Селина вырвала белый листок из блокнота, лежавшего на столике розового дерева восемнадцатого века, и написала стремительным чётким почерком: Адам Тюдор придёт в девять часов. Говорит, что ему необходимо повидать тебя.
Она оставила записку там, где Мартин непременно её заметит, когда придёт в гостиную немного отдохнуть и переодеться к торжественному вечеру, и вернулась к себе в комнату.
Подавив зевоту, она залезла под мягкий и тёплый плед и свернулась калачиком. Спать она не будет: немного подремлет и восстановит силы после двух тяжёлых недель перелёта домой и довольно длительной поездки на машине к границе между графствами Сассекс и Хэмпшир.
— Уже в полудрёме она вновь вспомнила свой разговор с Адамом Тюдором, и на лице её мелькнула загадочная улыбка. Немного страшно встречаться с ним — его внешняя привлекательность вряд ли соответствует тому фантастически притягательному голосу, и её наверняка ждёт глубокое разочарование. Впрочем, это имя показалось ей знакомым. Кажется, она слышала его… когда-то давно… где-то…
— Седина, Седина, просыпайтесь, — услышала она сквозь сон голос Мэг и почувствовала, как та слегка трясёт её за плечи. Седина открыла один глаз, потом другой, взглянула на худое лицо домоправительницы, затем перевела глаза на часы и увидела, что уже семь часов.
— Черт подери! — пробормотала она, просыпаясь. — Я совершенно не собиралась спать. — Она оторвала голову от подушки и приподнялась на локтях.
С заметным напряжением в голосе Мэг отметила:
— Вы совершенно измучены, и это просто очевидно. Даже Доминик просил не будить вас.
— Доминик? С каких это пор, — подумала она, — её двоюродный брат стал проявлять заботу о ней? Да он и глазом не моргнёт, если она свалится замертво от усталости.
Тут она окончательно проснулась; тревожное чувство толкнуло её в грудь, и она спросила ослабевшим голосом:
— Что случилось, Мэг? Скажите мне! Её худшие опасения, которые уже несколько дней терзали её, неожиданно подтвердились. Мэг тяжело опустилась рядом с ней и, проведя рукой по лицу, сказала:
— Ваш дядя… — Затем, увидев расширившиеся от ужаса золотистые глаза Селины на её смертельно побледневшем лице, быстро добавила:
— Ничего страшного. Доктор Хилл говорит, что приступ не очень сильный, беспокоиться не следует, однако это предупреждение.
— Но как? Когда? — требовала ответа Селина. Она уже встала, вытащила из комода свежее бельё, джинсы из тонкой ткани, рыжевато-коричневый шерстяной джемпер и стала поспешно одеваться. — Где он сейчас?
— В больнице. В отдельной палате, — ответила Мэг. Поднявшись, она твёрдой рукой взяла Селину за плечи и заставила сесть на резной ящик для белья, стоявший около изящной кровати с пологом над изголовьем.
Селина, натягивая джемпер, на секунду потеряла равновесие и тяжело присела; затем, приводя в порядок одежду, она заметила сочувственный взгляд Мэг.
— Не надо паниковать — это вашему дяде не поможет. Придите в себя, я все объясню.
Прикрыв глаза, Селина признала, что Мэг права. Сердце у неё бешено колотилось, она тяжело и судорожно дышала. Наконец, глубоко вздохнув, она открыла глаза и спокойно попросила:
— Ладно, рассказывайте.
— Где-то около шести они вернулись из садового питомника, и в это время как раз пришёл доктор Хилл, который принёс подарок вашему дяде. Это была бутылка его любимого портвейна. — Мэг села рядом с Сединой и взяла её изящную руку с тонкими пальцами в свою, худую и костлявую. — Дядя ещё пошутил, что завтра доктор поможет распить этот портвейн за игрой в шахматы. Он пригласил его в гостиную, чтобы выпить но рюмочке хереса, и они, все четверо — Доминик, когда услышал их разговор, присоединился к ним — пошли наверх — и тут ваш дядя и упал.
— Слава Богу, Боб Хилл был там, — сказала Седина глухим голосом, и Мэг кивнула, соглашаясь с ней.
— Он сразу же сделал все, что было необходимо, и они с Домиником помогли ему сесть в машину. Ваша тётя поехала с ними в больницу, а Доминик последовал за ними на своей машине, Он звонил как раз перед тем, как я разбудила вас, и сказал, что положение дяди нормальное и приступ был не сильным. Однако ему придётся пробыть там несколько дней — для окончательной поправки и обследования.
— Почему же мне сразу об этом не сказали? Вы должны были меня разбудить, — недовольно заметила Селина. Она уже оправилась от первоначального шока, но все ещё не могла поверить, что её могли не разбудить, когда все это происходило.
— Я предлагала разбудить вас, — ответила Мэг. — Но Доминик не велел вас беспокоить. У вас была утомительная поездка, вы спали, и в любом случае вы все равно ничем не могли бы помочь.
"Кроме того, что я была бы с ним, поддержала бы Ванессу, которая наверное с ума сходит от волнения», — подумала с горечью Селина, понимая, что истинная причина состоит в том, что Доминик просто вообще не хочет, чтобы она присутствовала в их жизни, Но Мэг сказала;
— Все произошла так быстро, и когда они все уехали, было уже бессмысленно беспокоить вас до того, как я получу известия из больницы.
— Я еду туда, — заявила Селина, пересекая комнату, чтобы взять сапоги из нижнего ящика шкафа, куда она уже успела их поставить. Она должна повидать Мартина и Ванессу и убедиться в том, что приступ действительно был несильным, и сказать Ванессе, что готова оказать ей необходимую сейчас помощь.
Она быстро натянула сапоги, сняла с вешалки пальто и прихватила по дороге к двери сумку, не в эту минуту в комнату вошёл Доминик — постучать в дверь ему и в голову не пришло.
— Ну, как он там? — одновременно произнесли Селина и Мэг, и Доминик, отвечая, смотрел только на Мэг, избегая тревожного, взгляда Седины.
— Я уже говорил по телефону, что положение стабилизировалось, его лечащий врач постоянно при нем. Он даже ворчит, что не удалось отпраздновать день рождения. — Доминик улыбнулся Мэг. — Мама решила остаться там на ночь — вообще-то особой необходимости в этом нет, но она так хочет. Вы не соберёте необходимые вещи? Вы знаете, что ей может понадобиться.
— Ну, разумеется — Мэг сразу же вышла из комнаты, а Селина заявила:
— Я отвезу их сейчас в больницу. Тебе нет необходимости ещё раз туда ехать сегодня.
— Боже, какая забота, — протянул Доминик, глядя на неё своими холодными серыми глазами. — В конце концов до больницы всего пятнадцать километров, — сказал он язвительно и перегородил ей выход из комнаты. — Думаю, что для всех будет лучше, если ты останешься дома.
— Да неужели? — огрызнулась Селина с вызывающим видом и открыла сумку, чтобы достать ключи от машины. Доминик с чрезвычайным удовольствием сообщил бы родителям, что она даже не побеспокоилась, чтобы навестить своего дядю.
Во многом он был ужасно инфантильным. Он хотел быть единственным светом в окошке для своих родителей, верил, что является для них центром этого мира, и мысль о том, что Селина может что-то отнять у него, была для него нестерпима. Ему очень не нравились те тёплые отношения, которые существовали между ней и его отцом и он был не в состоянии понять, несмотря на свой возраст, что эти отношения отнюдь не лишают его отцовской любви.
С мстительным выражением на узком лице он стоял спиной к двери, загораживая ей проход, и в его словах прозвучала злоба:
— Ты и так причинила ему слишком много неприятностей. Один твой вид напомнит ему, что именно вызвало этот приступ, и ещё не известно, чем все кончится.
— Неприятности? — она выделила это противное слово, румянец, вызванный возмущением, сошёл с её щёк, лицо побледнело, в глазах мелькнуло недоумение. — О чем ты говоришь, черт подери? Что я такого сделала по-твоему?
Много лет назад, когда они вместе росли, Доминик всегда старался переложить на неё всю вину за детские шалости. Если ему удавалось представить её в дурном свете перед родителями или друзьями, он был безмерно счастлив. Она уже научилась не обращать на это внимания, лишь пожимала плечами, зная, что его наговорам практически никогда не верят.
И сейчас было похоже, что он принялся за старое, но на сей раз ситуация была совсем другой. Это не было какой-то мелочью, типа разбитой безделушки или окна, или пропажей нескольких пенсов из кошелька матери. Здесь дело было нешуточным. Преднамеренно она никогда не доставила бы неприятностей людям, воспитавшим её и заботившимся о ней.
— Что я такого сделала? — требовательно спросила она, и он ворчливо ответил:
— Эта записка, которую ты ему оставила. Он и дочитать её не успел, как потерял сознание.
— Ой, да ладно тебе! — Селина почувствовала облегчение. Она-то ломала себе голову, стараясь вспомнить, что именно могла она натворить, чтобы так сильно расстроить Мартина. — Это была обычная телефонограмма. Я просто передала ему то, о чем меня попросили. Если бы ты первый поднял трубку, то сделал бы то же самое. Это просто совпадение.
— Черта с два! — рявкнул он, повернувшись к ней своим длинным носом. — Если бы я разговаривал с Тюдором, то припугнул бы его законом и не подпустил бы и близко к нашему дому. И не сказал бы отцу, что у того хватило наглости позвонить. Больному человеку не говорят, что его враг собирается навестить его!
— Враг? — Она почувствовала, что повторяет его слова, но ничего не могла с собой поделать. И ничего не поняла из его слов. У Мартина во всем мире не было ни единого врага, в этом она не сомневалась. Она в жизни не слышала ни о каком Адаме Тюдоре до сегодняшнего вечера… Или слышала? Её густые брови нахмурились, она потрясла головой, чтобы привести в порядок мысли, и её двоюродный брат продолжал:
— Ну, конечно. Этот человек — мерзавец. Вечно выклянчивает подачки. Как только он повидается с отцом, так тут же обведёт его вокруг пальца — спроси у мамы, если мне не веришь.
Седина прикусила губу. Она поверила ему. Его голос звучал достаточно убедительно, и она сказала виновато:
— Я не знала. Если у Мартина есть враг», меня надо было предупредить. Откуда мне это знать, если никто мне ничего не говорил?
— Вообще-то конечно, — Доминик отошёл от двери, очевидно, передумав и дальше обвинять Седину, а затем совершенно неожиданно для неё сочувственно обнял её за плечи. — Мне не следовало обвинять тебя, но я был расстроен. Адам Тюдор — это не тот человек, о котором мы вели разговоры. Так что… — он взял ключи о г машины из её рук и положил их в сумку, — при данных обстоятельствах будет лучше, если" ты останешься дома, ты согласна? Дайте время оправиться от шока после получения этой записки. Завтра все встанет на свои места. А когда придёт Тюдор, можешь высказать ему все. Если тебя завести, ты можешь на любого нагнать страху! Но если тебе придётся встретиться с ним, то ты должна кое-что знать и понять, что больше ни с кем на эту тему разговаривать нельзя. — Он устало улыбнулся ей и ещё раз обнял за плечи. — Как я тебе уже говорил, этот человек — наглый мерзавец, и если бы он смог сделать так, чтобы против отца — против всех нас — возбудили дело о не состоятельности, он бы сделал это. Конечно, он не сможет этого сделать, тут я начеку.
— Но почему? — в золотистых глазах Седины отразилось полное недоумение. — Как мог такой честный и порядочный человек, как Мартин, нажить такого врага?
Рот Доминика искривила злобная усмешка;
— Потому что он ублюдок. И если быть точным, то он ублюдок моего отца… Было уже около девяти. На улице поднялся сильный ветер, он бил по стенам дома, свистел в голых ветвях деревьев. Ночь обещала быть просто бешеной.
И такое же бешенство бушевало в сердце Селины, лишь слегка подавляемое твёрдой решимостью встретить Адама Тюдора с тем презрением, которого он заслуживает.
После того как Доминик уехал, захватив вещи, которые могут понадобиться Ванессе, она позвонила в больницу и поговорила с тётушкой, извинившись за то, что её не было с ними, когда им так нужна была её помощь. Затем она спросила о Мартине и пообещала утром приехать.
— Все произошло так быстро, ты бы все равно ничего не смогла сделать, — успокоила её Ванесса. — Твой дядя прекрасно это понимает и ждёт тебя завтра.
— Доминик объяснил мне, — быстро заговорила Седина, вновь испытывая чувство вины; и хотя знала, что основании для этого у неё нет, отделаться от этого чувства она не могла. — Мне очень жаль. Я никогда бы не оставила этой записки, если бы знала все детали — о том, кто он такой.
— Ну конечно же. — Голос Ванессы прозвучал несколько напряжённо, и Седина поняла, насколько эта тема болезненна для неё. — Это не тот вопрос, о котором обычно беседуют в гостиных. Как я поняла, ты останешься дома и покажешь ему на дверь, если у него действительно хватит наглости явиться.
— Вот именно, — Селина сжала трубку так, что побелели пальцы. Тётя продолжала:
— Не вини себя. Ты не обязана была это знать. Я была уверена, что мы давно распростились с ненасытным негодяем. Но будь осторожна, — предупредила она. — Он способен на любую подлость. Пусть Мэг будет где-нибудь поблизости, если он начнёт на тебя давить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23