Директор задумался и глубоко вздохнул. Нет, совсем ученых изводить не нужно. С умными людьми иногда поговорить приятно.
Но, с другой стороны, с дураками несравненно проще. Как удивился прежний, когда избирательная машина высветила вдруг на табло имя не кого-нибудь, а его, Директора нынешнего. Неожиданно? Конечно. Для дураков. Кто бы знал, чего это стоило! Столько времени приходилось притворяться таким же вот остолопом — не дай бог заподозрят, что ты себе на уме. Даже жена, курица этакая, до сих пор ничего не поняла, считает своим долгом поучать каждую минуту.
Сколько, к примеру, пришлось сил убить, чтобы растравить в поселке заварушку из-за вакуум-очистителей. С ними у Далеких Друзей вышла маленькая заминка. А может. Посредники напортачили — пес их знает! Они ведь без обоняния, могли и проморгать. Но факт остается фактом: очистители прибыли без ароматических фильтров. Ну и вонь пошла по поселку, когда их включили! Пустяк, казалось бы, — через три-четыре дня ошибку исправили. Но за это время всю вину удалось свалить на прежнего — он-де о согражданах совсем забыл, только о своих льготах печется.
Нет, прежний — это ерунда. Гораздо сложнее было сладить с Плешивым — первым кандидатом на директорское кресло.
Плешивый далеко не глуп, но — романтик! Добрый такой, мягкий, деликатный. В поселке его очень уважали. Только романтикам всегда плохо, во все времена. Они живучие, но беззащитные. Не очень-то Директор с ним благородно обошелся, да что поделаешь? Жизнь есть жизнь. Ему самому это немалого стоило. Добыть настоящее действующее ружье (это в наше-то время!), выбрать момент и выложить его на тропинку, когда Плешивый возвращался домой, а потом, едва он в изумлении подобрал ружье и потащил с собой, быстро вызвать Инспекцию Порядка, которая тут же схватила его, как злейшего нарушителя закона о хранении оружия. Разобрались, правда, быстро, на следующий день отпустили — какой из Плешивого нарушитель! Но где-то против его имени возникла галочка. Или крестик. Или еще какой пустячок.
Только в списке соискателей высокого поста Плешивого не оказалось.
Вот так. Все постепенно, потихоньку, кропотливым трудом. Зато теперь… Прежний был просто директором Заозерного района, нынешний — хозяин. Есть разница?
…Над ступеньками крыльца звенели мухи, обойма солнечных батарей медленно поворачивалась вслед за светилом, и Директор загадал: если жена не выйдет из дома, пока тень от обоймы не сползет со ступенек на землю, день пройдет хорошо.
Но тут же на веранде скрипнули половицы, раздалось шлепанье босых ног. Жена вышла на крыльцо, придавив широкими ступнями ту самую тень, сощурилась, заслонилась от солнца.
— Еще не ушел? — сказала она. — Смотри, опоздаешь.
— Разберусь, — буркнул Директор. — С чего это я опоздаю?
С утра жена всегда была полна сил и желаний давать полезные советы и наставления.
— Разберешься, — для виду согласилась она. — Но если время у тебя есть, ты бы кухонный агрегат настроил. Он тарелки чуть не до дыр проскабливает, когда моет. А то бы сменил его вообще. Ведь имеешь право без очереди. К тому же бассейн сделать нужно. Давно тебе говорю. У бывшего директора бассейн есть, а ты что, хуже?
— Сделаю, — с тихой досадой сказал Директор — Строительный комбайн сейчас занят. На Полевой улице кому-то погреб копает.
— Подумаешь, погреб! — возмутилась жена. — Это Рыжему, что ли? Мог бы и обождать, невелика птица. А ты — Директор! Тебе в очередях толкаться несолидно.
Директор вздохнул, слез с крыльца и зашагал в дирекцию. Жена за спиной продолжала перечислять обязанности Директора как мужчины и номинального главы семьи, у которого взрослая дочь и почти взрослый сын, нуждающийся в постоянном примере трудолюбия и внимания к семейным проблемам.
ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ПОСРЕДНИКА, не нужно никаких формальностей. Все очень просто. Стоит лишь прийти в большой зал Комиссии по сотрудничеству — и через несколько минут появится радушный и внимательный Посредник. Тот, что появлялся в прошлый раз, или другой, но точно такой же. Если Посредники и имеют индивидуальные различия, то человеку они не ведомы.
Вот и теперь доктор Астагвер ждал не более двух минут. Створки дверей слева мягко разошлись, и появился Посредник. На его лице, как всегда, играла вежливая улыбка.
— Как ваши дела?
— Я уполномочен сделать заявление, — сказал Астагвер, пытаясь преодолеть странное и неприятное чувство неуверенности, которое почему-то всегда охватывало его в этом зале.
— Садитесь, прошу вас, — Посредник указал на кресло и сам расположился напротив.
— Прошло более трех месяцев с тех пор, как мы передали Комиссии по сотрудничеству наш меморандум, — начал Астагвер без предисловий. — Ответа до сих пор нет, хотя затронутые нами вопросы имеют чрезвычайную важность. Ваше молчание мы не можем расценивать иначе, как преднамеренное, и требуем незамедлительного ответа по существу.
Несколько мгновений Посредник внимательно смотрел на Астагвера, будто окончательно убеждаясь, что продолжения не последует.
— Уважаемый доктор, — сказал он. Голос его был полон теплоты и участия. — Ваша организация напрасно подозревает Комиссию в невнимании. Мы самым подробным образом ознакомились с предложенным меморандумом и высоко оцениваем социальную активность служащих Центра. Несколько неясно, правда, почему вы решили обратиться в Комиссию? Существует ведь Региональная Дирекция, Высший Совет — словом, ваша собственная администрация. Вопросы распределения Всевозможных Благ находятся в их компетенции.
— Если вы знакомились с меморандумом, вы должны знать, что речь идет вовсе не о распределении…
— Безусловно, — с готовностью согласился Посредник. — Распределение и само существование. Боюсь, вы несколько преувеличиваете нашу роль на планете. Мы не можем вмешиваться в вопросы, находящиеся в компетенции правительства.
— Но именно вы порождаете этот чудовищный поток материального изобилия!
— Изобилие не может быть чудовищным, доктор, — вежливо поправил Посредник. — Это нелогично.
— Чудовищное, ничем не обоснованное изобилие! — настойчиво повторил Астагвер. — Невозможно быть счастливым, не приложив и толики труда к созданию счастья. Это прямой путь к деградации, к ожирению души!
— Вы не правы, доктор. Разве можно назвать деградацией, например, практическое исчезновение преступности? Или полную свободу выбора занятий — по призванию, по желанию, отнюдь не по необходимости, которую диктует недостаток. Мы избавили вас от социальных диспропорций, помогли создать действительно равные возможности для всех. Разве это не путь прогресса?
— Мы должны пройти этот путь сами, поймите. Сами!
Посредник встал. Улыбка пропала. Лицо его приняло почти торжественное выражение. Нужно признать, что человеческая мимика имитировалась Посредниками превосходно. Бархатный баритон зазвучал размеренно и проникновенно.
— Далекие Друзья не навязывают свою помощь. Вы всегда можете отказаться от нее. Вы лично или все общество целиком. Но Далекие Друзья не вправе лишать этой помощи тех, кто желает ее принять. В этом высшее проявление гуманизма. Вы не имеете полномочий говорить от имени вашего народа. К сожалению, доктор Астагвер, это все, что я могу вам сказать.
Улыбка снова появилась на гладком, идеально правильном лице, и теперь, наконец, Астагвер понял, что так неприятно поражало его в мимике Посредника, несмотря на ее совершенство: смена выражений происходила слишком быстро. Словно от резкого веревочного рывка в пальцах не слишком искусного кукловода.
— Мне было очень приятно побеседовать с вами, доктор, — сказал Посредник. — Мы всегда рады видеть вас у себя.
Астагвер повернулся и молча вышел.
Теплые лучи солнца легко пронизывали негустую листву аллеи, но Астагверу было зябко. Он вдруг остро ощутил собственную старость. Опустив голову и чуть приволакивая ноги, он медленно побрел к лаборатории.
Перед входом он задержался, прислушиваясь к доносившимся голосам, затем толкнул дверь и шагнул через порог. От него не укрылось короткое инстинктивное движение Эри к столу, вернее, к предметам, что лежали на столе. Впрочем, уже в следующую секунду Эри выпрямился и твердо, даже чуть вызывающе взглянул в глаза Астагвера.
Словно стремясь замять неловкость минуты, Спинк поспешно поздоровался и спросил:
— Как дела с нашим меморандумом, доктор?
Астагвер прошел к своему столу, сел в кресло и откинулся на спинку.
— Посредник объяснил мне, что обращаться нужно не к ним. Только правительство вправе решать…
Эри внезапно рассмеялся. Совершенно непочтительно, громко, даже с издевательскими нотками. Испуганный Артан сделал жест, словно собираясь зажать рот Эри.
— Что вас так рассмешило, Эри? — спокойно поинтересовался Астагвер.
— Простите, доктор, — сказал Эри. — Просто я вспомнил, как в свое время ответили нам те, кого вы называете правительством, и не смог удержаться.
— По существу. Посредник прав, — невозмутимо рассуждал Астагвер. — Они ведь ничего не навязывают… Послушайте, Артан, какого черта здесь так воняет спиртом?
Гигант смущенно завозился, пробормотав нечто невразумительное.
— Что вы собираетесь предпринять теперь, доктор? — поинтересовался Спинк.
Астагвер вздохнул.
— Готовить новый меморандум. Искать факты, подтверждающие нашу правоту. Рано или поздно Высший Совет должен понять, что…
— Вам не надоело составлять эти… бессмысленные письма? Обсуждать их на собрании организации, выслушивая часовые речи лицемеров из наших уважаемых коллег, бегать собирать подписи? — все более возбуждаясь, говорил Эри.
— Эри! — предостерег его Спинк.
— Что — Эри? Неужели не ясно, что все это бессмысленно и… простите, глупо!
— Эри! — еще раз крикнул Спинк.
— Это единственный доступный нам способ протеста, — сухо сказал Астагвер.
— Нет! — энергично возразил Эри. — Всего лишь один из способов, притом самый неэффективный.
— Я не могу предложить другого. Боюсь, его просто нет. По крайней мере, в настоящее время.
— Извините, доктор, — негромко, но твердо сказал Спинк. — Другой путь есть.
Астагвер слабо усмехнулся:
— Дорогой Спинк, вы думаете, я ничего не вижу? Ваших заговорщических перешептываний, встреч в лаборатории по вечерам, ночных прогулок? К счастью, возраст пока еще не принес мне старческого слабоумия. Или вот это, — Астагвер кивнул на кучку патронов, которые так и остались лежать на столе. — Кстати, где вы их раздобыли? Артан, вы тоже во всем этом принимаете участие?
— Я? — растерянно сказал Артан. — Почему?
— Нет, дорогие мои, — устало продолжал Астагвер, — это не путь. Это — бессилие. Пока мы ничего еще не можем. Даже достигнуть единства в собственных рядах — рядах, к слову, абсолютного меньшинства.
— Мы его не достигнем, — зло сказал Эри, — потому что к тому времени вымрем, как не нужный эволюции вид. Отупеем и вымрем.
— Вы имеете в виду наш Центр?
— Я имею в виду науку, культуру. Я имею в виду людей. Все будут подыхать с идиотскими блаженными улыбками на сытых глупых рожах. Но вначале, конечно, наступит стадия всеобщего слабоумия. Представляете, Доктор, целая планета одних слабоумных!
— Экстремальные меры не помогут объединению, — покачал головой Астагвер. — Боюсь, в Центре у вас найдется немного сторонников.
— К сожалению, экстремальные меры — последнее и единственное, что может еще кого-то расшевелить. А сторонников много не нужно. То, что мы собираемся сделать, не требует создания армии.
— Вы с ним согласны, Спинк? — поинтересовался Астагвер.
— Да, доктор.
— И что же вы задумали? Если это, конечно, не секрет.
Эри и Спинк переглянулись.
— Для вас — не секрет, — сказал Спинк. — Задумали не мы. Вернее, не одни мы. Нам поручено исполнение. Мы собираемся захватить ближайшую районную дирекцию и зачитать по всем информационным каналам наше обращение.
— А дальше?
— Пока этого будет достаточно. Большего мы все равно не сумеем. Видите ли, доктор, мы не переоцениваем свои силы. Но важно начать. Вы знаете, Эри все-таки удалось отыскать оружие, — Спинк кивнул на патроны. — На чердаке административного здания он обнаружил маленький оружейный склад. Впрочем, склад — сильно сказано. Просто чуланчик. Оружие охраны Центра в те далекие времена, когда охрана еще существовала. Карабины поржавели изрядно, но при некотором старании…
— Интересно, — улыбнулся Астагвер.
— Мы… Мы хотели просить вас, доктор… Вы когда-то служили в армии… Эти карабины… Или винтовки… Мы не вполне знаем, как с ними обращаться.
Астагвер не ответил. Некоторое время он молча сидел в кресле, полузакрыв глаза.
— Вы тоже разделяете их точку зрения, Артан? — спросил он внезапно.
Гигант поднялся со стула и смущенно переступил с ноги на ногу.
— Да, доктор. Теперь — да. Знать и ничего не делать — гораздо хуже…
— Хуже чего?
— Хуже, чем возможная ошибка. Ошибку могут простить.
1 2 3 4 5 6 7