Но, может быть, и
первое рождение прошло не вполне благополучно?
Вернемся к фактам, ведь они - воздух науки.
На этот раз обратимся снова к американскому материалу, отраженному в
недавно вышедшей книге Билла Шула "Бессмертные животные - наши питомцы и их
жизнь после жизни". Отметим сначала, что заглавие книги явно перекликается
с названием книги Р.Моуди. Речь же в ней идет о призраках домашних
животных, которые спасали своих хозяев.
Робин Деланд вел машину глухой ночью по горной дороге, где вряд ли можно
разминуться двум автомобилям, разве что на предусмотренных на этот случай
площадках. Впереди, в луче света от фар, возникла собака. Машина почти
догнала ее, Робин тормознул и по его спине пробежали мурашки. Он узнал
собаку, это был его колли Джефф, умерший полгода назад.
Угадает ли читатель, что сделал Робин? Он вышел из машины и стал звать
свою собаку, которой полгода не было в живых. Но Джефф даже не обернулся,
он шел впереди, к повороту, такому крутому, что за ним ничего не было видно
с этого места. Обвал - вот что увидел Робин. Глыба сорвалась со склона и
перегородила полотно. В движении ее ни за что не заметить вовремя! Но где
Джефф, спасший ему жизнь? Робин оглянулся. Призрак его собаки исчез.
Штат Колорадо. Вечер. Гроза. Фрэнк Талберт спит в своей постели, спит так
крепко, что никакая гроза с громом и молнией его не разбудит! И все же ему
пришлось проснуться. Совсем рядом с его домом оглушительно залаяла собака.
Это был нервный, призывный лай. Он сбросил одеяло, оделся, потому что лай
повторился. На этот раз собака рычала у самой двери. Фрэнк открыл дверь и
увидел пса. Рыжий сеттер с белым пятном на груди медленно удалялся от дома,
он словно звал за сооой Фрэнка. Тот последовал за собакой. Прошла минута.
Сверкнуло в небе. Грохот! Небо раскололось над самой головой. Фрэнк замер,
оглянулся. Его спальня уже занялась огнем. Молния угодила в его дом...
Нужно ехать к соседу, решил Фрэнк. Прошло еще несколько минут. Он
рассказывал соседу эту странную историю и, конечно же, не забыл упомянуть,
как собака, спасшая ему жизнь, внезапно исчезла, точно сквозь землю
провалилась.
- Пес очень похож на моего Сэнди, судя по твоему описанию, - сказал сосед
задумчиво.
- Я обязан ему жизнью! - воскликнул Фрэнк. - Где твой сеттер?
- Сэнди... видишь ли, Сэнди мой умер два месяца назад, - прошептал сосед.
А теперь я выношу на суд современного читателя три истории, записанные в
нашем отечестве и опубликованные в прошлом веке.
Вот первая из них, опубликованная в журнале "Ребус".
"Самым лучшим гульбищем в летнее время служит для жителей г.Симбирска так
называемая Киндяковская роща, находящаяся в трех верстах от города, по
Саратовскому тракту. В этой роще в самой глуши деревьев красуется и доныне,
хотя и крайне попорченная непогодами и годами, каменная массивная беседка в
виде довольно большого (вроде языческого) храма с колоннами и с каменными
урнами на четырех столбах вокруг круглого купола. С этою беседкою соединено
у старожилов города много легендарных рассказов, и многие кладоискатели,
полагая, что под беседкою сокрыт клад, нередко подрывались под фундамент
или портили каменный пол. Но вот истинный рассказ, слышанный от старого
владельца села Киндяковки, умершего в шестидесятых годах столетним
стариком, Льва Васильевича Киндякова. Вышеупомянутая беседка, по его
словам, сооружена еще в середине прошлого, XVIII, столетия над прахом одной
родственницы семейства Киндяковых, лютеранского вероисповедания, и сам
Киндяков, служивший при императоре Павле Петровиче, не помнит времени этой
постройки. Вот что случилось с ним самим в 1835 году. Однажды собрались в
доме у г.Киндякова в селе Киндяковке в летнее время гости и играли в карты.
Часу в первом пополуночи вошел в комнату лакей и доложил Льву Васильевичу,
что какая-то старая дама вошла из сада через террасу в лакейскую и
неотступно требует о себе доложить, имея важное дело. Г.'Киндяков встал
из-за стола, вышел в прихожую и действительно увидел высокого роста бледную
старушку, одетую в старомодный костюм. На вопрос о том, что ей угодно в
такое позднее время и кто она, старушка ответила:
- Я - Эмилия, родственница твоя, схороненная в саду под беседкой. Сегодня
в одиннадцать часов двое грабителей сняли с меня золотой крест и золотое
обручальное кольцо и потревожили прах мой.
С этими словами старушка быстро пошла в отворенные двери террасы и
скрылась в саду. Г.Киндяков, сроду ничего не боявшийся, счел все это
явление за продукт расстроенного картежною игрою воображения, велел подать
себе умыться холодной воды и как ни в чем не бывало возвратился к гостям
метать банк. Но каково же было его удивление, когда на другой день, в
десять часов утра, явились к нему караульщики сада и доложили, что пол в
беседке выломан и какой-то скелет выброшен из полусгнившего гроба на землю.
Тут поневоле пришлось уже верить, и г.Киндяков, предварительно
удостоверясь, что и лакей в прошлую ночь видел то же видение и слышал ясно
(от слова до слова) все произнесенное привидением, немедленно обратился к
бывшему в то время в Симбирске полицмейстеру, полковнику Орловскому. Тот
энергически принялся за розыски, и действительно обнаружено было, что два
симбирских мещанина ограбили труп и заложили золотые крест и кольцо в одном
из кабаков; главною же целью их было отыскание клада. Этот же рассказ
слышал лично от г.Киндякова симбирский помещик Сергей Николаевич Нейков,
доктор Евланов и многие другие.
Из числа подобных фактов факт этот замечателен тем, что привидение не
только явилось, но и отчетливо говорило, что редко встречается, и что,
наконец, посмертный призрак явился отнюдь не ранее, как лет через сто после
смерти. К этому мы можем присовокупить, что г.Киндяков был старик, в высшей
степени правдивый и не верящий ни во что сверхъестественное, и пользовался
до самой смерти прекрасным здоровьем".
Вот вторая история, опубликованная в "Вестнике Европы" (имени своего
рассказчик не сообщил).
"Осенью 1796 года тяжкая болезнь родителя вызвала отца моего в Туринск,
он поспешил к нему вместе со своею супругою, нежно им любимою, и почти со
всеми детьми, и имел горестное утешение лично отдать отцу последний долг;
но через несколько дней (26 октября) на возвратном пути из Сибири скончался
от желчной горячки в Ирбите, где и погребен у соборной церкви.
Супружеский союз моих родителей был примерный; они жили, как говорится,
душа в душу. Мать моя, и без того огорченная недавнею потерею, лишившись
теперь неожиданно нежно любимого супруга, оставшись с восемью малолетними
детьми, из которых старшему было 13 лет, а младшему только один год, впала
в совершенное отчаяние, слегла в постель, не принимая никакой пищи, и
только изредка просила пить. Жены ирбитских чиновников, видя ее в таком
положении, учредили между собою дежурство и не оставляли ее ни днем, ни
ночью. Так проходило тринадцать уже дней, как в последний из них, ^коло
полуночи, одна из дежурных барынь, сидевши на постланной для нее на полу
перине и вязавшая чулок (другая спала подле нее), приказала горничной
запереть все двери, начиная с передней, и ложиться спать в комнате перед
спальнею, прямо против незатворенных дверей, для того, чтобы в случае
надобности можно было ее позвать скорее. Горничная исполнила приказание:
затворила и защелкнула все двери; но только что, постлав на полу постель
свою; хотела прикрыться одеялом, как звук отворившейся двери в третьей
комнате остановил ее; опершись на локоть, она стала прислушиваться. Через
несколько минут такой же звук раздался во второй комнате и при ночной
тишине достиг до слуха барыни, сидевшей на полу в спальне; она оставила
чулок и тоже стала внимательно прислушиваться. Наконец щелкнула и последняя
дверь, ведущая в комнату, где находилась горничная... И что же? Входит
недавно умерший отец мой, медленно шаркая ногами, с поникшею головою и
стонами, в том же халате и туфлях, в которых скончался. Дежурная барыня,
услышав знакомые ей шаги и стоны, потому что находилась при отце моем в
последние два дня его болезни, поспешила, не подымаясь с пола, достать и
задернуть откинутый для воздуха полог кровати моей матери, которая не спала
и лежала лицом к двери, но, объятая ужасом, не могла успеть в том. Между
тем он вошел с теми же болезненными стонами, с тою же поникшею головою,
бледный как полотно, и, не обращая ни на кого внимания, сел на стул,
стоявший подле двери, в ногах кровати. Мать моя, не заслоненная пологом, в
ту же минуту его увидела, но от радости забыв совершенно, что он скончался,
воображая его только больным, с живостью спросила: "Что тебе надобно, друг
мой?" - и спустила уже ноги, чтобы идти к нему, как неожиданный ответ его;
"Подай мне лучше нож!" - ответ, совершенно противный известному образу его
мыслей, его высокому религиозному чувству, остановил ее и привел в
смущение. Видение встало и, по-прежнему, не взглянув ни на кого, медленными
шагами удалилось тем же путем. Пришла в себя от охватившего всех оцепенения
дежурившая барыня, разбудила свою подругу и вместе с нею и горничною пошли
осматривать двери: все они оказались отворенными!
Событие непостижимое, необъяснимое, а для людей, сомневающихся во всем
сверхъестественном, и невероятное; но ведь оно подтверждается
свидетельством трех лиц! Если б видение представилось только одной матери
моей, пожалуй, можно бы назвать его следствием расстроенного воображения
женщины больной и огорченной, которой все помышления сосредоточены были на
понесенной ею потере. Здесь, напротив, являются еще две сторонние женщины,
не имеющие подобного настроения, находившиеся в двух разных комнатах, но
видившие и слышавшие одно и то же. Смиримся перед явлениями духовного мира,
пока недоступными исследованиям ума человеческого и, по-видимому,
совершенно противными законами природы, нам известным".
А вот и третья история - снова из "Ребуса"...
"Нижеследующий рассказ относится ко времени первого замужества моей
покойной жены (сообщает А.Аксаков) и был написан ею по моей просьбе в 1872
году; воспроизвожу его здесь дословно по рукописи...
Это было в мае 1855 года. Мне было девятнадцать лет. Я не имела тогда
никакого понятия о спиритизме, даже этого слова никогда не слыхала.
Воспитанная в правилах греческой православной церкви, я не знала никаких
предрассудков и никогда не была склонна к мистицизму или мечтательности. Мы
жили тогда в городе Романове-Борисглебске Ярославской губернии. Золовка
моя, теперь вдова по второму браку, полковница Варвара Тихоновна, а в то
время бывшая замужем за доктором А.Ф.Зенгиреевым, жила с мужем своим в
городе Раненбурге Рязанской губернии, где он служил. По случаю весеннего
половодья всякая корреспонденция была сильно затруднена, и мы долгое время
не получали писем от золовки моей, что, однако ж, нимало не тревожило нас,
так как было отнесено к вышеозначенной причине.
Вечером с 12-го на 13-е число мая я помолилась Богу, простилась с
девочкой своей (ей было тогда около полугода от роду, и кроватка ее стояла
в моей комнате, в четырехаршинном расстоянии от моей кровати, так что я
ночью могла видеть ее), легла в постель и стала читать какую-то книгу.
Читая, я слышала, как стенные часы в зале пробили двенадцать часов. Я
положила книгу на стоявший около меня ночной шкафчик и, опершись на левый
локоть, приподнялась несколько, чтобы потушить свечу. В эту минуту я ясно
услыхала, как отворилась дверь из прихожей в залу и кто-то мужскими шагами
взошел в нее; это было до такой степени ясно и отчетливо, что я пожалела,
что успела погасить свечу, уверенная в том, что вошедший был не кто иной,
как камердинер моего мужа, идущий, вероятно, доложить ему, что прислали за
ним от какого-нибудь больного, как случалось весьма часто по занимаемой им
тогда должности уездного врача; меня несколько удивило только то
обстоятельство, что шел именно камердинер, а не моя горничная девушка,
которой это было поручено в подобных случаях. Таким образом, облокотившись,
я слушала приближение шагов - не скорых, а медленных, к удивлению, - и
когда они, наконец, уже были слышны в гостиной, находившейся рядом с моей
спальней, с постоянно отворенными в нее на ночь дверями, и не
останавливались, я окликнула: "Николай (имя камердинера), что нужно?"
Ответа не последовало, а шаги продолжали приближаться и уже были совершенно
близко от меня, за стеклянными ширмами,стоявшими за моей кроватью; тут же
в каком-то странном смущении я откинулась навзничь на подушки.
Перед моими глазами приходился стоявший в переднем углу комнаты образной
киот с горящей перед ним лампадой всегда умышленно ярко, чтобы света этого
было достаточно для кормилицы, когда ей приходилось кормить и пеленать
ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10