- Никто из нас не ускользнет. Пока мы не заплатим сполна.
- Тебе придется освободить эту комнату, - Локки надоела эта болтовня. Мне сказали, что к утру тебе придется убраться.
- Нет, - ответил Стампф. - Я не могу. Я не могу.
- Тебе нечего бояться.
- Пыль, - сказал немец. - Пыль в воздухе. Она меня поранит. Мне в глаз попала пылинка - всего лишь пылинка - и с тех пор он кровоточит без остановки. Я даже не могу лечь, простынь колет меня, как гвоздями. Когда я хожу, мне кажется, что ступни вот-вот растрескаются. Ты должен мне помочь.
- Как? - спросил Локки.
- Заплати им за комнату. Заплати, чтобы я мог остаться и дождаться специалиста из Сан-Луиса. А потом, Локки, возвращайся в деревню. Возвращайся и скажи им, что я не претендую на их землю. Что больше ей не владею.
- Я вернусь туда, - сказал Локки, - когда будет время.
- Ты должен сделать это быстро, - настаивал Стампф. - Скажи им, что я хочу жить.
Вдруг перевязанное бинтами лицо Стампфа исказилось, и его взгляд устремился мимо Локки на что-то в глубине коридора. Его дрожащие от страха губы прошептали только одно слово:
- Пожалуйста.
В недоумении, Локки обернулся. Коридор был пуст, за исключением жирных мотыльков, которые кружили вокруг лампы.
- Там ничего нет, - сказал он, снова поворачиваясь к двери. На забранном проволочной сеткой окошке были отчетливо видны отпечатки двух окровавленных ладоней.
- Он здесь, - немец неподвижно глядел на окровавленное стекло. Локки не спросил, кто. Он потрогал отпечатки рукой. Они, все еще влажные, были на его стороне двери.
- Боже, - выдохнул он. Кто мог проскользнуть мимо него и оставить отпечатки, а затем так же незаметно исчезнуть, в то же время как он обернулся лишь на мгновение? В это трудно было поверить. Он вновь оглянулся на коридор. Там не было никого. Только лампа немного раскачивалась, как будто задетая движением воздуха, и мотыльки шелестели своими крыльями:
- Что происходит?
Стампф, потрясенный отпечатками, слегка дотронулся пальцами стекла. В месте прикосновения из его пальцев проступила кровь, и поползла каплями по стеклу. Он не убирал пальцы, а смотрел на Локки глазами, полными отчаяния.
- Видишь? - сказал он очень спокойно.
- Что ты выдумываешь? - Локки тоже понизил голос. - Это просто какой-то трюк.
- Нет.
- Ты не болеешь тем, чем Черрик. Ты не можешь этим болеть. Ты не притрагивался к ним. Мы с тобой заодно, черт побери. - Локки начинал горячиться. - Черрик их трогал, а мы нет.
Стампф смотрел на Локки почти с жалостью.
- Мы были неправы, - сказал он мягко. Его пальцы, которые он уже убрал со стекла, продолжали кровоточить, красные струйки потекли по рукам. - Это не тот случай, когда ты можешь что-нибудь сделать, Локки. У нас руки коротки.
Он поднял свои окровавленные пальцы, улыбаясь невольной игре слов:
- Видишь?
Внезапное, безнадежное спокойствие немца напугало Локки. Он взялся за дверную ручку и дернул ее. Дверь была закрыта. Ключ бил изнутри - ведь Стампф за это заплатил.
- Убирайся, - сказал Стампф. - Убирайся прочь.
Улыбка исчезла с его лица: Локки навалился на дверь плечом.
- Я сказал, убирайся, - завизжал Стампф. Он отпрянул от двери, когда Локки во второй раз ударил в нее. Затем, видя, что замок скоро поддастся, начал кричать о помощи. Локки не обращал на него внимания, и продолжал выбивать дверь. Раздался треск.
Где-то рядом Локки услышал женский голос, отзывающийся на призывы Стампфа. Ерунда, он доберется до немца раньше, чем подоспеет помощь, и потом, с божьей помощью, вышибет с его физиономии эту ублюдочную улыбку. Он бил в дверь со все нарастающей яростью. Еще и еще, и дверь поддалась. Стампф почувствовал, как в его стерильную комнату вторглись извне первые клубы загрязненного воздуха. В его временное убежище проникло лишь легкое дуновение, но оно несло с собой микроскопический мусор Внешнего мира. Копоть, перхоть, вычесанная с тысяч голов, пух, песок, блестящие чешуйки с крыльев мотыльков, такие маленькие, что человеческий глаз едва различит их в луче солнечного света, безобидные для почти всех живых организмов. Но для Стампфа они были смертельны; в считанные секунды его тело превратилось в скопление микроскопических, кровоточащих ранок.
Он завопил и бросился к двери, чтобы захлопнуть ее, чувствуя себя под градом мельчайших лезвий, и каждое из них раздирало его тело. Пока он сдерживал дверь от вторжения Локки, кожа на его израненных руках разорвались. Впрочем, Локки все равно было не удержать. Широко распахнув дверь, он входил в комнату, каждым своим движением вызывая новые движения воздуха, на погибель Стампфу. Он взял немца за запястье, и под рукой кожа расползлась, как будто разрезанная ножом.
Позади него женщина испустила крик ужаса. Локки, видя, что Стампф уже достаточно раскаялся в своем смехе, отпустил его. Весь покрытый ранами, и получающий все новые и новые, Стампф попятился, как слепой, и упал за кровать. Воздух-убийца все резал его, уже умирающего: дрожа в агонии, он поднимал вихри и водовороты, и они раскрывали его кожу.
Бледный, как смерть, Локки отошел от тела и попятился в коридор. Там уже толпились любопытные, впрочем, они расступились перед ним, слишком напуганные его ростом и диким выражением лица. Пройдя воняющим болезнями лабиринтом, он пересек двор и вошел в главное здание. Мельком он увидел Эдсона Косту, спешащего ему навстречу, но не стал задерживаться для объяснений.
В вестибюле, который, несмотря на поздний час, был забит всевозможными страдальцами, его взгляд упал на мальчика, сидящего на коленях у матери. Очевидно, у него что-то было с животом. На его рубашке, не по росту большой, было кровавое пятно, на лице - слезы. Его мать не взглянула на Локки, когда тот пробирался сквозь толпу. Но мальчик поднял свою головку, как будто зная, что Локки должен проходить мимо, и лицо его осветилось улыбкой.
* * *
Из знакомых Локки по лавке Тетельмана не было никого, и все, чего он смог добиться от прислуги - большая часть которой была пьяна в стельку - это то, что их хозяин на днях отправился в джунгли. Локки отловил одного относительно трезвого, и угрозами вынудил его сопровождать его в деревню в качестве переводчика. Он еще не придумал, каким образом будет мириться с племенем. Но он знал точно, что должен доказать свою невиновность. В конце концов, скажет он, ведь это не он совершил тот роковой выстрел. Конечно, были недоразумения, но он не нанес вреда никому из людей. Ну, как можно, если по совести, обвинять его в преступлении? Если они хотят покарать его, он готов их выслушать. Разве возмездие уже не наступило? Ведь он видел так много горя в эти дни. Он хочет искупить свою вину. Все, чего они не потребуют, в пределах разумного, он примет, только не умереть, как те. Он даже отдаст землю.
Локки гнал жестоко, и его неприветливый компаньон постоянно бурчал что-то недовольное. Локки пропускал это мимо ушей: нет времени мешкать. Джип болтало и подбрасывало, его двигатель жалобно завывал при каждом толчке, и их шумное продвижение взрывало джунгли по обе стороны дороги воплями, кашлями и визгами всех мастей. Страшное, голодное место, подумал Локки, и впервые за все время пребывания на субконтиненте он возненавидел его всем сердцем. Невозможно было постичь происходящее здесь, самое большее, на что можно было надеяться, так это на временную нишу - подышать, пока тебя не выживет следующее поколение.
За полчаса до наступления темноты, измотанные дорогой, они, наконец, добрались до деревушки. Она совершенно не изменилась за те несколько дней, но была покинута ее обитателями. Дверные проемы глядели пустотой; общинный огонь, который поддерживался день и ночь, превратился в угли. Входя в деревню, он не встретился ни с чьим взглядом - ни ребенка, ни свиньи. Дойдя до середины, он остановился, пытаясь понять, что же случилось. Однако, это ему не удавалось. Он так устал, что уже перестал чего-либо бояться, и, собрав остатки своих истощенных сил, крикнул в безмолвие:
- Где вы?!!
Два отливающих красным попугая взлетели с криком с дерева в дальнем конце деревни; через несколько мгновений из зарослей бальзы и джакаранды появилась фигура. Но это был не индеец, а Дэнси собственной персоной. Он немного потоптался на месте, затем, узнав Локки, вышел, широко улыбаясь, навстречу. За ним, шелестя листвой, вышли остальные. Среди них был Тетельман, а также несколько норвежцев во главе с неким Бьенстремом, которого Локки как-то встретил на фактории. Над его красным, как вареный рак, лицом нависала копна выбеленных солнцем волос.
- Бог мой, - воскликнул Тетельман, - что вы здесь делаете?
- Я мог бы спросить вас о том же, - ответил Локки с раздражением.
Бьенстрем жестом опустил ружья своих компаньонов и шагнул навстречу, с умиротворяющей улыбкой на лице.
- Мистер Локки, - сказал он, протягивая руку в кожаной перчатке. - Рад с вами познакомиться.
Локки с отвращением посмотрел на запачканную перчатку, и Бьенстрем, скорчив виноватую физиономию, убрал руку.
- Прошу нас простить, - сказал он. - Мы работаем.
- Над чем же? - поинтересовался Локки, чувствуя, как желчь клокочет у него в горле.
- Индейцы, - сказал Тетельман и сплюнул.
- Где племя? - спросил Локки.
Тетельман вновь подал голос:
- Бьенстрем заявляет свои права на эту территорию...
- Племя, - повторил Локки. - Где оно?
Норвежец поигрывал перчаткой.
- Вы что, выкупили у них землю, или как? - спросил Локки.
- Не совсем, - ответил Бьенстрем. Его английский был так же безупречен, как и профиль.
- Проводи его, - предложил Дэнси с каким-то воодушевлением. - Пусть сам посмотрит.
Бьенстрем кивнул:
- Почему бы и нет? - сказал он. - Только не притрагивайтесь ни к чему, мистер Локки, и скажите своему спутнику, чтобы оставался на месте.
Дэнси пошел первым, вглубь зарослей: Бьенстрем сопровождал Локки, когда они направлялись через деревню к коридору, вырубленному в густой растительности. Локки едва передвигал ноги; с каждым шагом они слушались все меньше. Идти было трудно - масса раздавленных листьев и орхидей смешалась с пропитанной влагой землей.
На небольшом расчищенном участке ярдах в ста от деревни была вырыта яма. Яма была не очень глубокой, и не очень большой. Смешанный запах извести и бензина перебивал все остальные. Тетельман, который дошел до ямы первым, невольно отпрянул от ее края, Дэнси же был менее чувствительным: он зашел с дальнего конца ямы и стал жестами предлагать Локки заглянуть в нее.
Тела уже начали разлагаться. Они лежали, сваленные в кучу, груди к ягодицам и ноги к головам, пурпурно-черной массой. Мухи во множестве кружили над ямой.
- Воспитательный момент, - прокомментировал Дэнси.
Локки стоял и смотрел, Бьенстрем обогнул яму и присоединился к Дэнси.
- Здесь все? - спросил Локки.
Норвежец кивнул:
- Одним махом, - каждое слово он произносил с уничтожающей правильностью.
- Одеяла, - Тетельман назвал орудия убийства.
- Но так быстро... - пробурчал Локки.
- Это очень эффективное средство, - сказал Дэнси. - И почти невозможно что-либо доказать. Даже если кто и заинтересуется.
- Болезнь самая обычная, - заметил Бьенстрем. - Да? Как у деревьев.
Локки потряс головой; ему резало глаза.
- О вас хорошо отзываются, - сказал ему Бьенстрем. - Думаю, мы могли бы работать вместе.
Локки даже не пытался ответить. Другие норвежцы положили свои ружья и теперь возвращались к работе, сваливая в яму оставшиеся тела из кучки, сложенные рядом. Среди прочих трупов Локки разглядел ребенка, а также старика, которого как раз в этот момент тащили к яме. Когда его раскачивали перед ямой, конечности болтались, как будто лишенные суставов. Труп скатился немного боком, и замер лицом вверх, с поднятыми над головой руками, то ли в знак повиновения, то ли изгнания. Это был тот самый Старший, с которым имел дело Черрик. Его ладони все еще были красными. В виске отчетливо была видна маленькая дырочка от пули. Очевидно, болезни и несчастья не всегда столь эффективны.
Локки смотрел, как следующее тело было сброшено в общую могилу, а за ним еще одно.
Бьенстрем, стоя на дальнем краю ямы, закуривал сигарету. Он поймал взгляд Локки:
- Вот так, - сказал он.
Из-за спины Локки подал голос Тетельман:
- Мы думали, ты уже не вернешься, - сказал он, видимо, пытаясь как-то объяснить свой альянс с Бьенстремом.
- Стампф умер, - сказал Локки.
- Ну, что ж, нам больше достанется, - Тетельман подошел к нему и положил руку на плечо. Локки не ответил: он все смотрел вниз на тела, которые уже засыпали известью, не обращая внимания на теплую струйку, стекающую с того места, где легла рука Тетельмана. Тот с отвращением отдернул руку: на рубашке Локки расплывалось кровавое пятно.

1 2 3 4 5