Я многим отличаюсь от них. И мой ребенок…»
— А кто тебя так назвал?
— Меня оставили около приюта в канун Нового года — в среду утром. Поэтому и решили так назвать, особенно когда увидели, что у меня нет пупка. А потом — я вам рассказывала, — когда Грэшемы меня удочерили, я взяла их фамилию.
Фабиан крепко сжал руку сотрудницы своими ладонями. И с удовольствием почувствовал, что ногти у нее все-таки волосатые.
— Ты очень хорошенькая девушка, Среда Грэшем.
Увидев, что он говорит это искренно, она вспыхнула и опустила глаза.
— И у тебя действительно нет пупка?
— Нету. Действительно.
— А чем еще ты отличаешься? — спросил Фабиан. — Я имею в виду, кроме того, о чем ты рассказывала.
— Ну, — она задумалась. — Вот еще мое кровяное давление.
— Расскажи, — попросил он.
И она рассказала.
Через два дня Среда сообщила Фабиану, что с ним хочет встретиться доктор Лорингтон. Наедине.
Весь путь до окраины города он прошел пешком, от волнения покусывая костяшки пальцев. Ему хотелось задать столько вопросов!
Доктор Лорингтон был высоким, весьма немолодым мужчиной с бледной кожей и совершенно седыми волосами. Двигаясь очень медленно, он жестом пригласил Фабиана сесть в кресло и посмотрел ему в лицо внимательно и тревожно.
— Среда говорит мне, что вы часто встречаетесь с ней, мистер Валик. Могу я спросить, с какой целью?
Фабиан пожал плечами:
— Мне нравится эта девушка. Она меня интересует.
— Интересует — как? Интересует в клиническом смысле, как интересный экземпляр?
— Что за странная формулировка, доктор! Она красивая девушка и очень милая, почему она должна интересовать меня как какой-то экземпляр?
Доктор погладил невидимую бороду, все еще пристально рассматривая Фабиана.
— Она красивая девушка, — согласился он, — но красивых девушек много. Вы, очевидно, честолюбивый молодой человек, и так же очевидно, что вы отнюдь не принадлежите к ее классу. Из того, что Среда рассказала мне, — а должен вас уверить, что говорила она только хорошее, — у меня сложилось вполне определенное впечатление: вы смотрите на нее как на некий экземпляр, но на экземпляр, скажем так, к которому вы испытываете тягу коллекционера. Откуда в вас это чувство, я понять не могу, поскольку очень мало о вас знаю. Тем не менее, какие бы дифирамбы она вам ни пела, у меня есть серьезные основания считать, что вы не испытываете к ней естественного, обычного эмоционального интереса. А теперь, когда я вас увидел, я вполне убедился, что так оно и есть.
— Рад слышать, что она поет мне дифирамбы. — Фабиан попытался изобразить что-то вроде застенчивой улыбки. — Вам не о чем беспокоиться, доктор.
— Думаю, что беспокоиться есть о чем, и о многом. Откровенно говоря, мистер Балик, ваша внешность подтвердила мои прежние впечатления: определенно могу сказать, что вы мне не нравитесь. Более того, мне не нравится ваше отношение к Среде.
Фабиан секунду подумал и пожал плечами:
— Очень жаль. Только вряд ли она будет считаться с вашим мнением. Она слишком долго жила без мужского окружения, и ей слишком льстит, что я ухаживаю за ней.
— Ужасно боюсь, что вы правы. Послушайте меня, мистер Балик. Я очень привязан к Среде и знаю, насколько она доверчива. Я прошу вас, почти как отец, оставить ее в покое. Я заботился о ней с тех самых пор, как бедняжка оказалась в сиротском приюте. Я несу ответственность за то, что сохранил в тайне ее случай и он не попал в медицинские журналы. Я сделал это для того, чтобы дать ей хоть какой-то шанс на нормальную жизнь. Теперь я отошел от практики. Среда Грэшем — мой единственный постоянный пациент. Неужели вы не можете отыскать в своем сердце хоть немного доброты и больше не встречаться с ней?
— А что это значит, будто она сделана, а не родилась? — перешел в наступление Фабиан. — Она говорит, так вы заявили.
Старик вздохнул и долго качал головой.
— Это единственное разумное объяснение, — наконец с грустью сказал доктор. — Принимая во внимание соматические неточности и противоречия.
Фабиан сцепил руки и в задумчивости потерся локтями о ручки кресла.
— Вы когда-нибудь допускали, что может существовать другое объяснение? Вдруг она мутант, новый продукт человеческой эволюции или отпрыск существ из другого мира, которые, скажем, случайно оказались на этой планете?
— В высшей степени маловероятно, — ответил доктор Лоринггон. — Ни одно из ее физических отклонений не является особенно полезным в какой-либо мыслимой окружающей среде, возможно, за исключением постоянно обновляющихся зубов. И ни одно из этих отклонений не смертельно. Они скорее попросту неудобны. Как врач, который за свою жизнь исследовал множество людей, я бы сказал, что Среда полностью, безусловно является человеком. Она просто несколько… как бы это выразиться… дилетантская.
Доктор выпрямился в кресле.
— И еще кое-что, мистер Балик. Я считаю, что чрезвычайно нежелательно таким людям, как Среда, заводить собственных детей.
У Фабиана глаза загорелись любопытством.
— Почему? Какими будут дети?
— Они могут быть абсолютно любыми, даже самыми невообразимыми. При таком беспорядке в нормальной физической системе модификации репродуктивных функций также могут быть огромны. Поэтому я и прошу вас, мистер Балик, перестать видеться со Средой, не подталкивать ее к мыслям о замужестве. Я убежден, что именно эта девушка не должна иметь детей!
— Ладно. — Фабиан встал и протянул руку. — Очень вам благодарен, доктор, за ваше время и заботу.
Доктор Лоринггон поднял голову и посмотрел на Фабиана долгим взглядом. Потом, не пожимая ему руки, произнес спокойным ровным голосом:
— Всегда рад вас видеть. До свидания, мистер Балик.
Среда, естественно, страдала из-за того, что близкие ей мужчины не понравились друг другу. Однако не вызывало никаких сомнений то, чью сторону она примет в случае кризиса. Долгие годы полного эмоционального голода привели к безудержному обжорству. Как только Среда позволила себе думать о Фабиане в романтическом духе, она пропала. Она даже сказала ему, что, работая в офисе, — где они удачно скрывали свои развивающиеся отношения, — старалась исключительно ради него.
Фабиану преклонение молоденькой секретарши очень нравилось. Большинство женщин, с которыми он был знаком, начинали относиться к нему со все возрастающим презрением по мере того, как шло время. Среда же день ото дня все больше им восхищалась, становилась все податливее, все зависимее.
Правда, ее ни в коем случае нельзя было назвать очень умной, зато она была, говорил он себе, исключительно хорошенькой и потому вполне презентабельной. Чтобы обезопасить себя, он, под предлогом обсуждения сугубо кадровых вопросов, нашел случай исповедаться мистеру Слотеру, старшему компаньону фирмы: мимоходом упомянул, что его заинтересовала одна из девушек в секретариате. Не будет ли у высшего руководства возражений против этого?
— Возможно, заинтересовала до такой степени, чтобы жениться? — спросил мистер Слотер, изучая Фабиана из-под невероятно густых бровей.
— Возможно. Это было бы очень хорошо, сэр. Если у вас нет воз…
— Никаких возражений, мой мальчик, никаких возражений! Мне, как правило, не нравятся сотрудники, которые флиртуют со своими секретаршами, но если все это делается тихо и кончается браком, то для офиса это может быть даже очень полезно. Мне бы хотелось видеть тебя женатым и остепенившимся. Это, возможно, и других одиноких людей у нас наведет на разумные мысли. Только предупреждаю тебя, Балик: ни-ни. Шуры-муры, особенно в рабочее время, исключены!
Вполне довольный, Фабиан теперь посвятил себя тому, чтобы отделить Среду от доктора Лорингтона. Он обратил ее внимание на то, что старик долго не протянет и нужен постоянный врач, который был бы достаточно молодым, чтобы помогать ей в затруднительных случаях на протяжении всей жизни. Молодой доктор вроде Джима Радда, например.
Среда всхлипывала, однако подолгу ссориться с Фабианом совершенно не могла. В конце концов она поставила лишь одно условие — чтобы доктор Радд сохранял ту секретность, которую некогда ввел Лорингтон. Она не хотела становиться курьезом медицинских журналов или газетной сенсацией.
Фабиан согласился, и отнюдь не только из великодушия. Ему хотелось, чтобы ее странности принадлежали только ему. Сандру он носил на груди, как пылающий бриллиант, висящий на цепочке. А Среду он станет хранить в крохотном замшевом мешочке, время от времени рассматривая ее в одиночестве, как скупец.
А через какое-то время у него может появиться и другой бриллиант, поменьше…
Джим Радд согласился на его условия. И был поражен.
— Совершенно никакого пупка! — воскликнул он, выйдя в приемную к Фабиану после первого осмотра. — Я пальпировал кожу в поисках шрамовой ткани, но на нее нет даже и намека. Да это еще что! У девушки нет различимых систол и диастол. Старик, ты понимаешь, что это значит?
— В настоящий момент это меня не интересует, — сказал Фабиан. — Может, позже. Ты думаешь, сможешь помочь ей со всеми этими физическими проблемами, если они возникнут?
—Да, разумеется. Во всяком случае, не хуже, чем тот старый доктор.
— А как насчет детей? У нее могут быть дети?
Радд развел руками:
— Почему бы нет? Несмотря на все свои особенности, Среда — на удивление здоровая молодая женщина. И у нас нет никаких оснований считать, что ее состояние — как бы мы его ни называли — наследственное. Конечно, в какой-то мере это возможно, но на основании свидетельств…
Они поженились прямо перед началом отпуска Фабиана, в городской ратуше. После обеда молодые вернулись в офис и всем об этом сообщили. Фабиан уже нанял нового секретаря вместо своей жены.
Через два месяца он добился того, что Среда забеременела. Его поразило, как она расстроилась, особенно если принять во внимание, что с самого начала семейной жизни он приучал ее к кротости. Фабиан пытался быть непреклонным и сказал ей, что и слушать не желает никакого вздора. Доктор Радд считает, что есть все основания ожидать рождения нормального ребенка, и все. Однако это не сработало. Тогда он попробовал мягкий юмор, лесть. Даже брал жену на руки и говорил, что любит се слишком сильно, чтобы не хотеть маленькую девочку, похожую на нее. Не сработало и это.
— Фабиан, дорогой, — стонала Среда. — Ну как ты не понимаешь? У меня не должно быть детей. Я не такая, как другие женщины.
Наконец он прибег к тому, что берег в качестве последнего резерва вот на такой экстренный случай: взял с полки книгу и раскрыл ее.
— Я понимаю, — сказал он. — В тебе говорит наполовину доктор Лорингтон с его предрассудками девятнадцатого века и наполовину — дурацкий маленький фольклорный стишок, который ты прочитала в детстве и который произвел на тебя жуткое впечатление. Так вот, с доктором Лорингтоном я поделать ничего не могу, зато кое-что могу сказать тебе об этом стихотворении. Прочитай-ка.
Она прочитала:
Б.Л.ФАРДЖЕОН
ДНИ РОЖДЕНИЯ
Ребенок понедельника лицом хорош, Ребенок вторника мил и пригож, Ребенок среды щедро все отдает, Ребенок четверга трудится весь год, С ребенком пятницы хлопот полон рот, Ребенок субботы далеко пойдет, Воскресный ребенок и весел, и смел, Здоров и талантлив — во всем преуспел.
Среда подняла глаза и смахнула слезы с ресниц.
— Но я не понимаю, — озадаченно пробормотала она, — это не то, которое я читала.
Фабиан сел рядом с ней и терпеливо объяснил:
— В том стихотворении, которое читала ты, переставлены две строчки, правильно? У детей среды и четверга были те строки, которые в этом варианте у детей пятницы и субботы, и наоборот. Так вот, первоначально это было старинное девонширское стихотворение, и никто наверняка не знает, какая из версий правильная. Я разыскал его специально для тебя. Мне просто хотелось показать тебе, какая ты была глупенькая, основывая все свое отношение к жизни на нескольких стихах, которые можно прочитать в любой последовательности, не говоря уж о том, что они были написаны за несколько веков до того, как кому-то пришло в голову назвать тебя Средой.
Она обняла Фабиана и крепко прижалась к нему:
— Фабиан, дорогой! Не сердись на меня. Просто я так… так боюсь!
Джим Радд тоже был немного обеспокоен.
— О, я вполне уверен, что все будет в порядке, но мне бы хотелось подождать, немного лучше познакомиться с пациентом. И еще одно, Фаб: потребуется первоклассный акушер. Мне никогда и в голову не приходило делать это самому. Я смогу договориться, чтобы он молчал — насчет Среды и все такое. Но как только она попадет в приемный покой, .то тут никаких гарантий уже быть не может. В ней слишком много всяких странностей — какая-нибудь медсестра обязательно заметит.
— Сделай все по высшему классу, — попросил товарища Фабиан. — Мне не хочется, чтобы моя жена оказалась в центре дешевой шумихи, если это возможно. Ну а если нет, то пора Среде учиться жить в реальном мире.
Период беременности проходил достаточно хорошо, никаких осложнений, помимо обычных, почти не было.
1 2 3 4