Однако к одиннадцати часам отсутствие Руди начало меня беспокоить. Я постучал к нему — ответа не было. Я спросил о нем у портье. Мне сказали, что Руди уехал рано утром неизвестно куда, забрав все свои вещи. Да, покинул отель насовсем. Я сообщал эту новость Пэм и Барбаре, загоравшим у бассейна, когда ко мне подошел портье с конвертом в руке. Руди оставил письмо для меня. Я решил прочесть его у себя в номере. Это было письмо на нескольких страницах, написанное черными чернилами мелким, аккуратным почерком.
Дорогой месье!
Прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что в эти дни вы обращались со мной как с человеком. Для вас, вероятно, это совершенно естественно; а для меня — отнюдь нет. Вы, очевидно, не представляете, что значит быть полицейским; вам не приходит в голову, что мы — замкнутое сообщество со своими законами, к которому остальные люди относятся с недоверием и презрением. А еще вы не представляете, каково быть бельгийцем. Вам невдомек, с каким насилием — скрытым или явным, — с какой подозрительностью и страхом сталкиваемся мы при наших самых обыденных человеческих контактах. Попробуйте, например, спросить у прохожего в Брюсселе, как пройти на такую-то улицу; результат ошеломит вас. Мы, жители Бельгии, уже не являемся тем, что принято называть «обществом»; у нас больше не осталось ничего общего, кроме чувства унижения и страха. Знаю, эта тенденция характерна для всех европейских наций; однако в силу различных причин (которые, вероятно, сумеет сформулировать какой-нибудь историк), в Бельгии этот процесс деградации зашел особенно далеко. Еще хочу заверить вас, что ваше поведение с этими девушками из Германии нисколько меня не шокировало. Мы с моей женой в последние два года нашего супружества регулярно посещали клубы для пар с «нонконформистскими» запросами. Она получала от этого удовольствие, я — тоже. И однако, через несколько месяцев, сам не знаю почему, все изменилось к худшему. То, что вначале было веселым праздником, избавлением от запретов, постепенно свелось к тоскливому разврату, холодному, с изрядной долей нарциссизма. Мы не сумели вовремя остановиться. В итоге мы стали попадать в унизительные ситуации, пассивно наблюдая за подвигами сексуальных монстров, в которых сами по возрасту уже не могли участвовать. Наверно, именно это заставило мою жену — существо умное, тонкое, блестяще образованное — обратиться к чудовищному мракобесию ислама. Не знаю, была ли эта катастрофа неотвратимой; но когда я думаю об этом, — а я думаю об этом все последние пять лет, — не вижу, каким образом можно было избежать того, что случилось.
Секс — могучая сила, настолько могучая, что всякая связь между людьми, в которой секс не присутствует, оказывается в чем-то неполноценной. Есть языковой барьер, а есть барьер плоти. Мы оба с вами — мужчины, поэтому контакт между нами мог быть лишь ограниченным, и я прекрасно понимаю, чего вы добивались, устраивая поездку вчетвером, с Пэм и Барбарой; понимаю и благодарен вам за это. Но для меня, увы, уже слишком поздно. Ужас депрессии в том, что она тормозит всякое стремление к сексуальным актам, — единственному спасению от беспросветной тоски, которая терзает человека в этом состоянии. Вы не представляете, чего мне стоило одно решение приехать сюда.
Знаю, то, что вы прочтете дальше, причинит вам боль, вам покажется, будто в происшедшем есть и ваша вина. Но это не так, и я снова повторю: вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы вернуть меня к «нормальной» жизни. Короче говоря, я решил вступить в ряды последователей азраилитской веры. Раньше я уже встречался с их представителями в Бельгии; но я не знал, что крупный центр этого движения находится на Лансароте, и приезд сюда в какой-то мере помог мне сделать решающий шаг. Я знаю, что вступление в «секту» и связанный с этим отказ от привычной формы индивидуальной свободы на Западе всегда воспринимается как тяжелый жизненный крах. Попробую объяснить вам, почему в данном случае такая оценка несправедлива.
Чего мы можем ждать от жизни? По-моему, нельзя не задавать себе этот вопрос. Все религии, каждая по-своему, пытаются на него ответить; а люди неверующие формулируют его в тех же словах.
Азраилитская религия дает свой, совершенно новый ответ на этот вопрос: она предлагает каждому, здесь и сейчас, обрести физическое бессмертие. На практике это делается так: у каждого новообращенного берется образец кожи, который затем сохраняется при очень низкой температуре. Движение поддерживает постоянные контакты с научными центрами, занимающими передовые позиции в области клонирования человека. По мнению авторитетнейших специалистов, конкретная реализация этого проекта — вопрос нескольких лет.
Но Азраил идет дальше, он предлагает людям сделать бессмертными также их мысли и воспоминания — путем перевода памяти на промежуточный носитель, перед тем, как внедрить ее в мозг клона. Правда, это предложение — скорее из области научной фантастики, поскольку в данный момент никто не знает, как технически осуществить подобный замысел.
В любом случае странно, по-моему, называть «сектой» организацию, дающую такие новаторские и прагматичные ответы на вопросы, к которым традиционные религии подходят с гораздо более иррационалистичных и символистских позиций. Самое уязвимое место в учении азраилитов — это, конечно, существование анаким, инопланетян, будто бы создавших жизнь на Земле сотни миллионов лет назад. Но, во-первых, такая гипотеза вполне логична, а во-вторых, мы знаем: для того, чтобы объединиться, людям всегда был нужен некий высший принцип.
Термин «секта» нельзя применить к азраилитам и с финансовой точки зрения. Каждый новый сторонник движения вносит в общину двадцать процентов от своих доходов — ни больше, ни меньше. Разумеется, если он решит покинуть свой дом и поселиться с единоверцами, его взнос может стать более значительным. Именно так решил поступить я. Мой дом потерял для меня всякую ценность; с тех пор, как жена и дочери уехали, это уже не дом. Жить в этом квартале стало опасно, и вдобавок я как полицейский подвергаюсь там постоянным оскорблениям. Я собираюсь продать дом и поселиться в одной из азраилитских общин, расположенных в Бельгии.
Все это может показаться чересчур скоропалительным, и я не стану уверять вас, будто речь идет о зрелом, обдуманном решении, принятом после долгого рассмотрения всех доводов «за» и «против». Но я хочу, чтобы вы поняли: на теперешнем этапе моей жизни мне в любом случае нечего терять.
В заключение этого длинного письма я хотел бы еще поблагодарить вас за терпение и человечность и пожелать в будущем всего самого лучшего вам и вашей семье.
С любовью
Руди
глава 9
Я отложил письмо, совершенно подавленный. Значит, они заставят его продать дом, а деньги отнимут. Всю жизнь человек экономил, влезал в долги, чтобы жить в собственном доме — и вот чем это кончилось Хотя, с другой стороны, они могли быть и честными. Вот что хуже всего с этими сектами: пока не разразится скандал, нельзя ничего знать наверняка.
Я вкратце пересказал письмо Пэм и Барбаре. Мы единодушно решили никуда сегодня не ездить. Я пошел в агентство и аннулировал заказ на машину, а остаток дня провел у бессейна вместе с девушками. Пэм дочитала роман Мари Деплешен, он ей не особенно понравился. Я посоветовал почитать книгу Эмманюэля Каррера «Противник»; правда, у меня она была, конечно же, по-французски, но я готов был растолковать ей трудные места. Сам я был не в состоянии читать; я разлегся в шезлонге и смотрел на проносившиеся по небу облака. В голове я ощущал пустоту, да так оно было и лучше.
Вечером мы легли втроем, обнявшись, в большую постель, но между нами ничего не произошло. Просто нам хотелось защитить друг друга, словно нам угрожала какая-то зловещая невидимая сила, орудовавшая на этом острове. С другой стороны, Азраил, возможно, был настоящим провидцем, вполне вероятно, что его идеи действительно способны помочь людям. Одно не вызывало сомнений: то, что случилось с Руди, могло случиться с каждым из нас; теперь никто не в безопасности. Никакое положение в обществе, никакая привязанность не могли отныне считаться прочными. Мы жили во времена, когда что угодно могло неожиданно возникнуть среди нас и что угодно могло исчезнуть без следа.
На следующее утро Пэм и Барбара проводили меня в аэропорт. Мы больше не возвращались к разговору о ребенке, которого хотела бы родить Барбара; но, когда мы прощались у арки металлодетектора, мне показалось, что она сжимает меня в объятиях с особенной теплотой. Пэм махнула мне рукой, и я свернул в коридор, через который пассажиры проходили на посадку.
Когда самолет взлетал, я в последний раз взглянул на бесчисленные вулканы: в свете зари они казались темно-красными. Что было в этом зрелище — утешение или угроза? Я не знал ответа; но в любом случае оно означало способность возродиться, начать все сначала. Возрождение через огонь, подумал я; самолет набирал высоту. Затем он проделал вертикальный разворот в сторону океана.
В Париже было холодно, все кругом выглядело обыденно противным. Стоит ли зря тратить силы? Все мы знаем, что такое жизнь и к чему она приводит. Мне надо было снова привыкать к зиме, которой не было конца, и к двадцатому веку, который тоже никак не хотел закончиться. В глубине души я понимал Руди. Он был не прав в одном: можно, очень даже можно жить, ничего не ожидая от жизни; чаще всего именно так и живут. Люди сидят дома и радуются, что телефон не звонит; а когда он звонит, не берут трубку, и сообщение записывается на автоответчик. Если нет новостей — это хорошая новость. Так думает большинство людей; да и я тоже.
Но даже когда от жизни нечего ждать, она все еще чревата опасностью. Я заметил, что в квартале, где я живу, становится все больше наркоторговцев. Я решил, уже в который раз, переехать и выбрал жилье поблизости от Национального Собрания; знакомым я говорил, что мне надо перебраться поближе к работе, но на самом деле я хотел жить в районе, где кругом полно полицейских. Мне совершенно не улыбалось, чтобы в меня всадил нож какой-нибудь псих, которому не хватает на дозу.
Прошло несколько месяцев. За это время я не раз получал открытки от Пэм и Барбары и отвечал на них; но встретиться нам так и не довелось. Иногда я вырезал из газет заметки об азраилитской церкви. Но это бывало достаточно редко: секта неохотно рассказывала о себе. Наиболее значительная статья появилась в журнале «Нувель обсерватер» 23 марта; на фотографии были изображены двенадцать мужчин в белых одеяниях с вышитой звездой. В центре стоял Филипп Лебёф, он же Азраил. Члены секты с гордостью демонстрировали маленький, наивно-трогательный макет из полистирола — будущий «городок для приема инопланетян». Руди в этой группе не было. Над проектом шла успешная работа, сообщалось в статье; местные власти в Лансароте дали согласие на строительство, которое должно начаться в ближайшие месяцы.
Восемнадцатого июня 2000 года в Монреале состоялась публичная дискуссия: целью ее организаторов было поддержать идею клонирования человека. Впервые встретившиеся на одной площадке пророк Азраил и американский ученый-генетик Ричард Сид объявили о создании общей структуры, свободной от какой-либо религиозной зависимости (доктор Сид, по его словам, был и остается христианином и последователем методистской церкви). Выяснилось, что некая группа инвесторов, созданная в рамках «Вэлиент венчур лимитед корпорейшн», уже собрала несколько миллионов долларов на строительство будущей лаборатории. Участник дискуссии, писатель Морис Ж.Дантек, с большим энтузиазмом рассказал о ней в одной провинциальной газете; по его словам, это было первое заметное выступление интеллектуалов в защиту клонирования человека. По этому поводу в газете «Либерасьон», в разделе «Отклики», разгорелся оживленный спор, который был прерван начавшимися школьными каникулами.
глава 10
Скандал разразился в декабре, за несколько дней до Рождества. В Бельгии была раскрыта еще одна банда педофилов; и на сей раз в деле фигурировали адепты азраилитской церкви. Педофилы, таинственная секта, предпраздничные дни: все, что нужно для создания грандиозной шумихи в средствах массовой информации. Первой выступила «Франс-суар», опубликовавшая на первой полосе, без фотографий, длинный список имен, от Айши (11 лет) до Уильяма (9 лет). Огромный, во всю ширину страницы, желтый заголовок гласил: «Их дрессировали для секса». «Детектив», желая охарактеризовать все аспекты дела одной фразой, дал следующий: «Оргии с участием детей у охотников за инопланетянами». Следствие проходило в брюссельском Дворце правосудия; радио — и телекомпании, успевшие освоиться в этом городе еще во время процесса Дютру, направили туда самых дошлых корреспондентов.
Вскоре выяснилось, что большинство азраилитов, как семейных, так и одиноких, чрезвычайно легко вступали в сексуальные связи и что в брюссельской резиденции секты регулярно происходили оргии, в которых участвовало порой до ста человек.
1 2 3 4 5 6 7
Дорогой месье!
Прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что в эти дни вы обращались со мной как с человеком. Для вас, вероятно, это совершенно естественно; а для меня — отнюдь нет. Вы, очевидно, не представляете, что значит быть полицейским; вам не приходит в голову, что мы — замкнутое сообщество со своими законами, к которому остальные люди относятся с недоверием и презрением. А еще вы не представляете, каково быть бельгийцем. Вам невдомек, с каким насилием — скрытым или явным, — с какой подозрительностью и страхом сталкиваемся мы при наших самых обыденных человеческих контактах. Попробуйте, например, спросить у прохожего в Брюсселе, как пройти на такую-то улицу; результат ошеломит вас. Мы, жители Бельгии, уже не являемся тем, что принято называть «обществом»; у нас больше не осталось ничего общего, кроме чувства унижения и страха. Знаю, эта тенденция характерна для всех европейских наций; однако в силу различных причин (которые, вероятно, сумеет сформулировать какой-нибудь историк), в Бельгии этот процесс деградации зашел особенно далеко. Еще хочу заверить вас, что ваше поведение с этими девушками из Германии нисколько меня не шокировало. Мы с моей женой в последние два года нашего супружества регулярно посещали клубы для пар с «нонконформистскими» запросами. Она получала от этого удовольствие, я — тоже. И однако, через несколько месяцев, сам не знаю почему, все изменилось к худшему. То, что вначале было веселым праздником, избавлением от запретов, постепенно свелось к тоскливому разврату, холодному, с изрядной долей нарциссизма. Мы не сумели вовремя остановиться. В итоге мы стали попадать в унизительные ситуации, пассивно наблюдая за подвигами сексуальных монстров, в которых сами по возрасту уже не могли участвовать. Наверно, именно это заставило мою жену — существо умное, тонкое, блестяще образованное — обратиться к чудовищному мракобесию ислама. Не знаю, была ли эта катастрофа неотвратимой; но когда я думаю об этом, — а я думаю об этом все последние пять лет, — не вижу, каким образом можно было избежать того, что случилось.
Секс — могучая сила, настолько могучая, что всякая связь между людьми, в которой секс не присутствует, оказывается в чем-то неполноценной. Есть языковой барьер, а есть барьер плоти. Мы оба с вами — мужчины, поэтому контакт между нами мог быть лишь ограниченным, и я прекрасно понимаю, чего вы добивались, устраивая поездку вчетвером, с Пэм и Барбарой; понимаю и благодарен вам за это. Но для меня, увы, уже слишком поздно. Ужас депрессии в том, что она тормозит всякое стремление к сексуальным актам, — единственному спасению от беспросветной тоски, которая терзает человека в этом состоянии. Вы не представляете, чего мне стоило одно решение приехать сюда.
Знаю, то, что вы прочтете дальше, причинит вам боль, вам покажется, будто в происшедшем есть и ваша вина. Но это не так, и я снова повторю: вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы вернуть меня к «нормальной» жизни. Короче говоря, я решил вступить в ряды последователей азраилитской веры. Раньше я уже встречался с их представителями в Бельгии; но я не знал, что крупный центр этого движения находится на Лансароте, и приезд сюда в какой-то мере помог мне сделать решающий шаг. Я знаю, что вступление в «секту» и связанный с этим отказ от привычной формы индивидуальной свободы на Западе всегда воспринимается как тяжелый жизненный крах. Попробую объяснить вам, почему в данном случае такая оценка несправедлива.
Чего мы можем ждать от жизни? По-моему, нельзя не задавать себе этот вопрос. Все религии, каждая по-своему, пытаются на него ответить; а люди неверующие формулируют его в тех же словах.
Азраилитская религия дает свой, совершенно новый ответ на этот вопрос: она предлагает каждому, здесь и сейчас, обрести физическое бессмертие. На практике это делается так: у каждого новообращенного берется образец кожи, который затем сохраняется при очень низкой температуре. Движение поддерживает постоянные контакты с научными центрами, занимающими передовые позиции в области клонирования человека. По мнению авторитетнейших специалистов, конкретная реализация этого проекта — вопрос нескольких лет.
Но Азраил идет дальше, он предлагает людям сделать бессмертными также их мысли и воспоминания — путем перевода памяти на промежуточный носитель, перед тем, как внедрить ее в мозг клона. Правда, это предложение — скорее из области научной фантастики, поскольку в данный момент никто не знает, как технически осуществить подобный замысел.
В любом случае странно, по-моему, называть «сектой» организацию, дающую такие новаторские и прагматичные ответы на вопросы, к которым традиционные религии подходят с гораздо более иррационалистичных и символистских позиций. Самое уязвимое место в учении азраилитов — это, конечно, существование анаким, инопланетян, будто бы создавших жизнь на Земле сотни миллионов лет назад. Но, во-первых, такая гипотеза вполне логична, а во-вторых, мы знаем: для того, чтобы объединиться, людям всегда был нужен некий высший принцип.
Термин «секта» нельзя применить к азраилитам и с финансовой точки зрения. Каждый новый сторонник движения вносит в общину двадцать процентов от своих доходов — ни больше, ни меньше. Разумеется, если он решит покинуть свой дом и поселиться с единоверцами, его взнос может стать более значительным. Именно так решил поступить я. Мой дом потерял для меня всякую ценность; с тех пор, как жена и дочери уехали, это уже не дом. Жить в этом квартале стало опасно, и вдобавок я как полицейский подвергаюсь там постоянным оскорблениям. Я собираюсь продать дом и поселиться в одной из азраилитских общин, расположенных в Бельгии.
Все это может показаться чересчур скоропалительным, и я не стану уверять вас, будто речь идет о зрелом, обдуманном решении, принятом после долгого рассмотрения всех доводов «за» и «против». Но я хочу, чтобы вы поняли: на теперешнем этапе моей жизни мне в любом случае нечего терять.
В заключение этого длинного письма я хотел бы еще поблагодарить вас за терпение и человечность и пожелать в будущем всего самого лучшего вам и вашей семье.
С любовью
Руди
глава 9
Я отложил письмо, совершенно подавленный. Значит, они заставят его продать дом, а деньги отнимут. Всю жизнь человек экономил, влезал в долги, чтобы жить в собственном доме — и вот чем это кончилось Хотя, с другой стороны, они могли быть и честными. Вот что хуже всего с этими сектами: пока не разразится скандал, нельзя ничего знать наверняка.
Я вкратце пересказал письмо Пэм и Барбаре. Мы единодушно решили никуда сегодня не ездить. Я пошел в агентство и аннулировал заказ на машину, а остаток дня провел у бессейна вместе с девушками. Пэм дочитала роман Мари Деплешен, он ей не особенно понравился. Я посоветовал почитать книгу Эмманюэля Каррера «Противник»; правда, у меня она была, конечно же, по-французски, но я готов был растолковать ей трудные места. Сам я был не в состоянии читать; я разлегся в шезлонге и смотрел на проносившиеся по небу облака. В голове я ощущал пустоту, да так оно было и лучше.
Вечером мы легли втроем, обнявшись, в большую постель, но между нами ничего не произошло. Просто нам хотелось защитить друг друга, словно нам угрожала какая-то зловещая невидимая сила, орудовавшая на этом острове. С другой стороны, Азраил, возможно, был настоящим провидцем, вполне вероятно, что его идеи действительно способны помочь людям. Одно не вызывало сомнений: то, что случилось с Руди, могло случиться с каждым из нас; теперь никто не в безопасности. Никакое положение в обществе, никакая привязанность не могли отныне считаться прочными. Мы жили во времена, когда что угодно могло неожиданно возникнуть среди нас и что угодно могло исчезнуть без следа.
На следующее утро Пэм и Барбара проводили меня в аэропорт. Мы больше не возвращались к разговору о ребенке, которого хотела бы родить Барбара; но, когда мы прощались у арки металлодетектора, мне показалось, что она сжимает меня в объятиях с особенной теплотой. Пэм махнула мне рукой, и я свернул в коридор, через который пассажиры проходили на посадку.
Когда самолет взлетал, я в последний раз взглянул на бесчисленные вулканы: в свете зари они казались темно-красными. Что было в этом зрелище — утешение или угроза? Я не знал ответа; но в любом случае оно означало способность возродиться, начать все сначала. Возрождение через огонь, подумал я; самолет набирал высоту. Затем он проделал вертикальный разворот в сторону океана.
В Париже было холодно, все кругом выглядело обыденно противным. Стоит ли зря тратить силы? Все мы знаем, что такое жизнь и к чему она приводит. Мне надо было снова привыкать к зиме, которой не было конца, и к двадцатому веку, который тоже никак не хотел закончиться. В глубине души я понимал Руди. Он был не прав в одном: можно, очень даже можно жить, ничего не ожидая от жизни; чаще всего именно так и живут. Люди сидят дома и радуются, что телефон не звонит; а когда он звонит, не берут трубку, и сообщение записывается на автоответчик. Если нет новостей — это хорошая новость. Так думает большинство людей; да и я тоже.
Но даже когда от жизни нечего ждать, она все еще чревата опасностью. Я заметил, что в квартале, где я живу, становится все больше наркоторговцев. Я решил, уже в который раз, переехать и выбрал жилье поблизости от Национального Собрания; знакомым я говорил, что мне надо перебраться поближе к работе, но на самом деле я хотел жить в районе, где кругом полно полицейских. Мне совершенно не улыбалось, чтобы в меня всадил нож какой-нибудь псих, которому не хватает на дозу.
Прошло несколько месяцев. За это время я не раз получал открытки от Пэм и Барбары и отвечал на них; но встретиться нам так и не довелось. Иногда я вырезал из газет заметки об азраилитской церкви. Но это бывало достаточно редко: секта неохотно рассказывала о себе. Наиболее значительная статья появилась в журнале «Нувель обсерватер» 23 марта; на фотографии были изображены двенадцать мужчин в белых одеяниях с вышитой звездой. В центре стоял Филипп Лебёф, он же Азраил. Члены секты с гордостью демонстрировали маленький, наивно-трогательный макет из полистирола — будущий «городок для приема инопланетян». Руди в этой группе не было. Над проектом шла успешная работа, сообщалось в статье; местные власти в Лансароте дали согласие на строительство, которое должно начаться в ближайшие месяцы.
Восемнадцатого июня 2000 года в Монреале состоялась публичная дискуссия: целью ее организаторов было поддержать идею клонирования человека. Впервые встретившиеся на одной площадке пророк Азраил и американский ученый-генетик Ричард Сид объявили о создании общей структуры, свободной от какой-либо религиозной зависимости (доктор Сид, по его словам, был и остается христианином и последователем методистской церкви). Выяснилось, что некая группа инвесторов, созданная в рамках «Вэлиент венчур лимитед корпорейшн», уже собрала несколько миллионов долларов на строительство будущей лаборатории. Участник дискуссии, писатель Морис Ж.Дантек, с большим энтузиазмом рассказал о ней в одной провинциальной газете; по его словам, это было первое заметное выступление интеллектуалов в защиту клонирования человека. По этому поводу в газете «Либерасьон», в разделе «Отклики», разгорелся оживленный спор, который был прерван начавшимися школьными каникулами.
глава 10
Скандал разразился в декабре, за несколько дней до Рождества. В Бельгии была раскрыта еще одна банда педофилов; и на сей раз в деле фигурировали адепты азраилитской церкви. Педофилы, таинственная секта, предпраздничные дни: все, что нужно для создания грандиозной шумихи в средствах массовой информации. Первой выступила «Франс-суар», опубликовавшая на первой полосе, без фотографий, длинный список имен, от Айши (11 лет) до Уильяма (9 лет). Огромный, во всю ширину страницы, желтый заголовок гласил: «Их дрессировали для секса». «Детектив», желая охарактеризовать все аспекты дела одной фразой, дал следующий: «Оргии с участием детей у охотников за инопланетянами». Следствие проходило в брюссельском Дворце правосудия; радио — и телекомпании, успевшие освоиться в этом городе еще во время процесса Дютру, направили туда самых дошлых корреспондентов.
Вскоре выяснилось, что большинство азраилитов, как семейных, так и одиноких, чрезвычайно легко вступали в сексуальные связи и что в брюссельской резиденции секты регулярно происходили оргии, в которых участвовало порой до ста человек.
1 2 3 4 5 6 7