Житов. Да, Николай Сергеевич у вас удивительный человек.
Инна Александровна Коля-то! Сколько я перевидала людей, а такой души еще не встречала. Вот говорила я – чужое дело, сразу видно, что эгоистка… а Коля: если увидит он, что лев разоряет муравьиную кучу, так он один с голыми руками на льва пойдет. Вот он какой! Что-то там делается! Что-то делается!.
Житов. Если бы мне не так хотелось в Австралию…
Поллак. (входит) . У вас не найдется, уважаемая Инна Александровна, чашки черного кофе?
Инна Александровна Как же не найдется? Найдется!
Минна! (Идет.)
Житов. Ну, как дела, коллега?
Поллак. Хорошо. А вы что же ничего не делаете?
Житов. Погода… Какая тут работа! Да и события такие…
Поллак. А не русская лень?
Житов. Может быть, и лень. Кто знает?
Поллак. Нехорошо, дорогой товарищ. Лунц, вы произвели вычисления, которые поручил вам Сергей Николаевич?
Лунц (резко) . Нет.
Поллак. Напрасно.
Лунц Напрасно, не напрасно, это вас не касается. Вы такой же ассистент, как и я, и не имеете права делать мне замечания. Да.
Поллак. (отворачивается, пожимая плечами) . Скажите, Житов, чтобы кофе мне подали туда.
Житов. Ладно. А над чем сейчас работает Сергей Николаевич? Я как-то отошел от дела за это время.
Поллак. О, у него такая работа! Я сам могу много работать, но я удивляюсь настойчивости Сергея Николаевича, силе его мозга. Трение, это возмутительное трение, отсутствует в нем, как в наших инструментах. И работает он с правильностью часового механизма: я убежден, что в его вычислениях за тридцать лет нельзя найти ни одной ошибки.
Лунц (прислушиваясь) . Он не только работник, он-талант.
Поллак. Совершенно верно. У него числа и цифры-живые и движутся, как солдаты.
Лунц . Вы все сводите к дисциплине. Какая юнкерская поэзия!
Поллак. Без дисциплины нет победы, дорогой Лунц.
Житов. Верно!
Лунц . Я о нем думаю лучше, чем вы. Я думаю, что он видит вечность, видит, как мы вот эти стены. Да!
Поллак. Я не возражаю. У вас нет сведений, кончилась эта революция или нет?
Житов. Какие тут сведения! Слышите, что на дворе делается?
Поллак. Я упустил это обстоятельство из виду.
Петя. По последним газетам…
Поллак. Нет, нет. Вы мне скажите, когда все это кончится. Я не хочу входить в подробности.
Инна Александровна (входит) . Нет никого. Выходила сама посмотреть – пустыня.
Поллак. Так я попрошу вас, уважаемая Инна Александровна, дать мне кофе туда.
Инна Александровна Хорошо, хорошо, работайте. Сейчас работа – это прямо счастье.
Поллак уходит во вторую комнату.
Петя. А я думаю, что бывают минуты, когда работать над чем-нибудь нечестно.
Инна Александровна. Петя, Петя!
Петя. Я не могу! Отчего вы не пускаете меня туда? Я тут с ума схожу, в этой дыре!
Инна Александровна . Петечка, голубчик, ведь тебе восемнадцати лет еще нету.
Петя. Николай в девятнадцать лет в тюрьме уже сидел!
Инна Александровна. Ну что же тут хорошего?
Петя. Он работал!
Инна Александровна Ах, господи, ну поговори с отцом…
как он скажет, так и будет.
Петя. Он говорит: ступай.
Житов. За чем же дело стало?
Петя. Я не знаю, я не могу. Там такая великая борьба, а я… Я не могу, я не могу! (Уходит.)
Лунц Петя опять нервничает. Вы, Инна Александровна, занялись бы им. (Идет вслед за Петей.)
Инна Александровна Ну что же я поделаю? Боже мой, боже мой!
Житов. Ничего, пройдет.
Инна Александровна Нежный он такой, совсем как девочка… ну куда ему! И что с ним в эти дни сделалось! А тут еще этот Лунц: нужно бы успокоить, а он…
Житов. Ну, у Лунца у самого, того и гляди, истерика сделается.
Инна Александровна . Вижу уж. Спасибо вы, Василий Васильевич, еще спокойны, а то хоть ложись в гроб да помирай.
Житов. Ну, я-то что. Я всегда спокоен, у меня уж характер такой.
Иной раз и рад бы поволноваться, да не выходит.
Инна Александровна. Хороший характер.
Житов. Не знаю. Удобный, конечно, характер. Жаль вот только, что газет нету: люблю почитать, как люди там волнуются.
Инна Александровна А вы знаете, что у Лунца четыре года назад, когда он тут, за границей, еще студентом был, родителей убили?
Во время еврейского погрома…
Житов. Знаю, слыхал.
Инна Александровна Он сам об этом никогда не говорит, не выносит. Несчастный молодой человек… я иногда на него без слез смотреть не могу. Опять стучит?
Житов. Нет.
Инна Александровна В третьем году в такую погоду разносчик к нам попал. Чуть живой. А оттаял – сейчас же торговать начал.
Житов. Вот и я разносчиком в Австралию пойду.
Инна Александровна. Да ведь вы английского не знаете.
Житов. Немного знаю. В Калифорнии научился.
Инна Александровна Ну, а я все-таки газеты почитаю. Ни о чем другом думать не могу. И вы бы почитали что-нибудь, Василий Васильевич.
Житов. Не хочется. Я у камина посижу.
Инна Александровна надевает очки и разбирает газеты; Ж и т о в садится у камина. Поллак работает. Вьюга, колокол.
Инна Александровна Что-то мой Сергей Николаевич? Я уж его два дня не видала: и пьет и ест там. И входить не велел.
Житов. М-да.
Пауза.
Инна Александровна (читает) . Какие ужасы! Что это такое пулеметы, Василий Васильевич?
Житов. Это такая пушка особенная.
Пауза. Минна приносит Поллак у кофе.
Инна Александровна Взяла бы я сама пулемет, да их бы…
Житов. М-да. Штука серьезная.
Пауза.
Инна Александровна Как воет! Читать нельзя. А мне вас жалко будет, Василий Васильевич, если вы в Австралию уедете. Не ездите, а?
Житов. Невозможно. Непоседливый я человек. Мне бы, Инна Александровна, хотелось всю землю кругом ощупать – какая она. Из Австралии я в Индию поеду, я еще тигров на свободе не видал.
Инна Александровна. А зачем они вам понадобились?
Житов. Не знаю. Я, Инна Александровна, смотреть люблю. Как все это вообще. У нас в деревне бугор был, так я, мальчишкой еще, по целым дням сидел, смотрел все. Я и астрономией-то занялся, чтобы смотреть, а вычислять не люблю: не все ли равно, двадцать миллионов миль или тридцать. И разговаривать я тоже не люблю.
Инна Александровна. Ну-ну, не буду. Смотрите себе.
Пауза. Вьюга. Колокол.
Житов. (не оборачиваясь) . А вы и в Канаду с Сергеем Николаевичем поедете? На затмение?
Инна Александровна А? В Канаду? Поеду. Как же он без меня?
Житов. Тяжело будет. Далеко.
Инна Александровна. Пустяки. Только бы тут все обошлось. Господи, господи, подумать страшно!
Молчание. Вьюга. Колокол.
Василий Васильевич!
Житов. Что?
Инна Александровна. Вы слышите?
Житов. Нет.
Инна Александровна. Опять что-то показалось.
Пауза.
Василий Васильевич, вы слышите?
Житов. Ну?
Инна Александровна. Выстрел был.
Житов. Откуда тут выстрел? Просто – галлюцинация слуха.
Инна Александровна. А я так ясно слышала.
Пауза. Далекий выстрел.
Житов. Эге! Стреляют!
Инна Александровна (бежит) . Минна, Минна! Франц!
Житов медленно поднимается. Второй выстрел, ближе. Быстро проходят П е т я и Лунц .
Петя. Что это?
Лунц . Не знаю. Идем!
Житов. слушает у окна. Поллак поворачивает голову, смотрит на пустую комнату и снова работает. Где-то хлопает дверь; собачий лай.
Инна Александровна (входит) . Послала людей с Вулканом.
Вероятно, кто-нибудь заблудился.
Житов. А колокол?
Инна Александровна Ветер оттуда. Вы слышали, как ясны выстрелы?
Поллак (входит) . Я ничем не могу быть полезен?
Инна Александровна Пока нет. Нужно приготовить горячего.
Хлопает снова дверь. Слышен говор. В сопровождении всех входят закутанные и запорошенные снегом Анна и Трейч и вносят Верховцева.
(На пороге.) Что это? Анна?
Анна (снимая платок) . Мама, поскорее чего-нибудь горячего. Мы чуть живы. Я боюсь, что Валентин отморозил себе что-нибудь. Скорее! (В полуобморочном состоянии падает на стул.)
Инна Александровна (быстро подходит к принесенному) .
Валентин! Что такое?
Трейч. Он ранен.
Верховцев (слабо) . Не… беспокойтесь, теща, неважно…
ноги…
Инна Александровна. А это кто?
Трейч. Друг.
Инна Александровна (осматривается с диким ужасом вокруг) . А Коля?
Пауза. Петя. со слезами бросается к Инне Александровне.
Петя. Мамочка, мамочка! Это ничего, ты не пугайся, это ничего.
Инна Александровна (слегка отстраняя его, более спокойно) .
А Коля где?
Анна (приходя в себя и начиная хлопотать около раненого) . Ах, мама! Да ничего особенного, он в тюрьме.
Лунц . Значит? Постойте, погодите, я ничего не понимаю. Значит?
Инна Александровна. В тюрьме! В какой тюрьме?
Анна . Ну, господи, как этого не понять. Мы бежали, вот и все… и хотим укрыться здесь.
Поллак. Революция кончилась?
Лунц . Но я не понимаю. Неужели?.
Трейч. Да. Мы разбиты.
Пауза.
Анна . Мама, да распорядись же относительно горячего! Воды, коньяку… Вата у вас есть?
Инна Александровна Сейчас все будет. Минна! (Идет.) В тюрьме!.
Житов. А нужно бы позвать Сергея Николаевича.
Инна Александровна. Я пошлю за ним.
Поллак. Расскажите, пожалуйста, как это случилось… господин…
Трейч. Трейч.
Верховцев (слабо) . Без Трейча… я бы подох. Анна, да не суетись ты так, я чувствую себя… великолепно.
Анна . Как мы дошли, я не понимаю! Это такой ужас. Мы сегодня с восьми часов в горах. Целый день. Нас чуть не схватили на границе.
Лунц . Я не могу поверить…
Петя. Валя, что у тебя? Тебе больно?
Верховцев. Ноги ободраны… осколком и… голова… немного.
Вздор.
Лунц . В вас посылали бомбы?
Верховцев Буржуа… защищался… недурно.
Анна . Валентин, тебе нельзя говорить. Какой это был ужас, какой это был ужас! Бомбы рвали на клочки, убитых тысячи – десятки тысяч. У ратуши я видела гору трупов.
Инна Александровна (подходит) . А Коля? Расскажите мне про Колю.
Анна. В сущности, неизвестно, где он.
Инна Александровна. Что? Ты же сказала…
Петя. И Маруси нет! Вы что-то скрываете. А вот вы говорили, Лунц…
Лунц . Петя, Петя! Да разве я думал! Я не могу поверить…
Анна. Очень нужно скрывать.
Трейч. Успокойтесь, госпожа Терновская. Я убежден, что Николай жив.
Анна. Вон Трейч расскажет. Он был рядом с Колей на баррикаде.
Трейч. В последний момент, когда баррикада была почти в руках войск, Николая ранили. Он стоял рядом со мной, и я видел, как он упал.
Инна Александровна Господи! Опасно? Может быть, убит?
Да говорите же!
Трейч. Не думаю, чтобы опасно.
Франц (входит) . Господин профессор приказали сказать, что сейчас придут.
Анна. Конечно, чего торопиться!
Инна Александровна. Ну-ну! Да говорите же!
Трейч. Кажется, пулевая или картечная рана в плечо. Вначале он был в сознании, но потом впал в беспамятство. Я донес его до переулка, но здесь встретился отряд драгун. Долго я бороться не мог, тем более что я подвергал его опасности расстрела; и я оставил тело им, а сам вернулся к нашим.
Теперь, вероятно, он в тюрьме.
Инна Александровна (плачет) . Колюшка, Колюшка! А мы-то сидим и ничего не знаем. Чуяло мое сердце, чуяло. Ну, не опасно он, скажите? А?
Трейч. Не думаю.
Петя. А Маруся? Отчего вы ничего не скажете про Марусю? Она убита?
Анна. Да нет! Валя, хочешь воды с коньяком?
Трейч. Мы видели ее на одну минуту. Она осталась, чтобы разыскать товарища Николая!
Инна Александровна Ах, Маруська! Молодец, ей-богу! Так и надо, так и надо. Вот скажите, какая девушка! Как вас, – Трейч… хотите коньяку? На вас лица нет. Выпейте, голубчик. Я бы вас поцеловала, да знаю, что ваш брат этого не любит.
Трейч. Сочту за особенную честь.
Целуются.
Инна Александровна Ах ты, Маруська, Маруська! И этот тоже… Минна! (Выходит.)
Лунц (почти в безумии) . Значит, напрасно?
Поллак. По-видимому.
Лунц Значит, напрасно вся эта кровь, эти тысячи жертв, эта беспримерная борьба, эта… эта… Проклятье! Зачем я был здесь? Зачем я не лег там, с моими братьями?
Верховцев . Как же… вы хотите, чтобы… буржуа… сразу отдал… свое владычество над землей? Буржуа… не дурак. И лечь еще успеете.
Трейч. Борьба не кончена.
Поллак. Вы рабочий, господин Трейч?
Трейч. Рабочий. Кстати: я не сказал госпоже Терновской, так как не хотел тревожить ее напрасно, что Николай, может быть, расстрелян.
Петя. Расстрелян!
Трейч. Уже по дороге сюда я слыхал, что они расстреливают всех пленных без суда… и раненых также.
Петя. (вздрагивает и закрывает лицо руками) . Какой ужас!
Лунц Звери! Они всегда питались человеческой кровью. Они сыты ею по горло.
Верховцев Да… они никогда не были… вегета… рианцами.
Лунц . Как можете вы шутить.
Анна. Валя, ведь тебе же нельзя говорить.
Верховцев Это ободранные… ноги приводят меня в такое…
настроение. Я замолчу, Анна, я устал. Мне только… интересно взглянуть…
на физиономию звездочета.
Трейч. Тише.
Входит Инна Александровна .
Они борются, и мы, конечно, не можем предписывать им правил борьбы.
Житов. А вот и Сергей Николаевич.
Наверху лестницы показывается Сергей Николаевич и на ходу бросает.
Сергей Николаевич. Что это? Где Николай?
Инна Александровна Не пугайся, отец. Он ранен, в тюрьме.
Сергей Николаевич. (останавливаясь, сверху) . Разве там еще убивают? Разве там еще есть тюрьмы?
Верховцев (злобно) . С неба… свалился.
Занавес
Действие второе
Весеннее ясное утро в горах;
1 2 3 4 5 6 7 8