Тут находится бесплатная электронная фантастическая книга Все образы мира автора, которого зовут Биленкин Дмитрий Александрович. В электроннной библиотеке fant-lib.ru можно скачать бесплатно книгу Все образы мира в форматах RTF, TXT и FB2 или же читать книгу Биленкин Дмитрий Александрович - Все образы мира онлайн, причем полностью без регистрации и без СМС.
Размер архива с книгой Все образы мира = 14.53 KB
OCR Xac
«Пустыня жизни: Сб»: АСТ; Москва; 2002
ISBN 5-17-011160-6
Аннотация
Гаршин первым из всех людей ступил на Венеру. Из полёта он привёз с собой фотографию венерианского пейзажа. На нем запечатлены мрачного, ржавого цвета скалы и проход между ними. Но художник из Свердловска Влахов, не покидая планеты и задолго до полёта на Венеру написал точно такой же пейзаж на своей картине. Как это возможно?
Дмитрий Биленкин
Все образы мира
* * *
За тесными громадами зданий гас блеклый московский вечер, и в окнах тёмных фасадов, высвечивая недра квартир, загоралось электричество — этот пещерный огонь двадцатого века. Наконец и хозяин застолья, щёлкнув выключателем, послал в сумерки свою каплю света. В галактике человеческих жилищ одной звёздочкой стало больше.
Внутри комнаты столь резкая перемена света сбила, как это бывает, и без того вялый разговор. Впрочем, он склеился снова — все тот же натянуто-обтекаемый, парадно-неловкий. Таким его делало присутствие среди гостей друга хозяина, человека, который первым из всех недавно ступил на раскалённую поверхность Венеры. Гости деликатно старались, чтобы он не чувствовал себя центром жадного интереса, и выбирали обычные для застолья темы, одновременно опасаясь, что эта будничность представит их людьми неинтересными, тогда как каждый, наоборот, надеялся, что именно в его обществе космонавт распахнётся душой и они уйдут с вечера, к чему-то особо приобщённые. Напряжение разговору придавало и то, что некоторые ловили себя на скользком желании во что бы то ни стало блеснуть перед избранником человечества, а может, и доказать своё над ним духовное превосходство. Так уже само присутствие знаменитости возбуждало жёсткие лучи самоанализа, и от всего этого Гаршин чувствовал себя все более неуютно.
“А каково ему, центру всех наших притяжений и отталкиваний? — с пронзительным сочувствием подумал он. — Все ждут от него чего-то свежего, незаурядного, а он же пуст! Ну да… Бесчисленные интервью, миллиардные аудитории выжали из него все до последней капли, он все уже отдал нам, ибо всякая личность конечна. Или не так?”
Было похоже, что Гаршин ошибся, ибо под занавес его размышлений хозяин наконец удачно повернул разговор, и теперь космонавт рассказывал, со вкусом рассказывал, о вчерашних автомобильных гонках, на которых он вопреки основательной (сами понимаете!) детренировке занял призовое место. При этом сильные, уверенные руки космонавта двигались в такт словам, как бы сжимая руль бешено рвущейся на повороте машины, а глаза блестели оживлением. Чувствовалось, что он был счастлив вчера, дорвавшись до мужского, с привкусом железа и риска дела, став рядовым, без скидок, участником схватки за первенство. Тишина за столом установилась благоговейная. Эта почтительность внимания, какой не могло быть, говори о том же самом кто угодно другой, не сразу дошла до увлечённого рассказом космонавта. Но когда дошла, речь его, не потеряв гладкости, как-то сразу обесцветилась, а взгляд похолодел. И Гаршин понял, что жадный, верней, жаждущий интерес гостей включил в космонавте уже привычный и тягостный навык обязательного, не для себя, говорения.
Он с усилием отвёл взгляд туда, где стекло книжной стенки туманно удваивало затылки, лица, движения рук, льдистые силуэты бутылок. Странным и нелепым показалось Гаршину это мгновение. Ведь рядом, здесь, в этой будничной комнате, сидит человек, недавно побывавший на другой — подумать только! — планете, ступивший на дно мрачного, давящего, жаркого ада, вынесший все это, видевший то, чего никто не мог, даже не смел увидеть, и несущий в себе образ чужого мира. И что же? При чем тут автомобильные гонки?! Почему внимание сосредоточивается даже на таком пустяке, как отказ космонавта попробовать свекольный салат, а банальная фраза: “Спасибо, я не любитель свёклы…” — вдруг как-то иначе освещает его самого и все им сделанное?
Разговор меж тем окончательно зачадил, и в улыбке хозяина, которой он одарял всех, все отчётливей проступала мука.
— Есть тост, — не выдержал Гаршин, и все удивлённо притихли, поскольку знали, что тосты он говорить не умеет.
— Космос и косметика — слова одного корня, вот что я хочу сказать! Но космос далёк, хотя и велик, напоминает о себе редко, тогда как косметика, если брать это понятие широко, вездесуща. Она в некотором роде как воздух, которым нельзя не дышать. Но эта спёртость ощутима и тогда, когда… Короче, если косметика каждодневна, то…
“Влип!” — холодея, подумал Гаршин, чувствуя себя не в силах выпутаться из сложных разветвлений мысли и тонко, главное, необидно закруглить тост.
— Словом, за умение всегда различать космос и косметику в их противоположности…
— В единстве! — внезапно подхватил космонавт. — Ведь что? — Он быстро взглянул на окружающих. — Изначально у греков космос означал порядок, гармонию, лад мировой красоты…
— Которая не только у греков считалась синонимом счастья! — обрадованно согласился Гаршин.
— Именно. Космос как физическую протяжённость мы бодро осваиваем. И житейски чувствуем себя в нём, как в непривычном, ещё не по росту, костюме. Нужны, необычайно нужны такие искатели новой гармонии, которые и о былом античном смысле презренной косметики вспомнят. Простите, не знаю вашего имени…
— Сергей Павлович Гаршин, искусствовед, — торопливо подсказал хозяин.
— Вот как? — Космонавт пристально посмотрел на Гаршина. — Живопись, скульптура, кино?
— Живопись, — смущённо ответил тот.
— Древняя?
— Нет, современная.
— Хорошо! Уйдя в философию, я, извините, сбил ваш тост. Что же, за единство мысли, чувства и дела, за их гармонию, не так ли?
Все шумно и облегчённо потянулись чокаться. Улучив момент, космонавт наклонился к хозяину. Тот быстро закивал. Гаршин ничего не расслышал, но обострённое чутьё подсказало, что разговор о нем. Позже, когда все поднялись из-за стола, космонавт остановил его.
— Вы не можете заехать ко мне? Есть небольшое, связанное с искусством дело, и вы для него кажетесь подходящим человеком.
Все выглядело так, будто тяжёлая рука космонавта отдыхает на руле и будто машина идёт своей волей, ювелирно вписываясь в просветы движения, чтобы тут же стремительно обогнать всех. Массивное, с крутыми надбровными дугами лицо космонавта напоминало Гаршину кого-то, он так и не уловил кого. Телевидение и снимки скрадывали это сходство. Сейчас беглое скольжение глубоких уличных теней огрубило лепку лица, и Гаршин наконец понял, кого напоминает его новый знакомый. Древнего, чей портрет был в школьном учебнике, охотника на мамонтов!
Ничего удивительного в этом не было — облик человека мало изменился за последний десяток тысячелетий. Все же наблюдение поразило Гаршина. Черт знает что! И мозг прежний, не только лицо, а давно ли человек валил мамонта, и вот теперь он кладёт к своим ногам целые планеты… Что же будет его трофеем завтра?
— Трудно вам, Сергей Павлович, должно быть, приходится, — без улыбки сказал космонавт.
— Что?… Почему?
— Сфера такая — искусство. У нас сделано дело, так уж сделано. А у вас иногда спор на годы — шедевр появился или мазня.
— Не совсем так… Кстати, в точнейшей вроде бы геометрии работу Лобачевского ещё дольше считали бредом.
— Это родственная сфера, я не о том. Что мгновенно и всеми оценивается по достоинству? Достижение какого-нибудь полюса, покорение Джомолунгмы или рекорд в спорте. Потому, очевидно, и мы в героях ходим.
— Что справедливо. У вас за неудачу плата другая.
— Бывает, не возвращаемся, верно. Но и художник за выход на новую орбиту искусства, согласитесь, часто расплачивается пережогом нервов. И если уж выбирать конец…
— Сейчас вы, чего доброго, скажете, что выбрали свою профессию из-за малодушия!
— Один-ноль! — Космонавт скупо улыбнулся. — Кстати, сколько всего картин было написано только за последние полвека?
— Не знаю. Точно этого никто не знает. Миллионы.
— А о скольких вам известно хоть что-нибудь?
— О тысячах… Право, не считал, да и зачем?
— Значит, есть миллионы, о которых даже специалист ничего не знает, не слышал, не помнит. Жутковатое соотношение удач и попыток, вам не кажется? Вот мы и приехали.
Космонавт легко взбежал по ступенькам подъезда. “Я-то, дурак, решил, что личность исчерпаема! — поспешая за ним, подумал Гаршин. — К чему он, однако, клонит?”
Лифт пулей взлетел на сорок второй этаж.
В квартире, судя по её виду, скорей гостили, чем жили. Возможно, это впечатление создавали широкие, как на аэродроме, во всю стену окна. Дом был типа “скворечника”, ячейки квартир висели свободно, не перекрывая друг друга, что делало остеклённое пространство комнат похожим на высотную наблюдательную площадку. Шоссе внизу выныривало из ложбинки в гору и рдело потоком красных огоньков, словно там катился шелестящий, ало мерцающий в темноте поток лавы.
— Хочу познакомить вас с одним сделанным на Венере снимком, — сказал космонавт. — Вот, держите.
Гаршин недоумевающе взял небольшую, размером с открытку, фотографию.
— Мрачноватый пейзаж…
— Других там нет. Вглядитесь, пожалуйста, внимательно.
Гаршин послушно вгляделся и не пожалел. Пейзаж был не просто мрачным. Две высоких и плоских, ржавого цвета скалы расходились створками ворот, приоткрывая вход в никуда, ибо там, в глубине, было нечто неразличимое — не мрак вроде бы, но тень хуже мрака, какой-то безобразный, стерегущий, нехороший сумрак. Что-то мертвенное, но ожидающее, готовое заглотить мерещилось в нём. И створки скал раскрылись, точно западня, войди — и сомкнутся даже без скрежета. Справа и слева от них не было ничего, так, муть пустого пространства, но чувства странным образом подсказывали, что стоит лишь войти в ворота, как и эта мнимая пустота обернётся хотя и призрачной, однако неодолимой изнутри преградой. Только передний план был лишён этой двусмысленной зыбкости: все чётко, ясно, определённо, просто большие и малые камни. Возникало ощущение разлада самой реальности, будто всё, что вблизи, — настоящее, а все дальнее, за скалами, принадлежит сновидению.
Эта особенность пейзажа раскрывалась не сразу, не при беглом взгляде.
— Вы заходили туда? — почему-то шёпотом спросил Гаршин.
— За скалы? Ну разумеется. А, понимаю! Веет чем-то загробным, так? Нет, просто шуточки рефракции воздуха, она там чудовищная, ещё не то можно увидеть. Но пейзаж явно неземной, согласны?
— Ещё бы!
— Вот это главное. Скажите, мог ли художник задолго до полёта написать такой сугубо венерианский пейзаж? Не просто похожий, а тот, что вы видите?
— Конечно, нет!
— Даже гений из гениев? Как это у Блока: “Все дни и все ночи налетает глухой ветер из тех миров, доносит обрывки шепотов и слов на незнакомом языке. Гениален, быть может, тот, кто сквозь ветер расслышал целую фразу…” Такого не могло быть?
— Что вы! Нечто фантастическое, созвучное настроению, колориту ещё допустимо. Но венерианский, не покидая Земли, пейзаж? Откуда? Это немыслимо.
— Что мыслимо, а что нет, можно знать, лишь владея абсолютной истиной, — сухо сказал космонавт. — Гениальный художник всё-таки был. Смотрите.
То, что очутилось в руке Гаршина, было снимком, давней и любительской репродукцией какого-то рисунка. Потёртость, ветхий перелом уголка, главное, фотобумага, какой теперь не было, устраняли всякое сомнение в его возрасте. Гаршин даже отпрянул. Невероятно, сон! На невесть когда сделанном снимке был тот самый, со скалами, гнетущий пейзаж. Кое-где пропорции оказались смещёнными, некоторые детали отсутствовали, местами иной была цветовая гамма, камни на переднем плане даны намёком, но главное было схвачено точно, а частности в рисунке и должны были быть другими, поскольку всякий художник по-своему видит и одухотворяет мир.
— Откуда? — Собственный голос дошёл до Гаршина словно из другого измерения. — Как это возможно?!
— В том и загвоздка! Там, на Венере, едва эти скалы показались, я почувствовал, будто их уже видел когда-то, знал в какой-то иной жизни. Ложная память, знаете?
— Да, да…
— Её психологи объясняют без запинки, хотя, собственно, что мы знаем о подсознании? Но тогда я малость струхнул. Хороша ложная память, если я точно знаю, что именно вот сейчас откроется! И открылось, все точь-в-точь. Нервы у меня в порядке, но тут я отключился, никаких сигналов не слышу. Что я, святым духом прежде бывал на Венере?! Едва отшутился, когда ребята пристали, чего это я вдруг изобразил собою статую командора… Наконец я понял, где и когда видел этот треклятый пейзаж. На рисунке! А кому скажешь? Земля просто решила бы, что я свихнулся. Даже здесь, отыскав снимок, трудно было отделаться от мысли, что это какой-то вселенский розыгрыш. Ни с чем же не сообразно! Тут, быть может, какие-то аксиомы с нарезки слетают, тут прежде все надо прощупать, со знающим человеком с глазу на глаз потолковать…
Космонавт уже давно встал и говорил, расхаживая, а Гаршин все никак не мог опомниться.
Все образы мира - Биленкин Дмитрий Александрович => читать онлайн фантастическую книгу далее
Было бы неплохо, чтобы фантастическая книга Все образы мира писателя-фантаста Биленкин Дмитрий Александрович понравилась бы вам!
Если так получится, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Все образы мира своим друзьям-любителям фантастики, проставив гиперссылку на эту страницу с произведением: Биленкин Дмитрий Александрович - Все образы мира.
Ключевые слова страницы: Все образы мира; Биленкин Дмитрий Александрович, скачать бесплатно книгу, читать книгу онлайн, полностью, полная версия, фантастика, фэнтези, электронная