Паша сидит в кресле и почему-то ничего не кричит в микрофон. Не успеваю и рта раскрыть, как он оборачивается и сообщает:
— Залежь исчезла! На детально изученном участке идут одни пустые породы. Ни одного миллиграмма урана! Руда исчезла, как по мановению волшебной палочки.
— Так и должно было быть,— отвечаю я и присаживаюсь в свободное кресло. Раньше я только чувствовал, испытывал внутреннее сопротивление происходящему, теперь же настаиваю на прекращении работ.
Рассказываю Пашке про пропавшие карьеры, грибы и ветку. Он вжимается в кресло, как будто услышал то, что давно знал, но боялся себе в этом признаться.
Сворачиваем работы. Замирает клыкастый экскаватор, мелеют и высыхают отстойники. Правда, по Пашкиному предложению мы для очистки совести рассылаем в разные стороны роботов-бурильщиков. Через каждые пятьсот метров они бурят скважины и берут пробы. Черными точками киберы разбегаются от «Альбатроса», постепенно растворяясь в желто-зеленой дымке.
Сидим и просто смотрим в иллюминатор Эта земля быстро усвоила печальный опыт, приобретенный четыре года назад, когда на теле ее появился первый карьер. Усвоила и приняла ответные меры.
— Но ведь здесь же нет разумной жизни! — переживает Пашка.— Нет и никогда не будет по расчетам специалистов!
— Паша, а что, если критерий обитаемости планет неверен? Ну и что, что здесь никогда не появятся разумные существа? Разве от этого планета становится менее прекрасной? Это же оазис в пустыне! Разве не достоин он того, чтобы его сберечь?
Щелкает динамик, и механический голос сообщает, что в радиусе десяти километров полезных ископаемых не обнаружено.
Руды нет, значит, не будет ни концентрата, ни металлов. А раз нет редких металлов, то и «Альбатросу» вроде бы нечего делать на зеленой планете.
Демонтаж и загрузка техники проходит так же четко и стремительно, как и ее развертывание. Пашка хмурится, но я вижу, что в душе и он рад, что нам больше никогда не придется кромсать эти степи и леса. Это только автоматы не знают сомнений.
— Надо же,— лукаво улыбается Пашка,— такое невезение — попасть на планету с живой биосферой. Задание завалили. Хотя... Любой исследователь назвал бы такое явление огромной удачей...
— Да не живая она, Павел,— отвечаю я.— Просто она другая, не такая беззащитная, к каким мы привыкли. Разве спрашивает
твоего разрешения отрезанная прядь волос? Она просто растет и все! А здесь — каждое дерево, каждая травинка знает, что она должна быть именно тут, а не в другом месте! Иначе рассыплется гармония. Понимаешь, зеленая планета не хочет озер, в которые превратятся наши карьеры через сорок лет.
— Так что же теперь, к черту забросить звездную добычу?
— Человечество развивается, ему необходимы полезные ископаемые. И мы будем их добывать на других, пустынных и мрачных, планетах. Надо что-то переменить в наших устаревших представлениях о выгодности добычи. Возможно, надо идти на дополнительные затраты ради сохранения красоты.
«Альбатрос» мелко дрожит и отрывается от земли. Плазма высовывает свои извивающиеся языки, толкая корабль вверх, все дальше от моря волнующихся трав.
Не отрываясь, глядим в иллюминатор. Вот она — пустая глазница карьера. Уже не такая резкая, она медленно затягивается, выравнивается.
— Знаешь,— поворачиваюсь я к Пашке.— Это здорово, что нам попалась зеленая планета. Мы просто были обязаны ее встретить. Она как предупредительный знак: «Человек! Даже в космосе неси свою Землю на ладонях».
Пашка машинально смотрит на свои руки и вдруг улыбается. Его ладони действительно вымазаны в земле.

1 2