Оглохший Холодцов попытался напоследок
вспомнить: был ли в партитуре у Чайковского грузовик с трассирующими? - но
сознание опять оставило его.
На опустевшую голову села бабочка с жуликоватым лицом Сергея
Пантелеймоновича Мавроди и, сделав крылышками, разделилась натрое; началась
программа "Время". Комбайны вышли на поля, но пшеница на свидание не
пришла, опять выросла в Канаде, и комбайнеры начали охотиться на сусликов;
Жириновский родил Марычева; из BMW вышел батюшка и освятил БМП с казаками
на броне; спонсор, держа за голую ягодицу девку в диадеме и с лентой через
сиськи, сообщил, что красота спасет мир - после чего свободной рукой
подцепил с блюда балык, вышел с презентации, сел в "Мерседес" и взорвался.
Президент России поздравил россиян со светлым праздником Пасхи и уж заодно,
чтобы мало не показалось, с Рождеством Христовым. Потом передали про спорт
и погоду, а потом, в прямом эфире, депутат от фракции "Держава-мать" с
пожизненно скучным лицом бывшего капитана милиции полчаса цитировал по
бумажке Евангелие.
Закончив с Иоанном, он посмотрел с экрана персонально на Холодцова
и тихо добавил:
- А тебя, козла, с твоим, б..., рыбьим жиром мы сгноим персонально.
Холодцов вздрогнул, качнулся вперед и открыл глаза.
Он сидел в вагоне метро. На полу перед ним лежала шапка из старого,
замученного где-то на просторах России кролика - его шапка, упавшая с
зачумленной, забитой, как у Страшиллы, головы. На шапку уже посматривало
несколько человек.
- Станция "Измайловская", - сказал мужской голос.
Холодцов быстро подхватил с пола упавшее, выскочил на платформу и
остановился, соображая, кто он и где. Поезд хлопнул дверями, прогрохотал
мимо и укатил, открыв взгляду белый свет.
Платформа стояла на краю парка, а на платформе стоял Холодцов,
ошалело вдыхая зимний воздух неизвестно какого года.
Это была его станция. Где-то тут он жил, помнится. Холодцов растер
лицо и на нетвердых ногах пошел к выходу.
У огромного зеркала возле края платформы он остановился привести
себя в порядок. Поправил шарф, провел ладонью по волосам, кожей ощутив
неожиданный воздух под ладонью. Холодцов поднял глаза. Из зеркала на него
глянул лысеющий, неухоженый мужчина с навечно встревоженными глазами. Под
этими глазами и вниз от крыльев носа кто-то прямо по коже прорезал морщины.
На Холодцова смотрел начинающий старик в потертом, смешноватом пальто.
Холодцов отвел глаза, нахлобучил шапку и пошел прочь от зеркала, на
выход.
Ноги вели его к дому, транзистор, что-то сам себе бурча,
поколачивал по бедру.
В сугробе у троллейбусной остановки лежал человек. Он был свеж,
розовощек и вызывающе нетрудоспособен. Он лежал вечной российской вариацией
на тему свободы, лежал, как черт знает сколько лет назад, раскинув руки и
блаженно улыбаясь: очки, ботинки на шнуровке, пальто...
Холодцов постоял над блаженным телом, осторожно потеребил обшлаг.
Человек открыл голубые, как у Холодцова, глаза, увидел над собою такие же -
но с серыми мешками и въевшейся в зрачки заботой о текущем моменте - и,
застонав, слабо махнул рукой, отгоняя этот страшный, неведомо откуда
взявшийся сон.
Через мгновенье он снова мирно сопел в две дырочки.
Холодцов постоял еще немного и энергичным шагом двинулся вон отсюда
- по косо протоптанной через сквер дорожке, домой. Потом сорвался на бег,
но почти тут же остановился, задыхаясь. Поправил очки, посмотрел вокруг.
Еще не смеркалось, но деревья уже теряли цвет. Тумбы возле Дворца
Культуры были обклеены одним и тем же забронзовелым лицом. Размноженное
лицо это, напрягши многочисленные свои желваки, судьбоносно смотрело вдаль,
располагаясь вполоборота над обещанием: "Мы выведем Россию!"
Никаких оснований сомневаться в возможностях человека не имелось;
ясно было - этот выведет. Руки с татуировками "левая" и "правая" на
соответствующих бицепсах были скрещены на груди.
Прикурить удалось только с четвертой попытки. Холодцов жадно
затянулся, потом затянулся еще и еще раз. Выпустил в темнеющий воздух
струйку серого дыма, прислушался к бурчанию у живота; незабытым движением
пальца прибавил звук. Финансовый кризис уступал место стабилизации, крепла
нравственность, в Думе в первом чтении обсуждался закон о втором
пришествии.
Ход бомбардировок в Чечне вселял сильнейшие надежды.
КУСКИ, ВАРИАНТЫ
Волной высадило стекла дома, где Холодцов жил с мамой и папой,
когда был маленький. Из подъезда вышел дедушка Холодцова с холодцовским
транзистором на ремешке. Из транзистора говорил Левитан, который умер еще
раньше дедушки. За руку дедушка держал самого Холодцова.
транзистор, хихикнув, выплюнул непрожеванную английскую мову и грохнул
ударными;
Холодцов вздрогнул и открыл глаза. Он лежал в сугробе у какой-то
остановки, а над ним стоял человек и, держа его руку в своей, искал на ней
пульс. Лицо у человека было знакомое по зеркалу, но очень встревоженное.
- В порядке, - успокоил его Холодцов.
Он шел, решительностью шага стараясь заглушить в себе нарастающий
крик, но крик все-таки вылез из него - сдавленным, под сурдину, коротким
стоном.
-->
Copyright © 1996 Совам Телепорт
1 2
вспомнить: был ли в партитуре у Чайковского грузовик с трассирующими? - но
сознание опять оставило его.
На опустевшую голову села бабочка с жуликоватым лицом Сергея
Пантелеймоновича Мавроди и, сделав крылышками, разделилась натрое; началась
программа "Время". Комбайны вышли на поля, но пшеница на свидание не
пришла, опять выросла в Канаде, и комбайнеры начали охотиться на сусликов;
Жириновский родил Марычева; из BMW вышел батюшка и освятил БМП с казаками
на броне; спонсор, держа за голую ягодицу девку в диадеме и с лентой через
сиськи, сообщил, что красота спасет мир - после чего свободной рукой
подцепил с блюда балык, вышел с презентации, сел в "Мерседес" и взорвался.
Президент России поздравил россиян со светлым праздником Пасхи и уж заодно,
чтобы мало не показалось, с Рождеством Христовым. Потом передали про спорт
и погоду, а потом, в прямом эфире, депутат от фракции "Держава-мать" с
пожизненно скучным лицом бывшего капитана милиции полчаса цитировал по
бумажке Евангелие.
Закончив с Иоанном, он посмотрел с экрана персонально на Холодцова
и тихо добавил:
- А тебя, козла, с твоим, б..., рыбьим жиром мы сгноим персонально.
Холодцов вздрогнул, качнулся вперед и открыл глаза.
Он сидел в вагоне метро. На полу перед ним лежала шапка из старого,
замученного где-то на просторах России кролика - его шапка, упавшая с
зачумленной, забитой, как у Страшиллы, головы. На шапку уже посматривало
несколько человек.
- Станция "Измайловская", - сказал мужской голос.
Холодцов быстро подхватил с пола упавшее, выскочил на платформу и
остановился, соображая, кто он и где. Поезд хлопнул дверями, прогрохотал
мимо и укатил, открыв взгляду белый свет.
Платформа стояла на краю парка, а на платформе стоял Холодцов,
ошалело вдыхая зимний воздух неизвестно какого года.
Это была его станция. Где-то тут он жил, помнится. Холодцов растер
лицо и на нетвердых ногах пошел к выходу.
У огромного зеркала возле края платформы он остановился привести
себя в порядок. Поправил шарф, провел ладонью по волосам, кожей ощутив
неожиданный воздух под ладонью. Холодцов поднял глаза. Из зеркала на него
глянул лысеющий, неухоженый мужчина с навечно встревоженными глазами. Под
этими глазами и вниз от крыльев носа кто-то прямо по коже прорезал морщины.
На Холодцова смотрел начинающий старик в потертом, смешноватом пальто.
Холодцов отвел глаза, нахлобучил шапку и пошел прочь от зеркала, на
выход.
Ноги вели его к дому, транзистор, что-то сам себе бурча,
поколачивал по бедру.
В сугробе у троллейбусной остановки лежал человек. Он был свеж,
розовощек и вызывающе нетрудоспособен. Он лежал вечной российской вариацией
на тему свободы, лежал, как черт знает сколько лет назад, раскинув руки и
блаженно улыбаясь: очки, ботинки на шнуровке, пальто...
Холодцов постоял над блаженным телом, осторожно потеребил обшлаг.
Человек открыл голубые, как у Холодцова, глаза, увидел над собою такие же -
но с серыми мешками и въевшейся в зрачки заботой о текущем моменте - и,
застонав, слабо махнул рукой, отгоняя этот страшный, неведомо откуда
взявшийся сон.
Через мгновенье он снова мирно сопел в две дырочки.
Холодцов постоял еще немного и энергичным шагом двинулся вон отсюда
- по косо протоптанной через сквер дорожке, домой. Потом сорвался на бег,
но почти тут же остановился, задыхаясь. Поправил очки, посмотрел вокруг.
Еще не смеркалось, но деревья уже теряли цвет. Тумбы возле Дворца
Культуры были обклеены одним и тем же забронзовелым лицом. Размноженное
лицо это, напрягши многочисленные свои желваки, судьбоносно смотрело вдаль,
располагаясь вполоборота над обещанием: "Мы выведем Россию!"
Никаких оснований сомневаться в возможностях человека не имелось;
ясно было - этот выведет. Руки с татуировками "левая" и "правая" на
соответствующих бицепсах были скрещены на груди.
Прикурить удалось только с четвертой попытки. Холодцов жадно
затянулся, потом затянулся еще и еще раз. Выпустил в темнеющий воздух
струйку серого дыма, прислушался к бурчанию у живота; незабытым движением
пальца прибавил звук. Финансовый кризис уступал место стабилизации, крепла
нравственность, в Думе в первом чтении обсуждался закон о втором
пришествии.
Ход бомбардировок в Чечне вселял сильнейшие надежды.
КУСКИ, ВАРИАНТЫ
Волной высадило стекла дома, где Холодцов жил с мамой и папой,
когда был маленький. Из подъезда вышел дедушка Холодцова с холодцовским
транзистором на ремешке. Из транзистора говорил Левитан, который умер еще
раньше дедушки. За руку дедушка держал самого Холодцова.
транзистор, хихикнув, выплюнул непрожеванную английскую мову и грохнул
ударными;
Холодцов вздрогнул и открыл глаза. Он лежал в сугробе у какой-то
остановки, а над ним стоял человек и, держа его руку в своей, искал на ней
пульс. Лицо у человека было знакомое по зеркалу, но очень встревоженное.
- В порядке, - успокоил его Холодцов.
Он шел, решительностью шага стараясь заглушить в себе нарастающий
крик, но крик все-таки вылез из него - сдавленным, под сурдину, коротким
стоном.
-->
Copyright © 1996 Совам Телепорт
1 2