Однако дальше продвинуться так и не сумели. В каком-то смысле мы снова
оказались там, откуда начинали свои исследования, - ибо для того, чтобы
проанализировать, что же именно воспринимает это поле в процессе
модулирования его микротоками, необходимо прибегнуть к использованию
многих тысяч сложных приборов. В нашем распоряжении оказалась усиленная
мысль в виде совокупности строго определенных электрических импульсов, но
мы не умели расшифровать их.
И мы пришли вот к какому заключению - имеется всего лишь
один-единственный прибор, в должной степени чувствительный и сложный,
чтобы решить поставленную нами задачу. Таким прибором является другой
человеческий мозг.
Взмахом руки я попытался прервать поток его слова.
- Я понял! - вскричал я. - Вы хотите заполучить устройство для чтения
мыслей.
- Гораздо больше, чем это. Когда на следующий день мы производили
контрольные испытания, один из моих ассистентов повысил напряженность поля
- вернее, частоту электромагнитных импульсов, его составлявших, -
совершенно случайно. В роли аналитика тогда выступал я сам, субъект
испытаний при этом находился под строгим надзором.
Вместо того, чтобы "услышать" едва различимые, бессвязные его мысли,
я сам стал частью внутреннего мира этого человека. Я оказался как бы
внутри его мозга. Какой поистине кошмарный мир мне тогда открылся!
Мышление этого человека не было ясным, когерентным. Но все это время я не
переставал ощущать собственную свою индивидуальность... Придя в себя, он,
очертя голову, на меня набросился со словами, что я нахально, без спроса
вторгся в его внутренний мир.
С Маршэмом все будет совершенно иначе. Вымышленный мир его
коматозного состояния, мир его бреда проработан до мельчайших
подробностей, он настолько же реален для него самого, насколько реальными
он привык делать придуманные им миры для своих читателей.
- Погоди-ка, - перебил я его, - а почему бы тебе самому не заглянуть
в этот его внутренний мир?
Стив Блэйкистон ухмыльнулся и метнул в мою сторону настоящий
высоковольтный разряд из своих больших серых глаз.
- На то есть три весьма серьезных препятствия. Во-первых, я сам уже
настолько пропитан обуревавшим его бредом, что опасаюсь, как бы я сам не
идентифицировался с ним. А ему в данный момент больше всего нужна
целительная доза здравого смысла. Ты как раз наиболее подходящий для этого
человек, закоренелый скептик, с весьма легковесным, я бы даже сказал,
циничным отношением ко всему, что тебя окружает.
Во-вторых, если моему разуму не удастся устоять перед силой
воздействия его буйного воображения, сам я, уже не смогу после этого
вылечиться, а за меня этого никто не сделает. Чем больше я размышляю над
этим, тем все больше прихожу к выводу, что пробудившись, я сам стану
первым же кандидатом на койку в соседней палате. Но такое возможно, если
позволить своему разуму подчиниться воле пациента. Тебе это никак не
грозит. Тебе внутренне присуще глубочайшее недоверие к чему бы то ни было.
Для тебя это станет всего лишь еще одной возможностью подурачиться в
привычной манере ниспровержения всех и всяческих идолов. Да у тебя и у
самого очень приличное воображение, если судить по некоторым из твоих
недавних репортажей о спортивных поединках.
И наконец, в-третьих, когда он - если такое вообще случится - придет
в себя, ему захочется убить человека, который посмел вторгнуться в его
святая святых - мир его воображения. Ты, разумеется, постараешься
побыстрее спастись бегством. Мне же - уж очень больно я могу захотеть
остаться и поглядеть на то, что из всего этого эксперимента вышло.
Я поднялся, галантно поклонился и произнес:
- Премного благодарен, дружище. Я вот как раз вспомнил о том, что мне
предстоит поведать миру о финальном бое, который должен состояться в
"Мэдисон Сквер-Гардене" завтрашним вечером. А поэтому мне не мешало бы
хорошенько выспаться. Я уже и так слишком у тебя подзадержался. До
скорого.
Стив тоже поднялся и поспешил к двери, забегая впереди меня.
- Пожалуйста, - взмолился он.
Что-то, а уговаривать он умеет. А я не в состоянии выдержать взгляда
его больших глаз. И как-никак, но он пока еще мой приятель. Он уверял, что
длиться это будет совсем недолго - ну точно, как заправский зубной техник,
- решительно отметая все "а если?", какие только я был в состоянии
придумать.
Десятью минутами позже я уже возлежал на широкой кровати,
установленной рядом с кроватью, которую занимал мертвенно бледный Маршэм
Красвелл. Стив низко склонился у его изголовья, прилаживая над головой
больного писателя круглый колпак из хромированной стали, очень похожий по
форме на те, что применяются для сушки волос в парикмахерских. Аналогичные
приготовления произвел надо мною его ассистент.
От этих колпаков тянулись провода к поворотным кронштейнам над нашими
головами и еще дальше - к снабженной колесами машине, которая выглядела
так, будто сошла с рекламного проспекта окутанного дымкой загадочности
раздела науки Всемирной выставки двухтысячного года.
Меня прямо-таки распирали многочисленный вопросы, но те, которые мне
удалось каким-то образом высказать, казались совершенно неуместными и даже
бессмысленными.
- Что мне говорить этому воображаемому его герою? "Доброе утро! С
какими сегодня затруднениями вы столкнулись?" Представиться мне или нет?
- Только скажи, что тебя зовут Пит Парнелл, а дальше придется
импровизировать, играть роль, как говорят, с чистого листа, - сказал Стив.
- Ты сам поймешь, что я имею в виду, когда очутишься там.
Хорошенькое дело - где это "там" я должен очутиться? Меня вдруг
поразила до глубины души сама мысль о путешествии в святая святых
душевнобольного человека. От этого желудок мой сократился до размеров
боксерской перчатки.
- А как надлежит одеться, готовясь к подобному визиту? В вечерний
парадный костюм? - спросил я.
Во всяком случае, как мне кажется, я именно так выразился. Но голос
мой даже мне самому показался каким-то совсем чужим.
- Одевайся как тебе вздумается.
- Ха-ха! И откуда мне знать, когда настанет пора закруглять свое
присутствие на этом незванном ужине?
Стив обошел обе кровати и теперь склонился надо мною.
- Если тебе не удастся высвободить Красвелла из этого состояния в
течение часа, я выключу подачу электрического тока.
Он отошел на несколько шагов и стал рядом с машиной.
- Приятных сновидений.
Я только тягостно застонал.

Было очень жарко. Как будто два знойных лета в самом разгаре слились
воедино. Это два солнца сошлись на одном небосводе, оба кроваво-красные, и
оба ничем не прикрытые на бронзовом небе. И все же ногам, казалось, могло
бы быть прохладнее - по земле стелился мягкий зеленый дерн, покрытая им
совершенно плоская равнина простиралась до самого горизонта. Но в первую
же минуту стало ясно, что это не трава. Пыль. Обжигаемая пыль зеленоватого
оттенка.
А в каких-то трех метрах от меня стоял что ни на есть настоящий
гладиатор, глаза его излучали настороженное недоверие. Росту в нем было
без малого два метра, огромные руки и ноги отливали темной бронзой густого
загара, под упругой кожей перекатывались бугры стальных мускулов, в правой
руке сверкал длинный меч.
Однако лицо явно выдавало, кто это был на самом деле.
Поэтому мне сражу же удалось овладеть собой и появилось непреодолимое
желание расхохотаться.
- Эй, парень! - закричал я. - Ого, как быстро ты успел загореть!
Всего несколько минут тому назад ты был белым, как простыня.
Гладиатор ладонью прикрыл глаза от солнц-близнецов.
- Неужели это еще одна личина волшебника Гарора, призванная довести
меня до безумия - землянин, здесь, на равнинах Истака? Или я уже... в
самом деле сошел с ума?
Голос у него был звучный, хорошо поставленный.
Мой же голос звучал совершенно обыденно. Да и вообще после некоторого
первоначального замешательства я чувствовал себя вполне в своей тарелке,
вот только жара...
- Что ж, твое предположение лишний раз подтверждает, что ты
действительно малость рехнулся.
Вам, наверное, знакомо состояние полудремы, зыбкая грань, отделяющая
сон от бодрствования, которая, однако, все же еще позволяет до некоторой
степени обуздывать собственное воображение? Именно так я себя чувствовал в
эти первые мгновенья. Теперь я понимал, что имел в виду Стив, когда
сказал, что мне придется играть роль с листа. Случайно я опустил взор и
увидел самого себя... Твидовый костюм, грубые башмаки - ничем не
примечательная одежда. Именно так я был одет, когда в последний раз глядел
на себя в зеркале. У меня не было причин переодеваться во что-нибудь иное.
Именно поэтому у меня будто мороз пробежал по коже несмотря на зной,
созданный воображением Маршэма Красвелла. И причиной тому было нечто,
взятое скорее из экипировки представшего передо мной гладиатора.
Великолепные сандалии! Мои ноги были обуты в сандалии.
Но тут я рассмеялся. Я едва не совершил роковую ошибку, воспринимая
себя через призму воображения моего визави!
- Ты не против, если я выключу одно из этих солнц? - вежливо спросил
я. - Здесь, пожалуй, жарковато.
И бросил в сторону одного из солнц очень даже свирепый взгляд. Оно
тотчас же исчезло.
Гладиатор поднял меч.
- Ты Гарор! - вскричал он. - Но все твое волшебство не поможет тебе
против Меча!
Он бросился вперед. Сверкающее лезвие рассекло воздух у самого моего
черепа. Мысли мои завертелись с бешеной быстротой.
Раздался лязг металла, лезвие меча скользнуло по армейского образца
каске, защищавшей мою черепушку. В последний раз такого рода
непритязательная амуниция была на мне в Арденнах, и я знал, что удар
простого меча ей нипочем. Спокойно приняв выпад противника, я снял каску.
- А теперь послушай-ка меня, Маршэм Красвелл, - сказал я. - Меня
зовут Пит Парнелл, я из воскресной "Стар" и...
Красвелл обвел взглядом свой меч, грудь его тяжело вздымалась,
недоумение на лице постепенно уступило место более осмысленному выражению.
- Погоди! Я знаю теперь, кто ты, - Нельпар Ретреп, человек с Семи
Лун, который прибыл сюда, чтобы вместе со мною сразиться с Змеем и его
подлым приспешником - волшебником и чародеем Гарором. Добро пожаловать,
друг мой!
Он протянул мне огромную бронзовую ручищу. Я с чувством пожал ее.
Было очевидно, что, будучи не в состоянии рационально объяснить мое
появление, он усиленно пытался вплести меня в ткань своих собственных
видений. Вот и прекрасно. Пока что это только забавляло меня. Я решил не
препятствовать дальнейшему развитию придумываемого Красвеллом на ходу
действия, а возможно и подыграть ему. Собственное мое воображение
нисколько не расшалилось, во всяком случае - пока что.
- Мои сторонники, - поведал мне Красвелл, - Благородные док-люди с
Голубых гор, только что все пали мертвыми в кровопролитном сражении. Мы
храбро встретили множество опасностей, что повстречались нам на равнинах
Истака во время наших поисков Бриллианта - но все это, разумеется, тебе
известно.
- Конечно же, - согласился я. - А что теперь?
Красвелл неожиданно повернулся и сделал указующий жест мечом.
- Туда, - пробормотал он. - Перспектива, что нас ожидает, вселяет
ужас даже в мое сердце. Я уже вижу, как возвращается Гарор, чтобы
сразиться с нами, возвращается, ведя за собой свой жуткий легион Лакросов,
созданий из Сверхмира, погрязших в мерзком симбиозе с инопланетным
разумом, - неуязвимых для людей, но не для Меча или могучего оружия,
которым владеет Нельпар с Семилуния. Мы сразимся с ними и одолеем их без
посторонней помощи!
Через бескрайнюю равнину, покрытую зеленой пылью, прямо на нас
мчалась целая орда... как их назвать... каких-то созданий. Мой запас слов
слишком беден для описания буйных фантазий Красвелла. Гигантские, тускло
мерцающие твари, то ли с кожи, то ли с чешуи которых сочился какой-то
тягучий гной, не то летели, не то скакали. Они были настолько мерзкими,
что я стал озираться по сторонам в поисках какой-нибудь раковины или
просто урны, куда можно было бы сплюнуть. И таковая не замедлила
подвернуться мне под руку с мылом и комплектом полотенец, но я мысленно
отверг ее, бросил взгляд на облако зеленой пыли и серьезно задумался.
Передо мною задрожали очертания телефонной кабинки, и, как только мне
удалось зафиксировать ее в своем сознании, я опрометью кинулся в нее и
лихорадочно набрал столь знакомый мне номер.
1 2 3 4 5 6