- Ты чего тут делаешь? - удивляется пенсионер и стучит пальцем по
лбу.
- Семен Данилыч! Постойте тут... - Чухонцев убегает на кухню,
приносит карандаш о бумагой и начинает писать объяснение.
- Ты, Димка, тронутый, - говорит в это время Семен Данилович. - Я за
тобой давно наблюдаю, с детства. Все хлопцы как хлопцы, а ты кто? Что ты
здесь под дверью стихи читаешь? Вот Вовка - он столяр. Понятно. Вот Семка
- он в магазине. Понятно. А ты кто? Пушкинист? Нет, ты мне объясни: чем ты
в жизни занимаешься?
Чухонцев сует ему под нос записку. Семен Данилыч ищет очки и говорит,
что забыл их дома.
- Что здесь? Стихи?
- Стихи, стихи, - подтверждает Дмитрий Николаевич. - Очки у вас на
лбу.
"Семен Данилыч! - читает Семен Данилыч. - В квартире Вовки
Спиридонова сидит грабитель и все слышит. Я его отвлекаю и не могу отойти.
Немедленно позвоните в милицию".
- Вот так стихи! - изумляется Семен Данилыч и отправляется вниз.
Дмитрий Николаевич глядит ему вслед. Старик, конечно, бойкий, но к
телефону доберется минут через пятнадцать. Чем бы этого грабителя занять?
За дверью шорох...
Думай скорее, пушкинист!
Стихи!
И Дмитрий Николаевич прямо на лестничной площадке под дверью начинает
читать стихи о Прекрасной Даме:

Вхожу я в темные храмы,
Свершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцании красных лампад...

За дверью тишина. Пусть, пусть послушает Блока.

В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей...

Дрожу от скрипа дверей. Это по теме.

А в лицо мне глядит, озаренный
Только образ, лишь сон о ней.

Слушай, пушкинист, а если твой друг детства Вовка Спиридонов в
отсутствие Анюты привел в квартиру Прекрасную Даму и ждет не дождется
конца работы, чтобы домой поскорей?
Ты помнишь чудное мгновенье, пушкинист?
Мысль о Прекрасной Даме в Вовкиной квартире представляется Дмитрию
Николаевичу настолько изящной, что он сразу начинает в нее верить. Может,
кто и не знает Вовку Спиридонова, в он знает. Это очень возможно. Это
возможно скорее, чем Раскольников с топором. Прекрасная Дама за дверью
чувствует себя на крючке, потому что сейчас приедет милиция.
Пожалуйста, пусть уходит, кто ей не дает?
Ты ей не даешь.
Такие мысли посещают Дмитрия Николаевича в последние минуты до
приезда опергруппы. Тот, кто за дверью, наверно, тоже чувствует
приближение милиции. Кто бы он ни был - Прекрасной Дамой или Квартирным
Грабителем - ему пора удирать.
Замок поворачивается до отказа, и дверь осторожно начинает
приоткрываться. Дмитрий Николаевич замирает, готовый на любое откровение.
Вот уже в щели за дверью в Вовкином коридоре что-то мелькает, но внизу
раздается топот многочисленных ног, дверь испуганно захлопывается, и перед
Дмитрием Николаевичем на лестничной площадке вырастают трое озабоченных
широкоплечих ребят в штатском.
- В чем дело? Почему лифт не работает? - запыхавшись, спрашивает один
из них.
- А он у нас только вечером, - объясняет Чухонцев.
- Хорошо, с лифтом выяснили, - нетерпеливо вмешивается второй. - А
кто милицию вызывал?
- Там кто-то есть, - Чухонцев указывает на дверь.
- Мало ли кто там может быть? Вы кто такой?
- Сосед....
Внешний вид Дмитрия Николаевича производит впечатление на
сотрудников. Усы и бородка вызывают у них положительные ассоциации. Такой
сосед врать не будет. За дверью в самом деле что-то не так.
В квартиру звонят.
Из квартиры не отвечают.
Что ж, удальцы, долго не думая, начинают действовать, как учили. Они
свое дело знают. Они просят Дмитрия Николаевича очистить пространство, и
третий из них, самый молчаливый и шкафообразный, внутренне
перекрестившись, бочком-бочком кидается на дверь.
Вот это специалист!
Конечно, Дмитрий Николаевич понимал, что, возможно, придется
взламывать дубовую дверь (эту дверь, похожую на средневековые ворота,
любовно сработал Вовка Спиридонов на своей мебельной фабрике), но не
представлял, что с одного удара эти ворота можно выдрать вместе с косяком
из дверного проема и, разворотив стену, рухнуть в клубах пыли в Вовкин
коридор.
Пока Дмитрий Николаевич соображает что к чему, сотрудники милиции
врываются в квартиру и начинают вытаскивать из под двери не кого-нибудь,
не какого-то там задрипанного люмпен-интеллигента, а здоровенного верзилу,
одновременно выкручивая ему руку и отбирая топор. Верзила, пожалуй, не
оказывает сопротивления, сознавая, что взят с поличным, к тому же он
немного оглушен свалившимися на него дубовой дверью и шкафообразным
сотрудником, который отполз к вешалке и тихо охает, держась за плечо.
Верзила не сопротивляется, но его рука никак не поддается выкручиванию и
не выпускает топор. Он даже не осознает, что его "скручивают", и с
ненавистью глядит на Дмитрия Николаевича.
А Дмитрий Николаевич наконец-то осознает, какой смертельной опасности
подвергался на лестничной площадке.
- А! С топором! - кричит Дмитрий Николаевич, окончательно теряя
интеллигентный облик кандидата филологических наук, и становится похожим
на взъерошенного и удачливого первобытного охотника. Он пляшет в коридоре,
помогая скрутить верзилу, и мешает оперативникам работать.
- Ну, гад, это ты вызвал ментов? Я тебя на краю света найду, -
обещает ему верзила.
В ответ Дмитрий Николаевич размахивается и въезжает кулаком в хорошо
выбритую физиономию грабителя. (Чухонцев сейчас первобытный охотник,
только это оправдывает его). Оперативники одобрительно сопят, они и сами
возбуждены, но - служба; строго говорят Дмитрию Николаевичу: "Что вы
делаете, гражданин?" - и тащат грабителя в комнату.
- Иди, иди! - хрипло советует Дмитрий Николаевич. - Иди, а то еще
получишь!
Ух, вернется с работы Вовка... Слов нет! Где эта старая кляча,
которая обозвала Дмитрия Николаевича "пушкинистом"? Пушкинисты тоже
способны на кое-что! Грабителя выследил! Хрен вам, вот что значит
пушкинист!
- Сядьте, свидетель! - прикрикивает на него шкафообразный таран. - От
вас уже голова болит!
Он ко всему еще и свидетель! Ну, Вовка! Ставь бутылку!
Грабителя в это время обыскивают. Он стоит, морда, и смотрит
исключительно на Дмитрия Николаевича, запоминает портрет. Ишь
Раскольников!
Начинают составлять протокол и опись. Шкафообразный сотрудник,
морщась, держится за плечо и диктует. Похоже, он в опергруппе главный и
всю тяжелую работу берет на себя - даже вышибание дверей.
- Первое... Топор. Кухонный, острый, для рубки мяса. Второе... в
левом боковом кармане девятьсот пятьдесят рублей полусотенными купюрами.
- Вовкины деньги! - встревает Дмитрий Николаевич. - Он крупные купюры
откладывает. На машину.
- Помолчите, свидетель. Третье... связка ключей разных типов.
Четвертое... пачка папирос "Беломорканал". Пятое... золотое кольцо с
камешком...
- Покажите... - опять вскакивает Дмитрий Николаевич. - Анькино
кольцо! С изумрудом! Узнаю, она хвасталась. Вовкиной жены!
- Шестое... удостоверение судового механика Черноморского пароходства
на имя Сигизмунда Григорьевича Королькова. Фотография не похожа.
Удостоверение вроде не поддельное... где взяли удостоверение, задержанный?
- Взял уж, - отмахивается верзила. - В карты выиграл. Давай,
начальник, вели в участок. Все ясно, нечего тут....
- А мне спешить некуда. Настоящее имя?
- Иван Петрович Сидоров.
- Ваньку валяешь, значит? Ладно, проверим. Профессия?
- Какая там профессия... Рецидивист, - чистосердечие признается
верзила.
Последнее слово действует на Дмитрия Николаевича специфически...
Незалеченный гастрит дает о себе знать. Он извиняется и спешит в Вовкин
совмещенный санузел. Щелкает выключателем, тянет дверь на себя и...
И...
И вот теперь можно писать статью о русском символизме.
В Вовкином санузле на краешке ванны сидит Прекрасная Дама.
Несомненно, это и есть та самая Прекрасная Дама, которую описал Блок.
Платье, правда, не белое, но шейка лебединая. Высока, стройна, воздушна,
глаза скрыты под темными очками с приклеенной итальянской лайбой, но
отдельные детали лица прекрасны - губки, ушки и все такое.
- Извините, - лепечет Дмитрий Николаевич.
- Ты что, козел, издеваешься? - с ненавистью шепчет Прекрасная
Незнакомка, снимает очки и пронзает Дмитрия Николаевича лазурным взглядом.
И пропал Дмитрий Николаевич Чухонцев, русский символист и мечтатель -
тут жизнь ключом, перестройка, квартиры грабят, а он весь в каких-то
литературных символах! Надо же... глаза синие, как у блоковской
незнакомки. Конечно, Дмитрий Николаевич не такой дурак, чтобы не понимать,
что эта распрекрасная Дама работает с верзилой на пару, и что она такая же
рецидивистка, только тот в бегах, а эта выпущена по амнистии к
Международному женскому дню 8 Марта (одно не исключает другого, в свое
время Сонька Золотая Ручка тоже, наверное, была Прекрасной Дамой), он все
понимает, но гражданская нетерпимость Дмитрия Николаевича к темному
элементу вступает в непримиримое противоречие с его поэтической натурой:
одно дело с легкой душой скрутить верзилу с топором, а совсем другое -
отдать в руки правосудия Прекрасную Незнакомку.
Он спасет ее, решает Дмитрий Николаевич. Решено: Дмитрий Николаевич
спасет Прекрасную Рецидивистку. Пропал, ох, пропал кандидат филологических
наук!
- Я вас спасу! - горячо шепчет Дмитрий Николаевич.
В ответ Прекрасная Незнакомка начинает беззвучно плакать:
- Уведите меня отсюда!
Дмитрий Николаевич осторожно выглядывает в коридор. Слева лежит
рухнувшая дверь, справа в комнате продолжается допрос. Коридор
простреливается, незаметно проскочить невозможно.
"Может быть, Сонька здесь пересидит? - раздумывает Дмитрий
Николаевич. - Почему "Сонька"? Пусть будет Сонька. Нет, ее надо увести
отсюда. Думай, доцент, думай..."
Наконец появляется дерзкая мысль. Дмитрий Николаевич едва успевает
нашептать на ушко Незнакомке план спасения, а его уже вызывают:
- Свидетель, скоро вы там? Подпишите протокол.
- Иду! - страждущим голосом отвечает Дмитрий Николаевич и спускает
воду.
Артист!
Он входит в комнату, закрывает своим телом вид на коридор и
склоняется над протоколом. Тут же в коридоре раздается стук каблучков и
дрожащий Сонькин голос спрашивает:
- Дмитрий Николаевич, вы здесь?
Шкафообразный сотрудник вскакивает, отстраняет Чухонцева и выходит в
коридор.
- Как вы здесь оказались, дивчина? - подозрительно спрашивает он
Соньку.
- Вошла в дверь, - пугливо отвечает та.
- Это ко мне, товарищи, - объясняет Дмитрий Николаевич.
Шкафообразный сотрудник вводит Соньку в комнату. Верзила с
равнодушным видом начинает выдергивать папироску из конфискованного
"Беломора". Появление этой дамы в ограбляемой им квартире верзилу никак не
касается. Если спросят, то он эту шалаву впервые видит. А если есть
сомнения, то первым делом надо было не руки крутить и лясы точить, а
обыскать квартиру на предмет обнаружения других посторонних лиц. Как и
положено. "Так что ты, начальник, совершил методологическую ошибку", -
всем своим видом говорит верзила.
- Я не видел, как вы вошли, - подозрительно говорит шкафообразный
начальник. Он уже сам понимает, что совершил ошибку и ее уже невозможно
исправить. - Кто вы такая? У вас документы есть?
- Что вы, товарищи, в самом деле... - возмущается Дмитрий Николаевич.
- Это моя студентка. Она пришла сдать зачет по русской литературе конца
девятнадцатого века. На каком основании вы ее подозреваете?
Еще не ясно, убедила ли та защитная речь сотрудника милиции, но
Сонька уже на всякий случай собирается плакать. Верзила-рецидивист никак
не может найти спички и отправляется за спичками на кухню. Ему, видите ли,
надо прикурить. Его силой усаживают. Пока верзила таким образом отвлекает
внимание от сообщницы, Дмитрий Николаевич, не читая, подписывает протокол,
зачем-то кланяется и выходит из комнаты, пропуская вперед Соньку и ожидая
приказа поворотить назад.
Проходят коридор.
Выбираются сквозь разлом на лестничную площадку.
Дмитрий Николаевич открывает дверь, пропускает рецидивистку в свою
квартиру, но здесь не выдерживает и оглядывается. Шкафообразный сотрудник
задумчиво наблюдает за ним.
Дмитрий Николаевич поспешно проходит в свою прихожую, закрывает дверь
на два с половиной оборота и навешивает дверную цепочку.
1 2 3