Я
сразу опознал среди них злодея Сашу Львова. Мы как раз
доигрывали в майором в словесные ребусы:
- Леня, а теперь назови слово из трех букв, являющееся
синонимом слова "стул".
- Кал. Точно? Похоже я сейчас в него и вляпаюсь, судя по
составу встречающей делегации. На свидание она явилась с букетом
из "акаэмов". Я лучше пока схоронюсь где-нибудь на борту, а
вылезу попозже, когда вокруг вертолета начнется давка.
- Да где ж ты спрячешься, Ленчик?- несколько рассеянно
отозвался Плотицын. Он явно не осознавал трагизма-бабаягизма и
воспринимал мои метания как продолжение игры.- Или погоди, по
левому борту лежат рулоны парусины. Можно там.
Я напоследок глянул в иллюминатор. Мы садились на поле стадиона
"Динамо", который был построен когда-то для спортивных
энкавэдэшников, охранявших шарашки и лагеря. На трибунах сейчас
хватало народа, только там теснились не болельщики, а
эвакуирующиеся. Очевидно те, кто уже сдал свою недвижимость
юркой фирме "Новое рождение". Милиции, наводившей порядок, тоже
хватало, потому что толпы людей бросались из одного конца
футбольного поля в другой - наверное, в ту сторону, где
циркулировали слухи о следующем рейсе на "большую землю". Как я
впоследствии узнал, все граждане, обработанные "Новым
рождением", имели на руках бирки, подтверждавшие право на
эвакуацию. На очередной рейс попадали те, чьи номера бирок
прозвучали по стадионным мегафонам. Мегафоны фонили, мешали
друг другу эхом и многие граждане долбили своих раздраженных
соседей вопросами:
- Какой сейчас сказали номер?
- Да не мешай ты слушать...
- Ну какой все-таки произнесли номер?
- Да отвяжись ты... вот козел, я сам не расслышал из-за
тебя надоеды... Эй, товарищи, какой сейчас сказали номер?
Номера бирок, похоже отбирались идиотом или генератором
случайных чисел, потому что разлучались даже дети с родителями.
Там и сям по этому поводу раздавались верещания и стенания.
Мамки-тятьки, конечно, оставались вместе с детками, однако
не знали кому пожаловаться, что они не улетели и не представляли,
когда они снова попадут в число отобранных...
Я сховался за парусиновые рулоны и накрылся сверху еще
упаковочной бумагой. Плотицына и второго пилота помимо
автоматчиков встречал какой-то дерганый тип, представившийся
Рувимским. Похоже, исполнительный директор фирмы "Новое
рождение". Впрочем директор и пилоты вскоре куда-то слиняли.
Я собрался выбраться из своего блиндажа, чтобы произвести
рекогносцировку местности хотя бы из иллюминатора. Тут опять
скрипнула дверка, и я вынужден был затихариться в прежнем стиле.
Похоже, что вернулись оба пилота и с ними еще кто-то. По игре
инерционных сил, тряске и гулу можно было догадаться, что
вертолет снова взмывает в воздух. Без загрузки, без пассажиров,
похоже кто-то из начальства решил покататься, реализуя принцип
"мне сверху видно все". Или, может, проводятся
предэксплуатационные испытания. Во всяком случае мне лучше не
высовываться.
Однако меня высунул сам вертолет. Он стал закладывать один вираж
за другим, и я не смог удержать рулоны упаковочной бумаги.
Очевидно, первым делом обозрению открылся мой локоть или носок
ботинка. Упаковочная бумага куда-то резко улетела, и надо мной
возникла фигура незнакомца. Я сразу заметил, какая она
кряжистая, поперек себя шире. Впрочем, незнакомец был одет не в
камуфляж, а в нормальную джинсуру и повел себя не агрессивно.
- Да здэсь заяц,- прононс и наружность были кавказскими.
- Здравствуйте, где это я?- стал выдавать я наивняк.
Кавказоид помог мне подняться. Помимо него в салоне были другие
знакомцы и незнакомцы. Еще один здоровяк-"параллелипипед",
только славянский наружности, тот самый Саша Львов, плюс
нестарый мужчина довольно элегантного телосложения и в добротном
прикиде.
- Что с ним дэлать, Филипп Николаэвич?- беззлобно и почти
шутливо спросил про меня детина-кавказоид. Ага, теперь понятно,
воздушную прогулку решил совершить сам Тархов. Вид у него, между
прочим, не злодея, а скорее уж преуспевающего брокера. Этот
пиджачок в полоску особенно придает ему брокерский вид. Молодец
комсомолец, хорошо мимикрирует. Мимикроид наш краснокрылый.
- Что с ним делать? Что с ним делать,- довольно лениво
пожевал слова Тархов.- Свяжись для начала с Остапенко и сличи
словесный портрет с описаниями интересных нам лиц.
Кавказоид устремился к пилотской кабине, оттуда высунулась
физиономия... которая не имела никакого отношения к Плотицыну. А
второго пилота, как я приметил, там не было вовсе. Черт, Тархов
всю "уралтранзитовскую" команду поменял на собственного летуна,
так боиться за свою ценную сраку. У меня в горлышке все засохло,
но я еще выдавил:
- А, решили покататься, Филипп Николаевич, погодка-то и в
самом деле классная. Чайки в воду садятся.
Тархов не особо на меня отреагировал. Вернувшийся здоровяк
что-то прошептал ему на ухо, и тут вполне презентабельные щеки
комсомольского брокера украсились какой-то кривой ухмылкой.
- А, сам Шварц пожаловал. Сам Шварц. Со Шварцнэггером на
футболке - это что-то вроде знамени. Значит, в "хонде" были не
вы. Оригинально, оригинально. А мы ведь вас уже помянули.
- На то и было рассчитано. Надеюсь, помянули добрым словом?
- Конечно, добрым. А вот каким вас сейчас встречать, не знаю.
Какой процент акций принадлежит вам в "Уралтранзите"?
- Всего лишь два,- совершенно искренне поведал я.
- Как я раньше не догадался проверить список акционеров.
Информация вообще-то открытая.
- Не переживайте, Филипп Николаевич, никакого упущения с вашей
стороны, вы ведь считали меня жмуриком.
- И что интересно, даже сейчас считаю.- Нехорошая, конечно,
прозвучала фраза, но надо привыкать к грозным намекам.- Двух
процентов, конечно, же мало, чтобы все это разыграть как
сплошной спектакль, но вполне достаточно, чтобы нам подгадить.
Это вы, конечно, надоумили Трофимова насчет того, чтобы припереть
нас к стенке ценовым шантажом.
- Филипп Николаевич, справедливости ради напомню, что насчет
"подгадить" не вам говорить. Вы подгадили всем жителям этого
города, не считая редких исключений.
- Я забочусь об их жизни и имуществе.
Мне, наверное, надо было сдержаться, но эта почти что непорочная
комсомольская брехня меня взбесила.
- Вы, действительно, так уж позаботились о Неелове, Цокотухине и
Хоке, что у них теперь никаких проблем. Мы с Крутихиным столь
были тронуты вашей заботой, что чуть не окочурились с такого
счастья... Может вы спасаете не тело, но душу?
- Вы все-таки вредный человек, Леня Шварц. Почему вашей нации
столь присуща вредоносность?
- Вы поставили интересный, я бы даже сказал теоретический
вопрос. Только я хотел бы его расширить. Почему отдельным
представителям других невредоносных наций тоже присуща
вредоносность? Может, это виновато чувство принадлежности к
высшей касте? Признайтесь, вы ведь никогда не платили за
выпивку и деликатесы полностью - от этого, конечно, начнешь
испытывать комплекс неполноценности.
- Забавно мне такое слышать от заурядного спекулянта,- лицо
незаурядного спекулянта Филиппа Николаевича приняло почти что
аристократическое выражение. Просто принц советского разлива. И
взгляд как у птицы, питающейся падалью.
- Мне помог всплыть нормальный естественный отбор, Филипп
Николаевич. Его принцип - "лучше живет тот, кто лучше думает,
бегает, прыгает, летает." А вы взлетели благодаря отбору
отрицательного типа. Тут принцип таков - "лучше живет тот, кто
мешает жить другим."
- Наш друг разгорячился. Кажется, он нуждается в
проветривании.- Тархов что-то шепнул кавказоиду и тот передал
начальские слова летчику.
- Не советую возбуждаться и вам.- я старался сохранять
плавность речи, хотя адреналин заставлял метаться и сердечную
мышцу, и мыслишки.
- У меня, Шварц, все в полном ажуре. Сейчас я именно тот, кто
лучше думает, по крайней мере, лучше чем вы. Вы прилетели сюда
как крыса, зарывшаяся в шмотье, а не как представитель
"Уралтранзита", де-юре вас не было на борту. Я собираюсь сделать
из де-юре де-факто. Если кто-то и видел вас садящимся в
вертолет, то тогда придется отвечать пилоту Плотицыну. С него
спросят за ваше полное исчезновение. Мог же он вас случайно
оборонить по пути в Свердловск-37? Или высадить где-нибудь в
дремучем лесу.
Хлопцы подхалимски заржали, делая приятное хозяину. Тот
продолжал.
- Думаете, Шварц, я не подозреваю, из-за кого вы явились сюда.
Не из-за расследования нееловского дела, не из-за
папаши-старика, а из-за беленковской самочки. Так вот, девушка
будет использована по прямому назначению, и станет радостно
ерзать подо мной через полчаса после того, как вы превратитесь
в кисель... А теперь,- хозяин торжественно обратился к
прислужникам,- выкиньте эту крысу вон.
Ого, да это, кажется, про меня. Дверца распахнулась и кавказоид
любезно, с "горским" гостеприимством, пригласил меня пожаловать
в бурный воздушный поток.
Душа уже стала отслаиваться от тела, когда я вспомнил - сумка!
Моя сумка. Она лежит под одним из сидений. Причем в боковом
кармане отдыхает газовый револьвер. Ну так, под первым, вторым
или третьим сидением?
- Послушайте, человек имеет право хотя бы на красивый вид после
смерти,- напомнил я, пытаясь потянуть время.
- Шварц, вид у вас будет красивый вплоть до соприкосновения с
нашей планетой. И вообще извините меня за "крысу". Я хотел
сказать - отправьте в полет эту гордую птицу,- издевнулся
напоследок комсомольский вожак.
- Пажалуста, пажалуста,- кавказоид еще раз широким жестом
пригласил меня войти в атмосферу. Сумка точно под третьим
стульчаком. Я встал на колени. Стыдно, но что делать. Не хочу
отдавать свою жизнь на благо Тархова.
- Тело оказалось слабее духа, господа. А все потому, что мне не
нравятся сквозняки.
- Сопли пустил. Сейчас еще обоссытся, щенок,- Филипп
Николаевич сплюнул. Мне показалось, что в глазах Львова
мелькнуло сожаление, словно он ожидал от меня другого.
Что ж, спрос рождает предложение, попробуем другое. Я прыгнул с
колен и, вытянувшись в струнку, как футбольный вратарь,
достающий мяч, забросил руку в боковой карман сумки. Львов
подскочил ко мне, но я сделал ногами удачные "ножницы", двинув
ему по голени и под коленку. Пока он укладывался на палубу, я
выхватил свой газовый револьвер и пальнул в лицо подоспевшему
кавказоиду. Львов вышиб ударом своего пудового башмака мою
"вонявку", но, когда стал подниматься, я лягнул его каблуком в
кадык и снова уложил.
Наступила какая-то пауза. Кавказоид хныкал, царапая физиономию,
Саша Львов только болтал головой и производил булькающие звуки.
Я чуть было не успокоился, но тут заметил, что рука Тархова
расстегивает пуговицу пиджака и ныряет куда-то подмышку.
Пистолет? Я распрямил свои тело и, швырнув себя вперед,
звезданул головой в тарховское брюхо. Товарищ активист ойкнул и
обмяк, я же потянулся к его подмышке, желая выдернуть оружие. И
тут какая-то сила ухватила меня за воротник и швырнула в сторону
дверцы. Саша Львов очухался. Голова моя уже оказалась снаружи и
заболталась на ветру.
Я при всем страхе-ужасе заметил второй вертолет - неужели
Плотицын летит мне на помощь? Однако вскоре пришлось мне
отвлечься от наблюдений. Львов не смог меня выпихнуть сразу,
потому что я уцепился ногой за какую-то приваренную деталь.
Поэтому он склонился, чтобы оглушить меня ударом в висок.
Однако поблизости друг от друга маневрировало в воздухе уже два
вертолета. Пилот нашей машины, пытаясь уклониться от
преследующей, заложил горизонтальный маневр, отчего центробежная
сила увела траекторию пудового сашиного кулака в сторону и
вообще отжала противника от меня. Она же пособила мне
приподняться и врезать противнику ногой в пах. А массивность
Львова сейчас только помогла ему врезаться в противоположный
борт.
Я подоспел к Тархову вовремя, ведь он уже почти нацелил на меня
"пээмку". По сравнению со Львовым поединок с ним показался мне
разминкой. Я отклонил дуло в сторону кабины и тут... то ли я
прижал палец Филиппа Николаевича, то ли он сам дернул
спусковой крючок с натуги, но только пистолет пальнул. Из
кабины послышался жалобный вопль, и через открытую дверцу стало
видно, что пилот бессильно завалился набок.
Я стал выдирать оружие из пальцев Тархова, но когда это дело
почти удалось, пришлось мне рухнуть на палубу после подсечки, а
пистолет перекочевал в руки Львова.
- Пристрели его,- спешно приказал Филипп Николаевич.
- Самостоятельно товарищ Тархов умеет попадать только в
своих,- надерзил я и собирался еще продолжить предсмертное
хамство. Несмотря на то, что момент был из самых ужасных в моей
биографии, сейчас я почти не чувствовал беспокойства.
- Пилот испекся,- спокойно доложил Львов и вертолет откликнулся
серией беспокойных толчков и все возрастающей амплитудой
раскачивания из крена в крен, с носа на хвост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
сразу опознал среди них злодея Сашу Львова. Мы как раз
доигрывали в майором в словесные ребусы:
- Леня, а теперь назови слово из трех букв, являющееся
синонимом слова "стул".
- Кал. Точно? Похоже я сейчас в него и вляпаюсь, судя по
составу встречающей делегации. На свидание она явилась с букетом
из "акаэмов". Я лучше пока схоронюсь где-нибудь на борту, а
вылезу попозже, когда вокруг вертолета начнется давка.
- Да где ж ты спрячешься, Ленчик?- несколько рассеянно
отозвался Плотицын. Он явно не осознавал трагизма-бабаягизма и
воспринимал мои метания как продолжение игры.- Или погоди, по
левому борту лежат рулоны парусины. Можно там.
Я напоследок глянул в иллюминатор. Мы садились на поле стадиона
"Динамо", который был построен когда-то для спортивных
энкавэдэшников, охранявших шарашки и лагеря. На трибунах сейчас
хватало народа, только там теснились не болельщики, а
эвакуирующиеся. Очевидно те, кто уже сдал свою недвижимость
юркой фирме "Новое рождение". Милиции, наводившей порядок, тоже
хватало, потому что толпы людей бросались из одного конца
футбольного поля в другой - наверное, в ту сторону, где
циркулировали слухи о следующем рейсе на "большую землю". Как я
впоследствии узнал, все граждане, обработанные "Новым
рождением", имели на руках бирки, подтверждавшие право на
эвакуацию. На очередной рейс попадали те, чьи номера бирок
прозвучали по стадионным мегафонам. Мегафоны фонили, мешали
друг другу эхом и многие граждане долбили своих раздраженных
соседей вопросами:
- Какой сейчас сказали номер?
- Да не мешай ты слушать...
- Ну какой все-таки произнесли номер?
- Да отвяжись ты... вот козел, я сам не расслышал из-за
тебя надоеды... Эй, товарищи, какой сейчас сказали номер?
Номера бирок, похоже отбирались идиотом или генератором
случайных чисел, потому что разлучались даже дети с родителями.
Там и сям по этому поводу раздавались верещания и стенания.
Мамки-тятьки, конечно, оставались вместе с детками, однако
не знали кому пожаловаться, что они не улетели и не представляли,
когда они снова попадут в число отобранных...
Я сховался за парусиновые рулоны и накрылся сверху еще
упаковочной бумагой. Плотицына и второго пилота помимо
автоматчиков встречал какой-то дерганый тип, представившийся
Рувимским. Похоже, исполнительный директор фирмы "Новое
рождение". Впрочем директор и пилоты вскоре куда-то слиняли.
Я собрался выбраться из своего блиндажа, чтобы произвести
рекогносцировку местности хотя бы из иллюминатора. Тут опять
скрипнула дверка, и я вынужден был затихариться в прежнем стиле.
Похоже, что вернулись оба пилота и с ними еще кто-то. По игре
инерционных сил, тряске и гулу можно было догадаться, что
вертолет снова взмывает в воздух. Без загрузки, без пассажиров,
похоже кто-то из начальства решил покататься, реализуя принцип
"мне сверху видно все". Или, может, проводятся
предэксплуатационные испытания. Во всяком случае мне лучше не
высовываться.
Однако меня высунул сам вертолет. Он стал закладывать один вираж
за другим, и я не смог удержать рулоны упаковочной бумаги.
Очевидно, первым делом обозрению открылся мой локоть или носок
ботинка. Упаковочная бумага куда-то резко улетела, и надо мной
возникла фигура незнакомца. Я сразу заметил, какая она
кряжистая, поперек себя шире. Впрочем, незнакомец был одет не в
камуфляж, а в нормальную джинсуру и повел себя не агрессивно.
- Да здэсь заяц,- прононс и наружность были кавказскими.
- Здравствуйте, где это я?- стал выдавать я наивняк.
Кавказоид помог мне подняться. Помимо него в салоне были другие
знакомцы и незнакомцы. Еще один здоровяк-"параллелипипед",
только славянский наружности, тот самый Саша Львов, плюс
нестарый мужчина довольно элегантного телосложения и в добротном
прикиде.
- Что с ним дэлать, Филипп Николаэвич?- беззлобно и почти
шутливо спросил про меня детина-кавказоид. Ага, теперь понятно,
воздушную прогулку решил совершить сам Тархов. Вид у него, между
прочим, не злодея, а скорее уж преуспевающего брокера. Этот
пиджачок в полоску особенно придает ему брокерский вид. Молодец
комсомолец, хорошо мимикрирует. Мимикроид наш краснокрылый.
- Что с ним делать? Что с ним делать,- довольно лениво
пожевал слова Тархов.- Свяжись для начала с Остапенко и сличи
словесный портрет с описаниями интересных нам лиц.
Кавказоид устремился к пилотской кабине, оттуда высунулась
физиономия... которая не имела никакого отношения к Плотицыну. А
второго пилота, как я приметил, там не было вовсе. Черт, Тархов
всю "уралтранзитовскую" команду поменял на собственного летуна,
так боиться за свою ценную сраку. У меня в горлышке все засохло,
но я еще выдавил:
- А, решили покататься, Филипп Николаевич, погодка-то и в
самом деле классная. Чайки в воду садятся.
Тархов не особо на меня отреагировал. Вернувшийся здоровяк
что-то прошептал ему на ухо, и тут вполне презентабельные щеки
комсомольского брокера украсились какой-то кривой ухмылкой.
- А, сам Шварц пожаловал. Сам Шварц. Со Шварцнэггером на
футболке - это что-то вроде знамени. Значит, в "хонде" были не
вы. Оригинально, оригинально. А мы ведь вас уже помянули.
- На то и было рассчитано. Надеюсь, помянули добрым словом?
- Конечно, добрым. А вот каким вас сейчас встречать, не знаю.
Какой процент акций принадлежит вам в "Уралтранзите"?
- Всего лишь два,- совершенно искренне поведал я.
- Как я раньше не догадался проверить список акционеров.
Информация вообще-то открытая.
- Не переживайте, Филипп Николаевич, никакого упущения с вашей
стороны, вы ведь считали меня жмуриком.
- И что интересно, даже сейчас считаю.- Нехорошая, конечно,
прозвучала фраза, но надо привыкать к грозным намекам.- Двух
процентов, конечно, же мало, чтобы все это разыграть как
сплошной спектакль, но вполне достаточно, чтобы нам подгадить.
Это вы, конечно, надоумили Трофимова насчет того, чтобы припереть
нас к стенке ценовым шантажом.
- Филипп Николаевич, справедливости ради напомню, что насчет
"подгадить" не вам говорить. Вы подгадили всем жителям этого
города, не считая редких исключений.
- Я забочусь об их жизни и имуществе.
Мне, наверное, надо было сдержаться, но эта почти что непорочная
комсомольская брехня меня взбесила.
- Вы, действительно, так уж позаботились о Неелове, Цокотухине и
Хоке, что у них теперь никаких проблем. Мы с Крутихиным столь
были тронуты вашей заботой, что чуть не окочурились с такого
счастья... Может вы спасаете не тело, но душу?
- Вы все-таки вредный человек, Леня Шварц. Почему вашей нации
столь присуща вредоносность?
- Вы поставили интересный, я бы даже сказал теоретический
вопрос. Только я хотел бы его расширить. Почему отдельным
представителям других невредоносных наций тоже присуща
вредоносность? Может, это виновато чувство принадлежности к
высшей касте? Признайтесь, вы ведь никогда не платили за
выпивку и деликатесы полностью - от этого, конечно, начнешь
испытывать комплекс неполноценности.
- Забавно мне такое слышать от заурядного спекулянта,- лицо
незаурядного спекулянта Филиппа Николаевича приняло почти что
аристократическое выражение. Просто принц советского разлива. И
взгляд как у птицы, питающейся падалью.
- Мне помог всплыть нормальный естественный отбор, Филипп
Николаевич. Его принцип - "лучше живет тот, кто лучше думает,
бегает, прыгает, летает." А вы взлетели благодаря отбору
отрицательного типа. Тут принцип таков - "лучше живет тот, кто
мешает жить другим."
- Наш друг разгорячился. Кажется, он нуждается в
проветривании.- Тархов что-то шепнул кавказоиду и тот передал
начальские слова летчику.
- Не советую возбуждаться и вам.- я старался сохранять
плавность речи, хотя адреналин заставлял метаться и сердечную
мышцу, и мыслишки.
- У меня, Шварц, все в полном ажуре. Сейчас я именно тот, кто
лучше думает, по крайней мере, лучше чем вы. Вы прилетели сюда
как крыса, зарывшаяся в шмотье, а не как представитель
"Уралтранзита", де-юре вас не было на борту. Я собираюсь сделать
из де-юре де-факто. Если кто-то и видел вас садящимся в
вертолет, то тогда придется отвечать пилоту Плотицыну. С него
спросят за ваше полное исчезновение. Мог же он вас случайно
оборонить по пути в Свердловск-37? Или высадить где-нибудь в
дремучем лесу.
Хлопцы подхалимски заржали, делая приятное хозяину. Тот
продолжал.
- Думаете, Шварц, я не подозреваю, из-за кого вы явились сюда.
Не из-за расследования нееловского дела, не из-за
папаши-старика, а из-за беленковской самочки. Так вот, девушка
будет использована по прямому назначению, и станет радостно
ерзать подо мной через полчаса после того, как вы превратитесь
в кисель... А теперь,- хозяин торжественно обратился к
прислужникам,- выкиньте эту крысу вон.
Ого, да это, кажется, про меня. Дверца распахнулась и кавказоид
любезно, с "горским" гостеприимством, пригласил меня пожаловать
в бурный воздушный поток.
Душа уже стала отслаиваться от тела, когда я вспомнил - сумка!
Моя сумка. Она лежит под одним из сидений. Причем в боковом
кармане отдыхает газовый револьвер. Ну так, под первым, вторым
или третьим сидением?
- Послушайте, человек имеет право хотя бы на красивый вид после
смерти,- напомнил я, пытаясь потянуть время.
- Шварц, вид у вас будет красивый вплоть до соприкосновения с
нашей планетой. И вообще извините меня за "крысу". Я хотел
сказать - отправьте в полет эту гордую птицу,- издевнулся
напоследок комсомольский вожак.
- Пажалуста, пажалуста,- кавказоид еще раз широким жестом
пригласил меня войти в атмосферу. Сумка точно под третьим
стульчаком. Я встал на колени. Стыдно, но что делать. Не хочу
отдавать свою жизнь на благо Тархова.
- Тело оказалось слабее духа, господа. А все потому, что мне не
нравятся сквозняки.
- Сопли пустил. Сейчас еще обоссытся, щенок,- Филипп
Николаевич сплюнул. Мне показалось, что в глазах Львова
мелькнуло сожаление, словно он ожидал от меня другого.
Что ж, спрос рождает предложение, попробуем другое. Я прыгнул с
колен и, вытянувшись в струнку, как футбольный вратарь,
достающий мяч, забросил руку в боковой карман сумки. Львов
подскочил ко мне, но я сделал ногами удачные "ножницы", двинув
ему по голени и под коленку. Пока он укладывался на палубу, я
выхватил свой газовый револьвер и пальнул в лицо подоспевшему
кавказоиду. Львов вышиб ударом своего пудового башмака мою
"вонявку", но, когда стал подниматься, я лягнул его каблуком в
кадык и снова уложил.
Наступила какая-то пауза. Кавказоид хныкал, царапая физиономию,
Саша Львов только болтал головой и производил булькающие звуки.
Я чуть было не успокоился, но тут заметил, что рука Тархова
расстегивает пуговицу пиджака и ныряет куда-то подмышку.
Пистолет? Я распрямил свои тело и, швырнув себя вперед,
звезданул головой в тарховское брюхо. Товарищ активист ойкнул и
обмяк, я же потянулся к его подмышке, желая выдернуть оружие. И
тут какая-то сила ухватила меня за воротник и швырнула в сторону
дверцы. Саша Львов очухался. Голова моя уже оказалась снаружи и
заболталась на ветру.
Я при всем страхе-ужасе заметил второй вертолет - неужели
Плотицын летит мне на помощь? Однако вскоре пришлось мне
отвлечься от наблюдений. Львов не смог меня выпихнуть сразу,
потому что я уцепился ногой за какую-то приваренную деталь.
Поэтому он склонился, чтобы оглушить меня ударом в висок.
Однако поблизости друг от друга маневрировало в воздухе уже два
вертолета. Пилот нашей машины, пытаясь уклониться от
преследующей, заложил горизонтальный маневр, отчего центробежная
сила увела траекторию пудового сашиного кулака в сторону и
вообще отжала противника от меня. Она же пособила мне
приподняться и врезать противнику ногой в пах. А массивность
Львова сейчас только помогла ему врезаться в противоположный
борт.
Я подоспел к Тархову вовремя, ведь он уже почти нацелил на меня
"пээмку". По сравнению со Львовым поединок с ним показался мне
разминкой. Я отклонил дуло в сторону кабины и тут... то ли я
прижал палец Филиппа Николаевича, то ли он сам дернул
спусковой крючок с натуги, но только пистолет пальнул. Из
кабины послышался жалобный вопль, и через открытую дверцу стало
видно, что пилот бессильно завалился набок.
Я стал выдирать оружие из пальцев Тархова, но когда это дело
почти удалось, пришлось мне рухнуть на палубу после подсечки, а
пистолет перекочевал в руки Львова.
- Пристрели его,- спешно приказал Филипп Николаевич.
- Самостоятельно товарищ Тархов умеет попадать только в
своих,- надерзил я и собирался еще продолжить предсмертное
хамство. Несмотря на то, что момент был из самых ужасных в моей
биографии, сейчас я почти не чувствовал беспокойства.
- Пилот испекся,- спокойно доложил Львов и вертолет откликнулся
серией беспокойных толчков и все возрастающей амплитудой
раскачивания из крена в крен, с носа на хвост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14