мы обеспечим такую секретность, по сравнению с которой стандартная пентагоновская государственной важности покажется дырявой, словно дуршлаг.
– Не выйдет. Вот ты вспомнил, как обвинял меня в отсутствии здравого смысла. Так призови на помощь свой, если за годы, что ты носишь погоны, от него что-нибудь осталось. Представь себе, что ты – инопланетянин и хочешь оставить на Земле инструкцию, которую через двадцать миллионов лет смогут прочесть будущие люди. – Бейтс кивнул на парящий над столом цилиндрик. – Как вы поступите, сэр?
Адмирал надул щеки и с шумом выдохнул.
– Э-э, выбью на чем-нибудь вечном и неизменном – на скале, к примеру, или на стальной пластине. Хотя нет, золотая или стеклянная подошла бы лучше. Но двадцать миллионов лет…
Профессор поощрительно покивал.
– Кажется, до тебя начинает доходить. Значит, не все потеряно. Двадцать миллионов – не двадцать сотен. На Земле нет артефактов даже вдвое моложе. Любая надпись стерлась бы меньше, чем за миллион лет. Оставишь ли ты ее на поверхности, зароешь ли глубоко в грунт – эрозия или коррозия уничтожат информацию. Думай, адмирал. Двадцать миллионов.
– Невозможно. Так долго ни одно послание не сохранится.
– Верно. Я ждал от тебя этого вывода. Через двадцать миллионов лет оно будет как минимум искажено до неузнаваемости.
– Но это на Земле. Может быть, если его оставить на Луне, где нет атмосферы и влаги…
– О, прекрасная идея; признаться, я уж не надеялся. Однако Луну бомбардируют астероиды; пришлось бы позаботиться о защите. Есть способ получше – здесь, на Земле. Способ, позволяющий сохранить информацию в течение сотен – да, да, сотен миллионов лет при ничтожной вероятности утраты. И при желании мы и сами можем освоить этот способ.
Джейкобсен рыкнул с досады.
– Ладно, Пучеглазый, ты всегда считал себя умнее всех. Допустим, я не вижу такой возможности. Поделись же со мной, если ты ее видишь. А для начала разрешаю сообщить, почему до нее додумался ты, а не кто-то другой.
– Потому что от меня несет обезьяньим и медвежьим дерьмом. Как ты помнишь, я не физик, но не сказал тебе, кто же я. Так вот, я биолог. Молекулярный биолог. А в молекулярной биологии сейчас одна из самых актуальных тем – это исследование молекулы ДНК. Ты имеешь представление о ДНК?
– Никакого, и не уверен, что хочу иметь.
– А напрасно. Тебе следовало бы следить за бюджетным финансированием научных исследований. Молекула ДНК – носитель наследственной информации, причем информация в ней дублирована и потому практически не искажается, за исключением крайне редких случаев мутаций в момент деления клеток. Министерства энергетики и здравоохранения получили на составление карты человеческой ДНК по миллиарду долларов каждое.
– По миллиарду?! – Наконец-то Джейкобсен услышал нечто доступное его пониманию. – Да-а, не мелочь.
– Даже по масштабам министерства обороны.
– А не смахивает ли эта программа на очередное научное очковтирательство? В НАСА было пруд пруди разных скандальных историй…
– Нет-нет, она и впрямь очень важна. ДНК отвечает за строение, функционирование, внешний облик каждого организма – словом, за все, вплоть до мельчайших деталей. Досконально изучив твои ДНК, я узнаю, что ты из себя представляешь как биологическое существо. На первый взгляд может показаться, что это легко. Молекулу ДНК образуют две полимерные нити, сцепленные между собой и закрученные в спираль. Эта форма называется двойной спиралью. Концы двойной спирали могут быть как свободны, так и сшиты между собой – тогда спираль еще и замкнутая. На более тонком уровне обе нити представляют собой цепочки, состоящие всего из четырех типов звеньев-нуклеотидов. Отличия звеньев обусловлены разными азотистыми основаниями, к которым пришлепаны остатки сахара дезоксирибозы и фосфорной кислоты. В ДНК это аденин, гуанин, цитозин и тимин. Первые два относятся к пуринам, остальные к пиримидинам.
– По-английски, варвар! Что за нецензурщина, так твою растак?
– Прости, Толстяк, я и забыл, что ты невежда. Достаточно запомнить лишь начальные буквы Т, А, Г, Ц. Теперь представь себе нитку, на которую нанизаны бусины, помеченные этими буквами, могут следовать в любом порядке, но на самом деле они парные, потому что на вторую нить нанизываются уже не как попало, а Т напротив А и Г напротив Ц или наоборот. Тем самым по одной последовательности можно восстановить другую, что и происходит при делении. Так что полная карта всех ДНК данного организма, называемая также его геномом, есть длинный текст, записанный четырьмя буквами. Он дает полное описание индивида, и у каждого он свой. Вся разница между тобой и капустой – в порядке следования звеньев, ну, и конечно, в длине цепочек. У нас с тобой или у двух цыплят отличий гораздо меньше, но с точки зрения биохимии цыпленок и москит – почти одно и то же. Цель программы «Геном человека» – записать всю обобщенную последовательность человеческих ДНК. Беда в том, что любой, даже не слишком сложный, геном – это цепочка из миллиардов звеньев, и составить его карту – адова работа.
– И чертовски бесполезная, я бы добавил. Кому нужна эта карта?
– Всем. Имея полное описание здоровых ДНК, врачи смогут выявлять все виды наследственных заболеваний. Об этом было известно еще тридцать лет назад. Но техника составления карты, то есть точное определение порядка следования бусин Т, А, Г и Ц на генетическом ожерелье, появилась сравнительно недавно, лет десять назад, если не меньше. ДНК режут на куски специфическими ферментами рестриктазами и изучают под электронным микроскопом с применением методов кристаллографии. Как раз такой работой я и занимаюсь и кой-чего достиг на своем поприще. Министерство энергетики выделило мне грант – миллион долларов – на разрешение одной частной проблемы, которую можно назвать проблемой балласта. Дело в том, что в хромосомной ДНК полно участков, назначение которых неизвестно. Гены – эти фразы текста ДНК – кодируют информацию о том, как клетке синтезировать белок или иной продукт, необходимый организму. Но далеко не все участки ДНК используются для этой цели. Оказывается, к процессу производства имеют отношение лишь десять процентов всех генов, и между «рабочими» участками вкраплено большое количество спейсеров и интронов. Никто не знает, зачем они нужны, а ведь это девять десятых всей информации, заключенной в ДНК! Если бы эти участки образовались случайно, то вряд ли сохранились бы в процессе эволюции. Облегчив министерскую казну, я исследовал эти никчемные, на первый взгляд, участки в надежде выяснить их назначение.
Видимо, популярная лекция измотала профессора. Он расслабленно замер в кресле, потом потянулся к пепельнице за сигарой, но, выудив ее, использовал лишь в качестве указки – ткнул ею в белый цилиндр.
– Вот оно, их назначение, висит перед тобой. По крайней мере частичное решение проблемы я получил. Интроны, эти кусочки ДНК, казавшиеся нам ненужным хламом, на деле оказались вживленным в нее посланием. Вся моя заслуга – в том, что я обнаружил его и расшифровал.
Джейкобсен изумленно, словно в первый раз увидел, уставился на свою мясистую пятерню.
– Ты хочешь сказать, что схема твоей модели упрятана в эту чертову двойную спираль? Она даже во мне? Космическая транспортная система?
– Совершенно верно. Инструкция записана в клетки твоей руки и во все остальные в виде звеньев цепочки ДНК, не нужных для синтеза протеинов. Она многократно продублирована на случай искажения части текста вследствие мутаций. Неужели тебя не восхищает красота идеи? По-моему, это гениально – использовать непревзойденную способность ДНК из поколения в поколение копировать саму себя с ничтожной вероятностью ошибки. Быть может, через сотню-другую миллионов лет накопится столько искажений, что текст утратит смысл, но не за двадцать миллионов. Вообрази, это же почти вечность; нет ничего надежнее! Приятели-инопланетяне, решив оставить нам лестницу к звездам, могли не беспокоиться о ее жаро-морозо-пыле-влаго-времене-устойчивости – она наверняка сохранилась бы до появления существ, достаточно сметливых, чтобы прочесть ее и применить. Одновременно этот способ связи гарантирует прием послания лишь теми расами разумных, которые достигли определенного уровня. Тому, кто не дорос, прочесть послание не удастся. Анализ нуклеотидной цепочки требует высокой технологии научных исследований – необходимы электронные приборы и компьютеры, численные методы и растровые туннельные микроскопы, иначе ничего не выйдет.
– И такая цепочка есть в каждой клетке? Длиной в десять миллионов знаков?
– В каждой клетке каждого человека в каждой стране. – Бейтс, оживившись, снова сел на своего конька. – Информация в ДНК упакована очень плотно. Полное описание человеческого организма заключено всего в нескольких триллионных долях грамма вещества. А что такое по сравнению с организмом какая-нибудь техническая игрушка? Безделица. Теперь ты понял, почему я настаивал на невозможности держать все в тайне? В своей области науки я знаю за границей человек пятьдесят, идущих в том же направлении, так что, если нравится, играй в свою секретность, но, хоть в лепешку расшибись, они дадут тебе не больше одного-двух лет. А потом кто-нибудь догадается, расшифрует текст-изображение независимо от нас и все равно получит свою лестницу к звездам, созданию которой ты грозился посвятить всего себя.
Джейкобсен резко откинулся на спинку кресла и громко засопел.
– Чтоб ты провалился, Пучеглазый! – прорычал он. – Врываешься, сулишь помощь, заманиваешь действующей моделью, а затем с невинным видом суешь дулю под нос. Да если каждая недоразвитая страна получит доступ в небо, то это не помощь, а медвежья услуга.
– Как посмотреть. Если ты почитаешь своим долгом, просиживая здесь штаны, закупоривать необъятным задом выход в космос всем непричисленным к героическим ВМС, тогда не обессудь. Твоя задача станет не просто тяжелой – невыполнимой. И это прекрасно. Я не собираюсь потворствовать дурным амбициям. Если же ты, как заявлял когда-то, видишь ее в создании кораблей, которые будут по карману всем желающим и дадут нам шанс узнать звезды, то решение пришло к тебе на блюдечке. Вернее, его преподнесли пришельцы, записавшие информацию в ДНК, а я сыграл роль посыльного. – Бейтс отключил первый режим и положил модель на стол. – Пошевели мозгами, Толстяк. Я дарю тебе планеты, а может, и звезды впридачу. Агентство в любом случае получает фору в несколько лет. А повезет – ты вскоре сможешь сам побывать наверху.
Рука Джейкобсена, невольно потянувшаяся к белому цилиндрику, застыла на полпути.
– Я сам?! Я?
– Нет, римский папа. – Бейтс с интересом наблюдал смену выражений адмиральского лица. – Вот-вот, вижу, что проняло, слава тебе, Господи. Дурачь себя сколько влезет, будто хотел возглавить НАСА из карьеристских соображений. Я-то помню Толстяка Джейка; в Академии он частенько заводился – а мы, развесив уши, слушали – на тему освоения космоса во благо человечества, доказывал его необходимость, неизбежность и свою бесповоротную решимость в нем участвовать. Простого доступа, о котором мы толкуем, для этого мало. Но доступ дает ключ. Ключ у нас в руках. И теперь ты можешь лично слетать куда пожелаешь. Это для «шаттлов» ты староват и грузен, а нашей будущей штуковине возраст и габариты пассажира безразличны. Смекаешь? Твоя мечта осуществится.
– Черт… – Джейкобсен уже по-хозяйски поглаживал цилиндрик, зажатый в кулаке. – Ей-Богу, полечу. Только, знаешь, меня пугает мысль о встрече с теми чужаками. Они опередили нас на двадцать миллионов лет. Как мы найдем общий язык? И все-таки ты прав: если будет малейшая возможность попасть на корабль, я попаду на него; меня ничто не остановит. – Он перевел штырек во второе положение и проводил модель взглядом к потолку. – И еще вот что любопытно – любопытнее даже, чем сама эта безделица. Откуда им было известно, что люди смогут ее изготовить? Вроде бы они знали, что появятся разумные существа, появится техника и прочее. Но в те времена людей не было и в помине, верно?
– Конечно. Были только примитивные обезьяны. – Бейтс блаженно ухмыльнулся. – Нет, пришельцы, оставляя приглашение, не знали, кто придет на рандеву… Как ты думаешь, откуда я взял, что они прилетали именно двадцать миллионов лет назад?
Адмирал покачал головой. Модель плавно опустилась ему на ладонь.
– Да оттуда, что мы были не единственными кандидатами, – сам же и ответил профессор. – Я упоминал, что экспериментирую с клетками животных, а не только человека, и обнаружил тот же текст в цепочках ДНК тех видов, которые происходят от общих с нами предков, живших двадцать миллионов лет назад. Ветви людей, шимпанзе, горилл, орангутангов и гиббонов отделились от общего ствола в разное время, но у всех в генах есть кодированные интроны. По всей вероятности, информацию вживили в нашего общего предка лишь один раз – это можно сделать, например, внедрив в зародышевую клетку специальный вирус, – а стало быть, знаменательное событие имело место не позже двадцати миллионов лет назад.
1 2 3 4
– Не выйдет. Вот ты вспомнил, как обвинял меня в отсутствии здравого смысла. Так призови на помощь свой, если за годы, что ты носишь погоны, от него что-нибудь осталось. Представь себе, что ты – инопланетянин и хочешь оставить на Земле инструкцию, которую через двадцать миллионов лет смогут прочесть будущие люди. – Бейтс кивнул на парящий над столом цилиндрик. – Как вы поступите, сэр?
Адмирал надул щеки и с шумом выдохнул.
– Э-э, выбью на чем-нибудь вечном и неизменном – на скале, к примеру, или на стальной пластине. Хотя нет, золотая или стеклянная подошла бы лучше. Но двадцать миллионов лет…
Профессор поощрительно покивал.
– Кажется, до тебя начинает доходить. Значит, не все потеряно. Двадцать миллионов – не двадцать сотен. На Земле нет артефактов даже вдвое моложе. Любая надпись стерлась бы меньше, чем за миллион лет. Оставишь ли ты ее на поверхности, зароешь ли глубоко в грунт – эрозия или коррозия уничтожат информацию. Думай, адмирал. Двадцать миллионов.
– Невозможно. Так долго ни одно послание не сохранится.
– Верно. Я ждал от тебя этого вывода. Через двадцать миллионов лет оно будет как минимум искажено до неузнаваемости.
– Но это на Земле. Может быть, если его оставить на Луне, где нет атмосферы и влаги…
– О, прекрасная идея; признаться, я уж не надеялся. Однако Луну бомбардируют астероиды; пришлось бы позаботиться о защите. Есть способ получше – здесь, на Земле. Способ, позволяющий сохранить информацию в течение сотен – да, да, сотен миллионов лет при ничтожной вероятности утраты. И при желании мы и сами можем освоить этот способ.
Джейкобсен рыкнул с досады.
– Ладно, Пучеглазый, ты всегда считал себя умнее всех. Допустим, я не вижу такой возможности. Поделись же со мной, если ты ее видишь. А для начала разрешаю сообщить, почему до нее додумался ты, а не кто-то другой.
– Потому что от меня несет обезьяньим и медвежьим дерьмом. Как ты помнишь, я не физик, но не сказал тебе, кто же я. Так вот, я биолог. Молекулярный биолог. А в молекулярной биологии сейчас одна из самых актуальных тем – это исследование молекулы ДНК. Ты имеешь представление о ДНК?
– Никакого, и не уверен, что хочу иметь.
– А напрасно. Тебе следовало бы следить за бюджетным финансированием научных исследований. Молекула ДНК – носитель наследственной информации, причем информация в ней дублирована и потому практически не искажается, за исключением крайне редких случаев мутаций в момент деления клеток. Министерства энергетики и здравоохранения получили на составление карты человеческой ДНК по миллиарду долларов каждое.
– По миллиарду?! – Наконец-то Джейкобсен услышал нечто доступное его пониманию. – Да-а, не мелочь.
– Даже по масштабам министерства обороны.
– А не смахивает ли эта программа на очередное научное очковтирательство? В НАСА было пруд пруди разных скандальных историй…
– Нет-нет, она и впрямь очень важна. ДНК отвечает за строение, функционирование, внешний облик каждого организма – словом, за все, вплоть до мельчайших деталей. Досконально изучив твои ДНК, я узнаю, что ты из себя представляешь как биологическое существо. На первый взгляд может показаться, что это легко. Молекулу ДНК образуют две полимерные нити, сцепленные между собой и закрученные в спираль. Эта форма называется двойной спиралью. Концы двойной спирали могут быть как свободны, так и сшиты между собой – тогда спираль еще и замкнутая. На более тонком уровне обе нити представляют собой цепочки, состоящие всего из четырех типов звеньев-нуклеотидов. Отличия звеньев обусловлены разными азотистыми основаниями, к которым пришлепаны остатки сахара дезоксирибозы и фосфорной кислоты. В ДНК это аденин, гуанин, цитозин и тимин. Первые два относятся к пуринам, остальные к пиримидинам.
– По-английски, варвар! Что за нецензурщина, так твою растак?
– Прости, Толстяк, я и забыл, что ты невежда. Достаточно запомнить лишь начальные буквы Т, А, Г, Ц. Теперь представь себе нитку, на которую нанизаны бусины, помеченные этими буквами, могут следовать в любом порядке, но на самом деле они парные, потому что на вторую нить нанизываются уже не как попало, а Т напротив А и Г напротив Ц или наоборот. Тем самым по одной последовательности можно восстановить другую, что и происходит при делении. Так что полная карта всех ДНК данного организма, называемая также его геномом, есть длинный текст, записанный четырьмя буквами. Он дает полное описание индивида, и у каждого он свой. Вся разница между тобой и капустой – в порядке следования звеньев, ну, и конечно, в длине цепочек. У нас с тобой или у двух цыплят отличий гораздо меньше, но с точки зрения биохимии цыпленок и москит – почти одно и то же. Цель программы «Геном человека» – записать всю обобщенную последовательность человеческих ДНК. Беда в том, что любой, даже не слишком сложный, геном – это цепочка из миллиардов звеньев, и составить его карту – адова работа.
– И чертовски бесполезная, я бы добавил. Кому нужна эта карта?
– Всем. Имея полное описание здоровых ДНК, врачи смогут выявлять все виды наследственных заболеваний. Об этом было известно еще тридцать лет назад. Но техника составления карты, то есть точное определение порядка следования бусин Т, А, Г и Ц на генетическом ожерелье, появилась сравнительно недавно, лет десять назад, если не меньше. ДНК режут на куски специфическими ферментами рестриктазами и изучают под электронным микроскопом с применением методов кристаллографии. Как раз такой работой я и занимаюсь и кой-чего достиг на своем поприще. Министерство энергетики выделило мне грант – миллион долларов – на разрешение одной частной проблемы, которую можно назвать проблемой балласта. Дело в том, что в хромосомной ДНК полно участков, назначение которых неизвестно. Гены – эти фразы текста ДНК – кодируют информацию о том, как клетке синтезировать белок или иной продукт, необходимый организму. Но далеко не все участки ДНК используются для этой цели. Оказывается, к процессу производства имеют отношение лишь десять процентов всех генов, и между «рабочими» участками вкраплено большое количество спейсеров и интронов. Никто не знает, зачем они нужны, а ведь это девять десятых всей информации, заключенной в ДНК! Если бы эти участки образовались случайно, то вряд ли сохранились бы в процессе эволюции. Облегчив министерскую казну, я исследовал эти никчемные, на первый взгляд, участки в надежде выяснить их назначение.
Видимо, популярная лекция измотала профессора. Он расслабленно замер в кресле, потом потянулся к пепельнице за сигарой, но, выудив ее, использовал лишь в качестве указки – ткнул ею в белый цилиндр.
– Вот оно, их назначение, висит перед тобой. По крайней мере частичное решение проблемы я получил. Интроны, эти кусочки ДНК, казавшиеся нам ненужным хламом, на деле оказались вживленным в нее посланием. Вся моя заслуга – в том, что я обнаружил его и расшифровал.
Джейкобсен изумленно, словно в первый раз увидел, уставился на свою мясистую пятерню.
– Ты хочешь сказать, что схема твоей модели упрятана в эту чертову двойную спираль? Она даже во мне? Космическая транспортная система?
– Совершенно верно. Инструкция записана в клетки твоей руки и во все остальные в виде звеньев цепочки ДНК, не нужных для синтеза протеинов. Она многократно продублирована на случай искажения части текста вследствие мутаций. Неужели тебя не восхищает красота идеи? По-моему, это гениально – использовать непревзойденную способность ДНК из поколения в поколение копировать саму себя с ничтожной вероятностью ошибки. Быть может, через сотню-другую миллионов лет накопится столько искажений, что текст утратит смысл, но не за двадцать миллионов. Вообрази, это же почти вечность; нет ничего надежнее! Приятели-инопланетяне, решив оставить нам лестницу к звездам, могли не беспокоиться о ее жаро-морозо-пыле-влаго-времене-устойчивости – она наверняка сохранилась бы до появления существ, достаточно сметливых, чтобы прочесть ее и применить. Одновременно этот способ связи гарантирует прием послания лишь теми расами разумных, которые достигли определенного уровня. Тому, кто не дорос, прочесть послание не удастся. Анализ нуклеотидной цепочки требует высокой технологии научных исследований – необходимы электронные приборы и компьютеры, численные методы и растровые туннельные микроскопы, иначе ничего не выйдет.
– И такая цепочка есть в каждой клетке? Длиной в десять миллионов знаков?
– В каждой клетке каждого человека в каждой стране. – Бейтс, оживившись, снова сел на своего конька. – Информация в ДНК упакована очень плотно. Полное описание человеческого организма заключено всего в нескольких триллионных долях грамма вещества. А что такое по сравнению с организмом какая-нибудь техническая игрушка? Безделица. Теперь ты понял, почему я настаивал на невозможности держать все в тайне? В своей области науки я знаю за границей человек пятьдесят, идущих в том же направлении, так что, если нравится, играй в свою секретность, но, хоть в лепешку расшибись, они дадут тебе не больше одного-двух лет. А потом кто-нибудь догадается, расшифрует текст-изображение независимо от нас и все равно получит свою лестницу к звездам, созданию которой ты грозился посвятить всего себя.
Джейкобсен резко откинулся на спинку кресла и громко засопел.
– Чтоб ты провалился, Пучеглазый! – прорычал он. – Врываешься, сулишь помощь, заманиваешь действующей моделью, а затем с невинным видом суешь дулю под нос. Да если каждая недоразвитая страна получит доступ в небо, то это не помощь, а медвежья услуга.
– Как посмотреть. Если ты почитаешь своим долгом, просиживая здесь штаны, закупоривать необъятным задом выход в космос всем непричисленным к героическим ВМС, тогда не обессудь. Твоя задача станет не просто тяжелой – невыполнимой. И это прекрасно. Я не собираюсь потворствовать дурным амбициям. Если же ты, как заявлял когда-то, видишь ее в создании кораблей, которые будут по карману всем желающим и дадут нам шанс узнать звезды, то решение пришло к тебе на блюдечке. Вернее, его преподнесли пришельцы, записавшие информацию в ДНК, а я сыграл роль посыльного. – Бейтс отключил первый режим и положил модель на стол. – Пошевели мозгами, Толстяк. Я дарю тебе планеты, а может, и звезды впридачу. Агентство в любом случае получает фору в несколько лет. А повезет – ты вскоре сможешь сам побывать наверху.
Рука Джейкобсена, невольно потянувшаяся к белому цилиндрику, застыла на полпути.
– Я сам?! Я?
– Нет, римский папа. – Бейтс с интересом наблюдал смену выражений адмиральского лица. – Вот-вот, вижу, что проняло, слава тебе, Господи. Дурачь себя сколько влезет, будто хотел возглавить НАСА из карьеристских соображений. Я-то помню Толстяка Джейка; в Академии он частенько заводился – а мы, развесив уши, слушали – на тему освоения космоса во благо человечества, доказывал его необходимость, неизбежность и свою бесповоротную решимость в нем участвовать. Простого доступа, о котором мы толкуем, для этого мало. Но доступ дает ключ. Ключ у нас в руках. И теперь ты можешь лично слетать куда пожелаешь. Это для «шаттлов» ты староват и грузен, а нашей будущей штуковине возраст и габариты пассажира безразличны. Смекаешь? Твоя мечта осуществится.
– Черт… – Джейкобсен уже по-хозяйски поглаживал цилиндрик, зажатый в кулаке. – Ей-Богу, полечу. Только, знаешь, меня пугает мысль о встрече с теми чужаками. Они опередили нас на двадцать миллионов лет. Как мы найдем общий язык? И все-таки ты прав: если будет малейшая возможность попасть на корабль, я попаду на него; меня ничто не остановит. – Он перевел штырек во второе положение и проводил модель взглядом к потолку. – И еще вот что любопытно – любопытнее даже, чем сама эта безделица. Откуда им было известно, что люди смогут ее изготовить? Вроде бы они знали, что появятся разумные существа, появится техника и прочее. Но в те времена людей не было и в помине, верно?
– Конечно. Были только примитивные обезьяны. – Бейтс блаженно ухмыльнулся. – Нет, пришельцы, оставляя приглашение, не знали, кто придет на рандеву… Как ты думаешь, откуда я взял, что они прилетали именно двадцать миллионов лет назад?
Адмирал покачал головой. Модель плавно опустилась ему на ладонь.
– Да оттуда, что мы были не единственными кандидатами, – сам же и ответил профессор. – Я упоминал, что экспериментирую с клетками животных, а не только человека, и обнаружил тот же текст в цепочках ДНК тех видов, которые происходят от общих с нами предков, живших двадцать миллионов лет назад. Ветви людей, шимпанзе, горилл, орангутангов и гиббонов отделились от общего ствола в разное время, но у всех в генах есть кодированные интроны. По всей вероятности, информацию вживили в нашего общего предка лишь один раз – это можно сделать, например, внедрив в зародышевую клетку специальный вирус, – а стало быть, знаменательное событие имело место не позже двадцати миллионов лет назад.
1 2 3 4