру!
– Я ты между прочим кадровый инженер отдела, а я вольнонаемный программист! – я разозлился не на шутку. – И кстати хамить не надо, я уже сегодня одному кадру по ухе съездил.
– А ты мне не угрожай! – Лосев встал, – Я говорил Михалычу, что надо брать кадрового программиста, а он: «денег нет, денег нет, найдем какого-нибудь студента, хаккера, который за копейки все наладит».
– Вот так и сказал Михалыч? – я опешил.
– А ты как думал? – заорал Лосев мне в лицо. – Тебе за всю работу Михалыч сколько обещал? Шестьсот, правильно?
– Четыреста…
– А вот так даже? В смете правда стоит шестьсот, но не важно. А знаешь сколько стоит такая работа у профессионального программиста микрокристаллок? В три раза больше!
– Да врешь ты все!
– Да ты просто дурак еще маленький. И упорный как ишак!
– Сядь угомонись. Нечего на меня орать. – Я легонько ткнул его в грудь, и он грузно повалился обратно на стул.
– А ты руки не распускай, я сейчас вызову милиц… – Лосев осекся, понимая неуместность угрозы. – Ты меня руками-то не трогай, черт вас знает что за болезни могут у вас быть, яды трупные всякие…
Он брезгливо оглядел свой пиджак в том месте, где я ткнул его рукой.
– Скотина ты Лосев. – сказал я. – Я умер сегодня, а ты так разговариваешь.
– Да хоть трижды умер! – опять вскинулся Лосев, – Эка невидаль-то! Нашел, понимаешь, заслугу! Не ты первый, не ты последний в этом мире. Все рождаются и помирают. Ты же не гордишься что ты родился на свет? И нечего бахвалиться, что помер. Каждый когда-нибудь да помрет. Я тоже лет через десять-сорок преставлюсь, а может и раньше от такой жизни, ну и что теперь, требовать чтобы мне все кланялись и честь отдавали?
– Да пошел ты, Лосев, к черту. С таким уродом разговаривать – только настроение портить.
– Ах, настроение у нас испортилось! – протяжным тонким голосом откликнулся Лосев. – Батюшки светы! Какие мы гордые, мы нынче ходим по миру аки тень отца Гамлета, и все нас встречают чаем, да пирогом, да слезою светлою! А мы значит такие возвышенные и дум блаженных полны! Ходим, повышаем себе настроение. А тут такой-сякой Лосев пристал со своими делами суетными и портит нам наше настроение!
– Знаешь, я хоть человеком помер, а ты помрешь свиньей. – я повернулся к двери.
– Э, куда направился? – встревожился Лосев.
– А что такое? Ты уже милицию для меня вызвал?
– А вот эту херню, которую ты тут наваял, ты значит нам так и бросишь, да? – Лосев ткнул пальцем в монитор.
– Нет, знаешь ли, я сегодня сюда работать пришел!
– Хорошо устроился! А кто теперь в этой ерунде разберется?
– Да уж не ты наверно, ты и в своей-то не очень разбираешься, а микрокристаллку за всю жизнь только на моем столе и видел.
Мне показалось что его лысина на миг вспыхнула как лампа аварийной сигнализации, но тут же погасла.
– Значит, Аркадий, ты вот сейчас напоследок сядешь и по всей своей программе на каждой строчке напишешь комментарии – что у тебя где делается. Чтобы после тебя человек мог сесть и разобраться.
– Да? А еще чего мне надо сделать напоследок в отделе? Может пол помыть или занавески постирать?
– Аркадий, сядь и пиши. Потому что ты должен был это делать в процессе работы – чтобы программу можно было читать. Неужели ты не понимаешь, что из-за тебя теперь горит весь отдел?
– А ты не боишься что на клавиатуре останется трупный яд или там болезнь какая-нибудь, нет, не боишься?
– Ничего, я ее после тебя спиртиком протру.
– Вот это не видел? – я показал Лосеву кукиш.
– Ничего, и на тебя управа найдется. – зашипел Лосев, – Думаешь можно людям подлости делать?
– Все, Лосев, прощай. С ублюдками я разговаривать не желаю.
Я шагнул к двери, но вдруг раздался протяжный звонок. Я повернул щеколду – за дверью стоял Михалыч. В одной руке у него был неизменный рыжий портфель, в другой – ключи от «Москвича».
– Аркадий. – он взмахнул портфелем и неловко, по-стариковски, обнял меня. – Как же ты так, Аркадий? Это я во всем виноват, послал тебя за этими компьютерами…
– Ну что вы, Михаил Германович, при чем тут вы?
– Я, я во всем виноват! Не ценили мы тебя, Аркаша, ты же золотой человек!
Михалыч еще раз вздохнул и выпустил меня из объятий. Взмахнул своим потрепанным портфелем и прошел в свой кабинет, приглашая меня за собой. Я пошел за ним.
– Я сейчас чайку поставлю. – он засуетился возле старого электрочайника.
– Спасибо, Михаил Германович, я теперь не пью чая.
– Ах, ну да, ну да. Я никак не могу поверить в это…
– Как там компьютеры?
– А, – Михалыч махнул рукой, – В кашу.
– Я вас очень подвел?
Михалыч вскинул на меня изумленные близорукие глаза.
– Ты о чем?
1 2 3 4 5 6 7