— Советское, между прочим, в Москве покупал.
— Открывай, открывай, опоздаем!
— С Новым Годом, с Новым Счастьем!
— Ура!
— Вот только «Голубого Огонька» не хватает, — вздыхает профессор-членкорр. — И выступления Генсека по телевизору.
— Ну, так чего ты там плел про мутантов, — смеется Мишка-шофер. — Как говорится, сам-то понял, что сказал?
— Да ладно, чего пристал, самому неловко, — смущается Андрей. — Это я в философском смысле.
— Мужики, — Саша Коган растерянно смотрит на опустевшую бутылку «Столичной». — Вы будете смеяться, но водка кончилась. И когда она успела, черт ее знает. Сегодня ночью магазины открыты?
— Закрыты, — мрачно констатирует Мишка-шофер.
— Да ладно вам, я сейчас в Москву слетаю, там как раз утро. — Андрей Бородин трясет головой. Он лезет в кошелек и разочарованно смотрит на Сахрата. — Слушай, одолжи двадцать баксов.
— Какие проблемы, — Сахрат достает бумажку. — Ты только смотри, осторожнее, выпимши, как-никак.
— Ерунда, не впервой. Ну, я сейчас. — Андрей прикрывает глаза и, слегка подрагивая, отрывается от земли. Он на несколько секунд повисает в воздухе, и уносится в небо, оставляя за собой светящийся фиолетовый след, похожий на хвост кометы Галлея.
— Красиво пошел, — вздыхает Семен Александрович.
— Да, ничего, — соглашаюсь я. Поначалу эти фокусы приводили меня в ужас, но со временем я начал к ним привыкать.
— Я тоже никак не могу привыкнуть к этим безобразиям, — Саша Коган, в очередной раз хулиганит, читая мои мысли. А ведь много раз уже божился, что больше этого делать не будет. Ну, да ладно, сегодня я его прощаю, все-таки Новый Год.
— В его состоянии сейчас самое главное — это от ПВО увернуться. — замечает Сахрат.
— Какое ПВО, на хрен. До океана миль пять всего, сколько у американцев континентальная зона? Еще миль пятнадцать, и все. Проскочит… Дальше — море, летай — не хочу. А в России… Да у них Руст на Красную Площадь приземлился безо всяких проблем.
— Ну все-таки, — вздыхает Сахрат. Мало ли что случиться может. Еще простудится спьяну.
Мы — русские, других таких нет. Андрей по-своему прав. Мы умеем многое, но когда приходит новый год, нами овладевает грусть, смешанная с тревогой.
— Сколько ему до Москвы и обратно? — Мишка-шофер снова достает пачку «Беломора».
— Минут за десять обернется. Да еще в очереди в ларек потолкается. — И мы смущенно закуриваем и замолкаем, отводя друг от друга глаза.
Мы — пионеры, дети рабочих
(Две истории про лигу скаутов и о том, как с ней бороться)
История первая. Взвейтесь кострами.
Меня с некоторых пор периодически мучает вопрос, на который я так и не смог найти ответа: существует ли какая-нибудь связь между Лордом Баден-Пауэллом и городом Баден-Баденом, в который, расстроившись, по слухам очень любил уезжать Тургенев?
А началось все с нескольких дней, проведенных в Лондонской гостинице имени Лорда Баден-Пауэлла, в самом что ни на есть центре скаутского движения. С тех пор я подозрительно отношусь к лиге скаутов. И, как это не парадоксально, время от времени тоскую по исчезнувшим с лица земли советским пионерам.
Говорят, пионерские дружины были созданы по образу и подобию идеологически чуждых советскому строю скаутских отрядов. Так или иначе, в детстве пионерская организация ни разу не вызвала в моей душе теплых чувств. Я ненавидел гладить пионерский галстук утюгом: чуть зазеваешься, и запахнет горелым стекловолокном, а на красной атласной поверхности появится рваная дыра с черными, обугленными краями. Не осталось у меня в памяти никаких романтических воспоминаний: ни о сборе металлолома или макулатуры, ни о военно-патриотических играх, ни, тем более, о пионерском лагере…
Бррр… Манная каша, компот из сухофруктов и вожатая Лида… Лидия Георгиевна, с мускулистыми мужскими ногами, поросшими кудрявыми черными волосиками, обладавшая железным голосом и широким как блин убежденно-идеологическим лицом. Она заставляла нас до изнемождения маршировать на асфальтированной площадке. Называлось это, кажется, подготовкой к празднику строя и песни. Или песни и строя.
Так что день, когда мы по возрасту выбывали из членов пионерской организации, был чуть ли не самым счастливым в моей жизни. Помню, как толстая и сентиментальная завуч Вера Ивановна произносила прочувственную речь и разрыдалась, снимая с нас обтрепанные галстуки. В тот момент мне даже как-то стыдно стало за свой юношеский цинизм, тем более, что здоровый верзила-акселерант Толька Великов расчувствовался и, когда Вера Ивановна сняла с него галстук, неожиданно заголосил юношеским баском и пустил слезу.
Тем вечером мы с Лехой Коньковым, закадычным моим другом, с наслаждением расстегнули воротнички белых школьных рубашек, и отметили знаменательное это событие бутылкой белого сухого вина и пачкой болгарских сигарет «Опал», наслаждаясь хрипящими записями чего-то модного в то время, кажется, Лед-Зепеллинов. И с тех пор мальчики и девочки в красных галстуках для нас не существовали: мы переросли через досадный период детства, и, руководствуясь революционными принципами, решительно отряхнули его прах с наших ног.
Не ведал я, что призрак тревожного детства, взвивающихся кострами ночей, звуков пионерских горнов, еще неоднократно настигнет меня в зрелости. Да, к тому же, за тысячи километров от Москвы, в капиталистическом мире…
Итак, в самом начале перестройки, мне, подающему смутные надежды научному сотруднику вымирающей Академии Наук, выпало получить приглашение от Королевского Общества Великобритании посетить знаменитый Императорский Колледж с двухмесячным научным визитом.
Стоит ли говорить, как я волновался, особенно учитывая то, что я до тех пор выезжал только в дружескую Болгарию. А уж как встал на рога первый отдел… Но времена неумолимо менялись, к тому же какие-то мои бумаги потерялись, не дойдя до соответствующих органов, и я, попав под колесо истории, стал одним из избранных бывших советских пионеров, приземлившихся в Лондоне.
Я начал подозревать, что чего-то не понимаю в этой жизни, в тот самый момент, когда проходил паспортный контроль в аэропорту Хитроу.
— С какой целью вы въезжаете в Великобританию, — неприязненно спросил у меня хмурый мужик в сером костюме, обладавший по крайней мере тремя подбородками и маленькими поросячьими глазками.
— У меня приглашение от Королевского Общества, — напыжившись от гордости ответил я, достав из нагрудного кармана бережно сложенную бумажку с гербом и печатью.
— Какое еще такое Королевское общество? — Мужик недоверчиво покрутил бумажку, даже понюхал ее, и посмотрел на свет, явно в поисках водяных знаков. — Чем они занимаются?
Ах, великое Королевское общество! Сэры Исаак Ньютон, Генри Кавендиш, Майкл Фарадей, Джеймс Клерк Максвелл, Чарльз Дарвин… Я аж задохнулся от такого вопиющего невежества… «Сэр, это знаменитое научное общество Великобритании, которое в рядах которого имели честь состоять…» — приготовился произнести я с негодованием, но не успел…
— А, вспомнил, — чиновник яростно выдернул из носа длинный черный волос. — Они с футбольными клубами работают. Спартак-товарищ! Аякс! — он подмигнул мне, и, поморщившись, брякнул штамп в серпасто-молоткастом паспорте.
Поселили меня в приличной довольно-таки гостинице «Кобург», напротив знаменитого Гайд-Парка на улице «Королевская дорога». Гостиницу эту заснял когда-то знаменитый Хичкок в одном из своих фильмов ужасов, поэтому теперь, много лет спустя, переключая телевизионные каналы, я иногда вдруг узнаю на экране маленкую прихожую, в которую меня вместе с чемоданами буквально вытряхнул двухметрового метра черный водитель такси с заплетенным косичками и серьгами в ушах и в носу.
— Двадцать фунтов, — завопил он, закатывая глаза и пританцовывая.
— Королевское общество, — робко возразил я, предъявляя очередную бумажку, — обещало, что такси будет оплачено.
— А чаевые? — Водитель понимающе ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. И мне пришлось расстаться с драгоценными фунтами стерлингов, всего день назад полученными под расписку в валютной кассе при Президиуме Академии Наук. Не знаю, как повлияли на это чаевые, но собственно чай в Великобритании оказался ароматен и крепок. До сих пор я время от времени пью крепчайший чай с молоком…
Имперский Колледж Науки и Технологии располагался на другой стороне парка, за знаменитым Альберт-Холлом на улице «Королевские Ворота». Вообще, в Лондоне все было связано с королями и королевой, так что я вскоре перестал удивляться тому, что Королевское общество не вызывает у аборигенов решительно никаких эмоций. Тут и там я натыкался на таблички типа «Королевское общество страхования на воде», «Королевское общество слепых и глухонемых». И так далее.
Несколько дней я наслаждался прогулками по улицам, знакомством с учеными мужами и лабораториями знаменитого учебного заведения, но, в один прекрасный день, под дверью моего номера оказалось письмо, в котором меня извещали, что в связи с сезонным повышением расценок, Королевское общество вынуждено перевести меня в другую гостиницу. Передо мной извинялись, но выражали надежду, что в конечном счете я оценю тот факт, что новая гостиница расположена просто-таки напротив того самого Императорского Колледжа, и мне больше не придется пересекать парк, добираясь до места работы.
Как нетрудно догадаться, мое новое место обитания оказалось обычной дырой. В комнатах стояла вытертая мебель, к тому же всюду густо пахло керосином, видимо, в гостинице недавно морили клопов или тараканов. В оффисе, вернее в прихожей, сидела надушенная чем-то пряным, скучающая девица с густо накрашенными фиолетовыми веками в рваных колготках. У нее были длиннющие ногти, покрытые красным лаком, и она непрерывно курила. Каждый раз, когда я приходил вечером в свой номер и просил у нее ключ, девица пристально смотрела на меня каким-то двусмысленным взглядом, приоткрывая пухлые губы, выкрашенные темно-красной, почти-что черной помадой, что, надо признаться, меня слегка волновало. Смущали меня, в основном, ее длинные когти.
Еще в гостинице время от времени встречались: менеджер Майкл, толстый парень с поросячьими глазками в грязной рубашке с обтрепанным воротником, точь в точь чиновник из аэропорта, который не хотел давать мне въездную визу, и молоденький мальчик Дэвид в грязном комбинезоне, говоривший на таком ужасном Кокни, что я его почти не понимал.
Тем не менее, в гостинице этой можно было жить, до тех пор, пока…
Короче, однажды вечером, воодушевленный каким-то научным семинаром, я радостно толкнул входную дверь, и…
Что— то было не так. Что-то было совсем даже не так. Каким же еще образом можно было объяснить то обстоятельство, что около входа стояли два пузатых чемодана советско-румынского образца, как две капли воды похожие на мои собственные чемоданы? И почему в коридоре раздавались возбужденные детские крики, а мимо меня сновали мальчики в серых шортах, в до боли знакомых галстуках, пилотках и рубашках пионерского образца. Галстуки у них, впрочем, были зеленого цвета.
— Мистер, — Это накрашенная девица впилась в меня своим чувственным взглядом. — Мистер, подойдите сюда, пожалуйста.
— А, что, собственно…
— Вам придется освободить комнату, — девица загасила сигарету со следами помады, укусила себя за ноготь и в то самое мгновение утратила свою мимолетную привлекательность. — У нас произошел массовый заезд скаутов.
— Что? — Смысл ее слов еще не окончательно до меня дошел. — Каких еще скаутов? Как это, освободить? Королевское общество оплатило мой номер вперед, еще целый месяц…
— Мы вернем деньги вашему обществу имени дворцовых паразитов, — девица прекратила грызть ноготь. — Извините, но вам придется переехать.
— Но как же так, — происходящее не укладывалось у меня в голове. Даже проникнутое классовой ненавистью упоминание о дворцовых паразитах не вызвало у меня протеста. — Вы не имеете права! Я никуда не уеду, дайте мне ключ, это недоразумение.
— Ваша комната уже занята.
— А мои вещи? — Я потерял дар речи.
— Мы их сложили, — девица кивнула в сторону чемоданов.
О, лживая Британская пропаганда! Где же хваленая неприкосновенность личности, чувство собственного достоинства, права человека, в конце концов! Кто позволил этим идиотам копаться в моих вещах, доставать из шкафа мою одежду, складывать мои бумаги. А мое белье? Черт возьми! — Кровь ударила мне в голову. Происходившее настолько противоречило моим представлениям о демократии и капитализме, что я на глазах начал звереть.
— Вы, — задыхаясь начал я, — Вы заплатите за это. Вы не имеете никакого понятия о том, чего вам это будет стоить. Я пожалуюсь в Королевское общество!
— Это ваше право, — девица зевнула. — Попробуйте, найдите комнату в центре Лондона за такие деньги. Мы работали в убыток самим себе.
— Но у вас же была договоренность, — растерялся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Открывай, открывай, опоздаем!
— С Новым Годом, с Новым Счастьем!
— Ура!
— Вот только «Голубого Огонька» не хватает, — вздыхает профессор-членкорр. — И выступления Генсека по телевизору.
— Ну, так чего ты там плел про мутантов, — смеется Мишка-шофер. — Как говорится, сам-то понял, что сказал?
— Да ладно, чего пристал, самому неловко, — смущается Андрей. — Это я в философском смысле.
— Мужики, — Саша Коган растерянно смотрит на опустевшую бутылку «Столичной». — Вы будете смеяться, но водка кончилась. И когда она успела, черт ее знает. Сегодня ночью магазины открыты?
— Закрыты, — мрачно констатирует Мишка-шофер.
— Да ладно вам, я сейчас в Москву слетаю, там как раз утро. — Андрей Бородин трясет головой. Он лезет в кошелек и разочарованно смотрит на Сахрата. — Слушай, одолжи двадцать баксов.
— Какие проблемы, — Сахрат достает бумажку. — Ты только смотри, осторожнее, выпимши, как-никак.
— Ерунда, не впервой. Ну, я сейчас. — Андрей прикрывает глаза и, слегка подрагивая, отрывается от земли. Он на несколько секунд повисает в воздухе, и уносится в небо, оставляя за собой светящийся фиолетовый след, похожий на хвост кометы Галлея.
— Красиво пошел, — вздыхает Семен Александрович.
— Да, ничего, — соглашаюсь я. Поначалу эти фокусы приводили меня в ужас, но со временем я начал к ним привыкать.
— Я тоже никак не могу привыкнуть к этим безобразиям, — Саша Коган, в очередной раз хулиганит, читая мои мысли. А ведь много раз уже божился, что больше этого делать не будет. Ну, да ладно, сегодня я его прощаю, все-таки Новый Год.
— В его состоянии сейчас самое главное — это от ПВО увернуться. — замечает Сахрат.
— Какое ПВО, на хрен. До океана миль пять всего, сколько у американцев континентальная зона? Еще миль пятнадцать, и все. Проскочит… Дальше — море, летай — не хочу. А в России… Да у них Руст на Красную Площадь приземлился безо всяких проблем.
— Ну все-таки, — вздыхает Сахрат. Мало ли что случиться может. Еще простудится спьяну.
Мы — русские, других таких нет. Андрей по-своему прав. Мы умеем многое, но когда приходит новый год, нами овладевает грусть, смешанная с тревогой.
— Сколько ему до Москвы и обратно? — Мишка-шофер снова достает пачку «Беломора».
— Минут за десять обернется. Да еще в очереди в ларек потолкается. — И мы смущенно закуриваем и замолкаем, отводя друг от друга глаза.
Мы — пионеры, дети рабочих
(Две истории про лигу скаутов и о том, как с ней бороться)
История первая. Взвейтесь кострами.
Меня с некоторых пор периодически мучает вопрос, на который я так и не смог найти ответа: существует ли какая-нибудь связь между Лордом Баден-Пауэллом и городом Баден-Баденом, в который, расстроившись, по слухам очень любил уезжать Тургенев?
А началось все с нескольких дней, проведенных в Лондонской гостинице имени Лорда Баден-Пауэлла, в самом что ни на есть центре скаутского движения. С тех пор я подозрительно отношусь к лиге скаутов. И, как это не парадоксально, время от времени тоскую по исчезнувшим с лица земли советским пионерам.
Говорят, пионерские дружины были созданы по образу и подобию идеологически чуждых советскому строю скаутских отрядов. Так или иначе, в детстве пионерская организация ни разу не вызвала в моей душе теплых чувств. Я ненавидел гладить пионерский галстук утюгом: чуть зазеваешься, и запахнет горелым стекловолокном, а на красной атласной поверхности появится рваная дыра с черными, обугленными краями. Не осталось у меня в памяти никаких романтических воспоминаний: ни о сборе металлолома или макулатуры, ни о военно-патриотических играх, ни, тем более, о пионерском лагере…
Бррр… Манная каша, компот из сухофруктов и вожатая Лида… Лидия Георгиевна, с мускулистыми мужскими ногами, поросшими кудрявыми черными волосиками, обладавшая железным голосом и широким как блин убежденно-идеологическим лицом. Она заставляла нас до изнемождения маршировать на асфальтированной площадке. Называлось это, кажется, подготовкой к празднику строя и песни. Или песни и строя.
Так что день, когда мы по возрасту выбывали из членов пионерской организации, был чуть ли не самым счастливым в моей жизни. Помню, как толстая и сентиментальная завуч Вера Ивановна произносила прочувственную речь и разрыдалась, снимая с нас обтрепанные галстуки. В тот момент мне даже как-то стыдно стало за свой юношеский цинизм, тем более, что здоровый верзила-акселерант Толька Великов расчувствовался и, когда Вера Ивановна сняла с него галстук, неожиданно заголосил юношеским баском и пустил слезу.
Тем вечером мы с Лехой Коньковым, закадычным моим другом, с наслаждением расстегнули воротнички белых школьных рубашек, и отметили знаменательное это событие бутылкой белого сухого вина и пачкой болгарских сигарет «Опал», наслаждаясь хрипящими записями чего-то модного в то время, кажется, Лед-Зепеллинов. И с тех пор мальчики и девочки в красных галстуках для нас не существовали: мы переросли через досадный период детства, и, руководствуясь революционными принципами, решительно отряхнули его прах с наших ног.
Не ведал я, что призрак тревожного детства, взвивающихся кострами ночей, звуков пионерских горнов, еще неоднократно настигнет меня в зрелости. Да, к тому же, за тысячи километров от Москвы, в капиталистическом мире…
Итак, в самом начале перестройки, мне, подающему смутные надежды научному сотруднику вымирающей Академии Наук, выпало получить приглашение от Королевского Общества Великобритании посетить знаменитый Императорский Колледж с двухмесячным научным визитом.
Стоит ли говорить, как я волновался, особенно учитывая то, что я до тех пор выезжал только в дружескую Болгарию. А уж как встал на рога первый отдел… Но времена неумолимо менялись, к тому же какие-то мои бумаги потерялись, не дойдя до соответствующих органов, и я, попав под колесо истории, стал одним из избранных бывших советских пионеров, приземлившихся в Лондоне.
Я начал подозревать, что чего-то не понимаю в этой жизни, в тот самый момент, когда проходил паспортный контроль в аэропорту Хитроу.
— С какой целью вы въезжаете в Великобританию, — неприязненно спросил у меня хмурый мужик в сером костюме, обладавший по крайней мере тремя подбородками и маленькими поросячьими глазками.
— У меня приглашение от Королевского Общества, — напыжившись от гордости ответил я, достав из нагрудного кармана бережно сложенную бумажку с гербом и печатью.
— Какое еще такое Королевское общество? — Мужик недоверчиво покрутил бумажку, даже понюхал ее, и посмотрел на свет, явно в поисках водяных знаков. — Чем они занимаются?
Ах, великое Королевское общество! Сэры Исаак Ньютон, Генри Кавендиш, Майкл Фарадей, Джеймс Клерк Максвелл, Чарльз Дарвин… Я аж задохнулся от такого вопиющего невежества… «Сэр, это знаменитое научное общество Великобритании, которое в рядах которого имели честь состоять…» — приготовился произнести я с негодованием, но не успел…
— А, вспомнил, — чиновник яростно выдернул из носа длинный черный волос. — Они с футбольными клубами работают. Спартак-товарищ! Аякс! — он подмигнул мне, и, поморщившись, брякнул штамп в серпасто-молоткастом паспорте.
Поселили меня в приличной довольно-таки гостинице «Кобург», напротив знаменитого Гайд-Парка на улице «Королевская дорога». Гостиницу эту заснял когда-то знаменитый Хичкок в одном из своих фильмов ужасов, поэтому теперь, много лет спустя, переключая телевизионные каналы, я иногда вдруг узнаю на экране маленкую прихожую, в которую меня вместе с чемоданами буквально вытряхнул двухметрового метра черный водитель такси с заплетенным косичками и серьгами в ушах и в носу.
— Двадцать фунтов, — завопил он, закатывая глаза и пританцовывая.
— Королевское общество, — робко возразил я, предъявляя очередную бумажку, — обещало, что такси будет оплачено.
— А чаевые? — Водитель понимающе ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. И мне пришлось расстаться с драгоценными фунтами стерлингов, всего день назад полученными под расписку в валютной кассе при Президиуме Академии Наук. Не знаю, как повлияли на это чаевые, но собственно чай в Великобритании оказался ароматен и крепок. До сих пор я время от времени пью крепчайший чай с молоком…
Имперский Колледж Науки и Технологии располагался на другой стороне парка, за знаменитым Альберт-Холлом на улице «Королевские Ворота». Вообще, в Лондоне все было связано с королями и королевой, так что я вскоре перестал удивляться тому, что Королевское общество не вызывает у аборигенов решительно никаких эмоций. Тут и там я натыкался на таблички типа «Королевское общество страхования на воде», «Королевское общество слепых и глухонемых». И так далее.
Несколько дней я наслаждался прогулками по улицам, знакомством с учеными мужами и лабораториями знаменитого учебного заведения, но, в один прекрасный день, под дверью моего номера оказалось письмо, в котором меня извещали, что в связи с сезонным повышением расценок, Королевское общество вынуждено перевести меня в другую гостиницу. Передо мной извинялись, но выражали надежду, что в конечном счете я оценю тот факт, что новая гостиница расположена просто-таки напротив того самого Императорского Колледжа, и мне больше не придется пересекать парк, добираясь до места работы.
Как нетрудно догадаться, мое новое место обитания оказалось обычной дырой. В комнатах стояла вытертая мебель, к тому же всюду густо пахло керосином, видимо, в гостинице недавно морили клопов или тараканов. В оффисе, вернее в прихожей, сидела надушенная чем-то пряным, скучающая девица с густо накрашенными фиолетовыми веками в рваных колготках. У нее были длиннющие ногти, покрытые красным лаком, и она непрерывно курила. Каждый раз, когда я приходил вечером в свой номер и просил у нее ключ, девица пристально смотрела на меня каким-то двусмысленным взглядом, приоткрывая пухлые губы, выкрашенные темно-красной, почти-что черной помадой, что, надо признаться, меня слегка волновало. Смущали меня, в основном, ее длинные когти.
Еще в гостинице время от времени встречались: менеджер Майкл, толстый парень с поросячьими глазками в грязной рубашке с обтрепанным воротником, точь в точь чиновник из аэропорта, который не хотел давать мне въездную визу, и молоденький мальчик Дэвид в грязном комбинезоне, говоривший на таком ужасном Кокни, что я его почти не понимал.
Тем не менее, в гостинице этой можно было жить, до тех пор, пока…
Короче, однажды вечером, воодушевленный каким-то научным семинаром, я радостно толкнул входную дверь, и…
Что— то было не так. Что-то было совсем даже не так. Каким же еще образом можно было объяснить то обстоятельство, что около входа стояли два пузатых чемодана советско-румынского образца, как две капли воды похожие на мои собственные чемоданы? И почему в коридоре раздавались возбужденные детские крики, а мимо меня сновали мальчики в серых шортах, в до боли знакомых галстуках, пилотках и рубашках пионерского образца. Галстуки у них, впрочем, были зеленого цвета.
— Мистер, — Это накрашенная девица впилась в меня своим чувственным взглядом. — Мистер, подойдите сюда, пожалуйста.
— А, что, собственно…
— Вам придется освободить комнату, — девица загасила сигарету со следами помады, укусила себя за ноготь и в то самое мгновение утратила свою мимолетную привлекательность. — У нас произошел массовый заезд скаутов.
— Что? — Смысл ее слов еще не окончательно до меня дошел. — Каких еще скаутов? Как это, освободить? Королевское общество оплатило мой номер вперед, еще целый месяц…
— Мы вернем деньги вашему обществу имени дворцовых паразитов, — девица прекратила грызть ноготь. — Извините, но вам придется переехать.
— Но как же так, — происходящее не укладывалось у меня в голове. Даже проникнутое классовой ненавистью упоминание о дворцовых паразитах не вызвало у меня протеста. — Вы не имеете права! Я никуда не уеду, дайте мне ключ, это недоразумение.
— Ваша комната уже занята.
— А мои вещи? — Я потерял дар речи.
— Мы их сложили, — девица кивнула в сторону чемоданов.
О, лживая Британская пропаганда! Где же хваленая неприкосновенность личности, чувство собственного достоинства, права человека, в конце концов! Кто позволил этим идиотам копаться в моих вещах, доставать из шкафа мою одежду, складывать мои бумаги. А мое белье? Черт возьми! — Кровь ударила мне в голову. Происходившее настолько противоречило моим представлениям о демократии и капитализме, что я на глазах начал звереть.
— Вы, — задыхаясь начал я, — Вы заплатите за это. Вы не имеете никакого понятия о том, чего вам это будет стоить. Я пожалуюсь в Королевское общество!
— Это ваше право, — девица зевнула. — Попробуйте, найдите комнату в центре Лондона за такие деньги. Мы работали в убыток самим себе.
— Но у вас же была договоренность, — растерялся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13