Рядом
еще спала Анна, улыбаясь чему-то во сне. Я вспомнил, что надо
позвонить Генри Джейру. Накануне вечером я так и не сделал этого,
будучи занят ужином и Анной, которая его приготовила.
Шлепая босыми ногами по полу, я добежал до ванной, умылся и
спустился за утренней газетой. Читать я ее не стал, важный звонок
дожидался своей очереди уже целые сутки, терпеливо вынося мои
отсрочки.
Я схватил трубку и набрал номер, оставленный представителем
концерна. Запоздало я подумал, что стоило бы сначала сделать
несколько набросков, раз уж был выходной и на работу можно было
не ехать.
-- А-а, Кит, привет! -- закричал Джейр в трубку, и голос его
ясно давал понять - мы старые приятели, которые не виделись много
лет.-- Ты обдумал наше предложение?
-- Минутку,-- пробормотал я, поморщившись - все-таки сон
отупляет,-- а в чем оно собственно состояло?
Минуты три он рассказывал мне о концерне, который
представляет, но все это я уже слышал из его сообщения на
автоответчике. Наконец он добрался до сути дела.
-- Нам нужен такой сценарист, как ты - талантливый и со
свежими мыслями! Мы составим потрясающий контракт и ты станешь
самым богатым сценаристом за всю историю кино!
После этих слов я расслабился - нам с Анной не страшны братья
Грин. Почему стоило их вообще бояться? Да потому, что в то утро
я проснулся с осознанием факта, что Веселый Ледоруб уже перерос
масштабы комикса, это было что-то более крупное, более подробное.
Теперь я бы должен был согласиться с Анной - для комиксов это не
подойдет. А вот для сценария...
-- Сколько? -- не раздумывая спросил я, чувствуя нежное тело
Анны, которая прижималась ко мне. Увлеченный рассказом бойкого
Генри, я не заметил, что она проснулась и стоит рядом, греясь в
лучах летнего солнца. Великолепное тело, которое досталось мне,
как самому активному завоевателю.
-- Цифру назовите сами,-- отчетливо произнес мой собеседник.--
И потом, этот контракт не будет последним.
Mне бы хватило и одного. Анна вопросительно смотрела на
меня, пытаясь угадать, что останавливает меня от принятия
окончательного решения.
-- Существует вероятность, что меня скоро уволят,-- решительно
начал я,-- поэтому мне хотелось бы гарантий, на случай...
-- Конечно,-- перебил Генри.-- Можно оформить все хоть сегодня!
-- Отлично, я подумаю. Перезвоню вам позже.
-- Ты говоришь, тебя скоро уволят? -- поинтересовалась Анна,
когда я положил трубку.
На ее лице проступало разочарование жизнью.
-- Ледоруб... Я контролирую это лишь отчасти. Сколько я еще
смогу выдавать это за детские сказки?
-- Но до сих пор ты говорил...
-- Энн, до сих пор все было в рамках... Я чувствую, что теперь
ничто не удержит в них сюжет. Это становится чем-то... Я уже не
знаю, чем!
-- Не бойся,-- добавил я и подкрепил слова поцелуем.-- Я
думаю, надо подписать контракт уже сегодня, потому что завтра
будет понедельник и братья Грин, возможно, поймут, что
приключенческая повесть переросла себя.
-- Меня уволят.
Она накинула мой халат, валявшийся рядом с кроватью, и через
несколько секунд я услышал позади себя, в ванной комнате, шум
воды.
-- Не бойся,-- крикнул я.
Прошествовав к своему письменному столу, я принялся за
продолжение истории. Не стоит бросать Ледоруба вот так - посреди
сюжета. Да он и не позволит мне этого сделать. Картинки вылетали
из под карандаша, словно торопились появиться на свет и, когда
Анна вернулась, то обнаружила мой стол заваленным кадрами
комикса.
-- Я так и знала, что ты не бросишь его. Ведь все не так плохо?
Насколько же люди не понимают себя! Но как я мог винить Анну
за непонимание меня самого? Для нее я говорил загадками.
-- Все именно настолько плохо. Но, Энн, нам нечего боятся!
Одевайся...-- тут я оценивающе посмотрел на нее,-- и мы поедем к
этой акуле кинопроизводства.
Мы действительно поехали и, вернувшись ко мне домой, на
некоторое время забыли об окружающем нас мире. Я подвергся
неизбежной порции вопросов Энн и с некоторым злорадством сказал
ей, что и сам уже ни черта не понимаю. Как ни странно, она не
стала возражать и спорить - наверное, привыкла к тому, что
приключения Ледоруба рождаются равномерно: каждое утро новая
порция картинок, обрывающаяся на самом неожиданном месте...
Быстро привыкаешь ко всему новому. И это новое уже не кажется
чем-то особенным.
А контракт был славным. Братья Грин могут злиться сколько им
бyдет yгодно.
@@@
Ручаюсь, стук дверь не застал его врасплох. Одинг-кузнец
знает, чувствует, когда следует ждать незванных гостей. Один лишь
миг, отрезок непримиримого времени, и его мощные, созданные
кузнеческим трудом руки уже обнимают меня, грозясь расплющить.
Правда, он всегда чувствует, где стоит остановиться. Отступая на
шаг, он замечает мою спутницу - девушку народа предгорий.
Вероятно, и это ему не впервой, он только радостно улыбается,
приглаживая огромную черную бороду, и произносит слова
приветствия. Я вспоминаю время, проведенное рядом с ним в
ожидании того момента, когда наконец заискрится, засияет под
теплым солнцем великолепный клинок... Который я по принуждению
оставил в Кельте Оберхейме. Конечно же, слова приветствия вызваны
присутствием Мэлины.
-- Ну, право, не стоит задерживаться на улице,-- заявляет он,
очевидно заметив смущение девушки и мое нерадостное лицо.
Его лицо немного сереет, словно с кузнеца сползла маска - он
почувствовал, что непроста появились мы у дверей его дома
-- Ледоруб,-- вновь заговаривает он, не давая мне вставить
слова,-- если дорога утомила вас, а я вижу на ваших одеждах ее
пыль, то я отведу вам комнаты для отдыха...
Вопросительно смотрю на Мэлину, но она лишь едва заметно
качает головой. "Не стоит беспокоиться." Узнаю дочь гор.
-- Не знаю, что за дело у Мэлины, но мне нужна одна лишь вещь
- новый меч.
Одинг ведет нас к накрытому столу, о котором уже
побеспокоилась одна из его дочерей.
-- Прежде всего, следует поесть, даже если на хвосте лютый
враг.
Я чувствую в его голосе нотки ворчливости. Они - давние
соратники кузнеца, который пытается казаться суровее, чем есть,
только бы к нему прислушались. Но он знает, что делает. Та пища,
что ожидает нас, не утяжелит желудок, склоняя ко сну и искореняя
способность поднять меч.
Я неторопливо ем, понимая, что все равно не смогу переубедить
старого друга. По делу, стоит его послушаться - он на десяток лет
меня старше, да и опыта у него поболе. С такими вещами мирятся, и
если человек не нуждается ни в чьем совете, ни в чьей помощи, то
это уже не человек. Как черные люди. Мэлина ест скучно, словно
занимаясь нелюбимым делом. С момента, когда мы перешагнули порог
дома Одинга, она сказала одно лишь слово, благодаря его за
трапезу.
-- Черные люди,-- начинаю я, когда стол пустеет и на его
занятной деревянной поверхности с удивительными разводами
появляется легкое вино.-- Ты слышал о них?
Одинг качает головой. Возможно, он что-то и слышал, но хочет
узнать обо всем от меня. Снова повторяю рассказ, который мне
самому начинает казаться нереальным.
-- Здесь я не затем, чтобы обременять тебя... Просто мне нужен
новый меч, деньги за который я отдам тебе...
-- Никаких денег,-- обрывает меня кузнец.-- Сам знаешь, что я
не могу брать денег с попавшего в беду...
-- Я уйду немедленно, как только ты подберешь мне более-менее
стоящую железяку.
Это наша самая короткая встреча. Несколько мимолетных часов и
мы продолжаем наш путь... с одним существенным отличием - в спину
нам смотрит черный человек. Он просто стоял на дороге, которая
ведет к дому Одинга, и глядел, как мы седлаем лошадей, крепим к
специальным поясам мечи в ножнах (Мэлина тоже не отказалась от
стали)... Как он нашел нас?
Я заметил его, лишь когда круто разворачивал Роберта, чтобы
немедленно пустить его быстрой рысью. Красные глаза вонзились в
меня, раскрывая пугающую бездну кошмара. Мне действительно стало
очень страшно. Такого я не испытывал никогда в жизни. Никогда. Он
сделал шаг и я вонзил шпоры в бока Роберта, не проверяя, следует
ли за мной девушка предгорий.
Оглядываясь на неподвижную фигуру, что провожала нас взглядом,
я боялся не только за себя. Это был страх пытки любовью, той
самой любовью, о которой говорят, как о самом сильном оружии. Это
то, во что я верю, с одной разницей - я думаю, что она - орудие
пыток. Что, если черный человек захочет поквитаться с силачом
Одингом, который помог нам, не устрашившись рассказов о пугающих
нелюдях в черных мантиях до земли? Что если... Об этом было
страшно думать - у кузнеца была семья, которую он любил больше
себя. Пытка страхом убийства.
Буквально несколько секунд назад наваждение ушло вместе со
страхом и я уже смотрю вдаль - в направлении горной цепи, которая
кажется недостижимой, но к которой мы движемся. Девушка из
предгорий по непонятным причинам следует за мной, подгоняя свою
лошадь. Страх ли это?
-- Мэлина,-- оборачиваюсь я к ней,-- почему мы едем вместе?
Несколько раз редкие деревца успевают пролететь мимо нас, пока
она наконец решается ответить.
-- Мы с тобой в одной лодке, мы парные канатоходцы, Ледоруб.
Черные преследуют и меня тоже. Я бежала еще на берегу залива
Медуз, как только мы пристали к берегу Кельта Гард... И знаешь,
что еще? Я, должно быть, твоя дочь.
Эти слова потрясают меня до самых маленьких, забытых во
времени, уголков цепкой памяти. Моя дочь? Состояние шока длится
недолго, хотя _так_ меня еще никто не удивлял. Никогда.
-- Мэлина! С чего ты взяла? -- слова рвутся наружу, хотя
неизбежные догадки, не подкрепленные пока фактами, начинают
прорезать лед зеркала, которое отражает меня.
Воздух со свистом покидает мои легкие, когда ее губы выносят
вердикт, заставляющий поверить.
-- Ты, верно, помнишь Лель? Лель, первая красавица, сердце
которой стало неприступным. Лель моя мать, Ледоруб, и хотя она
называла мне твое настоящее имя, я не стану произносить его вслух
- таково ведь твое желание. Не удивляйся своему неведению - ты
покинул наш народ, когда еще нельзя было понять, что моя мать
носит под сердцем дочь.
Ее голос звучит ровно, словно она объясняет провинившемуся
ребенку, в чем он неправ - объясняет мягко. Рыжие волосы
пластаются на ветру, просясь на свободу. Что остается мне?
Только согласиться, хотя теперь накатившее удивление куда сильнее
предыдущего.
-- Дочь,-- говорю я, скорее обрадованным таким ценным
приобретением, нежели огорченный своей ошибкой.
Прожитая жизнь мелькает перед глазами и особый акцент на тех
годах, когда рядом была Лель и ее народ, которому я помог. Дочь.
У меня есть дочь.
Одним движением я осаживаю скакуна и спрыгиваю на землю,
ожидая, пока она сделает то же. Нет, в ее движениях нет
торопливости - она неспешно подходит и протягивает мне обе
прекрасных руки. Никакой спешки, но через долю секунды я сжимаю в
объятиях вновь обретенное сокровище из моего бурного прошлого. Ее
сердце бьется часто, но внешне Мэлина спокойна. Я поражаюсь, как
раньше мог не заметить ее сходства с матерью, таких знакомых
черт лица, отточенных движений.
-- Отец, нам надо ехать,-- говорит она и в голосе ее любовь,
которой я даже не смею ожидать от дочери, которую я бросил, пусть
даже и не зная о ней! Любовь, которая появляется только с
годами. Чувствует ли она мое состояние? Да.
-- Я горжусь тобой, Ледоруб,-- ее губы шепчут мне хвалебные
слова, которых я не заслужил.
Потрясенный, я возвращаюсь в седло. Роберт неторопливо
перебирает копытами, которые закованы в лучшие подковы из голубой
стали с востока. Оттуда, где знают толк в лошадях. Но мне сейчас
не до востока.
-- Дочь... Черные люди добрались и до тебя?
Что это в моем голосе, беспокойство? В моем голосе? А что
теперь станется с Одингом?
-- Наследственность отец, это то, что ты передал мне. Я
поняла, что им нужна помощь... Но они слишком... я не знаю, как
выразить это словами, но они лишь чьи-то слуги. Им нужны наши
способности. Наша тяга к новому - вот что им нужно.
Дальше едем молча, пока я пытаюсь переварить новую информацию.
Дочь, о которой я только что узнал, оказалась источником важного.
Но главное - родной мне. Неровный стук копыт перестает слышаться
за потоком мыслей, каждая из которых наводит только на новые
тайны и вопросы.
Я улыбаюсь, теперь мне совершенно отчетливо видно, зачем она
следует за своим отцом, за Веселым Ледорубом. Мы идем к руднику
Рейт-харга. Туда, где находится конечная точка путешествия
молодых старцев, скрывающих лица и тела, туда, где находится
таинственное нечто, из-за которого мы нужны.
Я уже выиграл. Я обрел родственную душу, которая приходится
мне дочерью. Я замечаю, как потеплело ее лицо и теперь едва
заметная улыбка растягивает уголки ее прекрасного рта. Она
открыто подставляет лицо встречному ветру.
1 2 3 4 5 6