Я глажу ее черные вьющиеся волосы. Пальцы застревают в них. Ее волосы
имеют невероятный, дурманящий запах, не поддающийся описанию.
- Ты это сама придумала?
- Сама. - После долгого молчания вопрос губами в плечо. - Тебе не
нужны деньги?
- Глупенькая. Разве они понадобятся мне в ближайшем будущем?
- Не надо, не ходи _т_у_д_а_.
- Я хочу. Ведь _т_а_м_ нет Цензора, верно?
- Что это такое?
- Значит, нет... Понимаешь, мне порой снится сон, в котором я послал
Цензору перчатку. Тот срезал перчатке пальцы и прислал ее обратно. Вызов
принят, понял я. Теперь мне нельзя расставаться со своим пером. Я сажусь
за стол и пишу, пишу... Но нот за дверью слышатся медленные уверенные шаги
и шорох - как будто что-то волочат по полу. Дверь открывается, и я вижу на
пороге Цензора с ножницами и сетью в руках. Он криво усмехается и говорит:
"У тебя, кажется, прорезались крылышки, дружище. Я придам им нужную
форму!" Я вскакиваю со стула, а Цензор набрасывает на меня сеть.
Неторопливо подходит и срезает одно крыло. Я пытаюсь найти в сети прореху,
сделанную предыдущими жертвами Цензора, а мой палач уже схватил второе
крыло. Наконец-то нахожу прореху, высвобождаю руку и замахиваюсь своим
пером... И лишь тогда просыпаюсь. Значит, Цензора у вас нет, верно?
- Верно. Но тебя не поймут.
- Да уж...
Кэтрин старше меня, как можно предположить. Она вряд ли сможет иметь
здесь ребенка. Она довольна тем, что здесь я принадлежу ей. Мы могли бы
вступить в официальный брак. Или в гражданский. Нам было бы хорошо. Здесь.
На Земле, за стенами моей квартиры. Но это невозможно. Невозможно познать
счастье для двоих на Земле, укрывшись от Земли в стенах кооперативной
квартиры. Время такое. Мир такой. Каждый индивидуум где-то приписан и для
чего-то предназначен. Лев Толстой пробовал протестовать, пробовал уйти от
титула графа и славы писателя с мировым именем. Роберт Фишер не захотел
служить Архимедовой ванной для измерения объема шахматной короны. На свете
существуют две истории: с большой и малой букв. Так вот с малой,
микроскопически малой буквы пишется история будней. С детства мне внушали,
что малую букву необходимо дописать в большую, а для этого каждый должен
быть где-то приписан и для чего-то предназначен, пусть даже для
производства никому не нужного барахла.
Хочу уйти отсюда. К черту все! Хочу выспаться. Выспаться до телесной
усталости. И чтобы, проснувшись, видеть море солнца и улыбок - только не
море рапортующих народу средств массовой информации. Хочу уйти туда, где
нет слов - лишних и необходимых; где только глаза, пальцы, губы, мысли...
Оголенное сознание без вуали высокоморального человеческого сознания. Где
нет научно-технических революций и жертв этих революций. Нефтяных вышек в
океане и мусорных свалок. Бруклинского моста и пепелища Хиросимы. Дикторов
и диктаторов... Где есть только сознание, пульсирующее в ритм пульсации
местного светила. Сознание, обретенное сразу и целиком. Где есть осознание
мира как единого целого. Осознание мира и себя как единого и неделимого
целого. Все для всех или ничего никому. Осознание Пространства как Времени
и Времени как Пространства. Где темными ночами слышны скрипы и шорохи
Вселенной. Вселенная, словно уставший в долгом плавании корабль, скрипит,
нет - стонет корпусом и такелажем. Фантастика... Там, где нас нет, верно?
Н.Н., говоря откровенно, Вы напоминаете мне упитанного
длинношерстного кота, занятого вылавливанием из большого аквариума золотых
рыбок. Я показался Вам маленькой рыбкой с пробивающимся на плавниках
золотом. Вы осторожным, но ловким движением выловили меня из мутной воды
большого аквариума, очистили от налипших водорослей и бросили в маленький
аквариум, до отказа наполненный живительной, чистой, родниковой водой. Мир
стал интересен и прекрасен - следствие насыщенности воды кислородом. Я
увидел множество маленьких рыбок с золотистыми плавниками. Они не
проявляли резвости и веселья. Рыбки медленно плавали, часто застывали на
месте и шевелили плавниками. Интересная деталь: от шевеления плавниками
вовсе не возникает ток воды. (Быть может, он слишком слаб, чтобы быть
различимым?) Я подплыл ближе к одной из рыбок. Она не реагировала на мое
приближение. Я подплыл к ней морда к морде и пустил изо рта несколько
пузырьков воздуха: "Товарищ!" Рыбка посмотрела на меня отсутствующим
взглядом, разинула раз-другой рот: "Вы правы, наш аквариум прекрасен, наше
общество идеально и здорово..." - и показала мне хвост.
И тогда через толстое стекло аквариума, искажающее внеаквариумный
мир, вплыла рыбка по имени Кэтрин. На се плавниках и чешуйках играл
отблеск пожара. Великолепное зрелище! Но отблеск пожара играл
переливающимися огнями только для меня. Остальные обитатели аквариума
продолжали свое глубокомысленное шевеление позолоченными плавниками и
безмолвное, вялое хлопание зубастыми на вид челюстями. Недолго думая, я
спросил Кэтрин: "А я смогу вот так, через стекло?" Она скользнула по мне
чешуйчатым боком и ответила: "Сможешь. Только зачем? Нам и здесь будет
хорошо". Видите: будет хорошо! Мимикрируй, и тебе достанется место под
солнцем.
Во время нашей короткой беседы в аквариум бултыхнулась еще одна рыбка
с широко распахнутыми в мир глазами закоренелой оптимистки. Она
крутанулась на месте, разглядывая окружающее пространство, и заметила нас
с Кэтрин - единственных общающихся обитателей позолоченного аквариумного
мира. Рыбка быстро приблизилась к нам и уже открыла было рот, но я не дал
вырваться пузырькам умиления. Я вернул рыбку в действительность одной
фразой: "В ухе твои товарищи!" Затем сказал Кэтрин: "Стекло. Проклятое
стекло. Научи меня ломать его сопротивление". Кэтрин ответила: "Хорошо. Я
приду за тобой".
Кстати, Н.Н., что Вы думаете о причине визита Кэтрин? Зачем все это:
зачем опьянение последнего дня жизни приговоренных к смертной казни и этот
длящийся полгода последний день жизни, этот пир во время чумы? Зачем эта
связь, сравнимая с рюмкой водки и сигаретой, причитающимися приговоренным
перед казнью? Зачем? Что она не имеет в родном мире? Глупости любви?
Обстановки земного общества двадцатого века (страх за стальными ставнями,
всеобщее отравление химическими веществами и цинизмом и пр.), благодаря
которой любовь становится на вес золота? Ну вот, любви определили цену!
Все, все в этом мире получило ярлык, бирку с указанием химсостава,
рекомендацией к применению и ценой.
Ценой... Опять деньги! Самое очевидное и самое невероятное в
человеческом общежитии. Логически вытекающее и не поддающееся разумному
восприятию. Научная фантастика. Не обладаю деньгами в таких размерах,
которые превращают просто сумму в сбережения. Зачем их иметь? Все свое
носите с собой! Завтра ожидаются осадки, не исключена война...
Темнеет. Вот уже закончилась программа "Время". В мире неспокойно.
Где-то опять стреляют. Падают самолеты с атомными зарядами на борту. Крах
на бирже. Очередной скандальчик с воссоединением семьи. За время программы
"Время" солнце удалилось от окна моей квартиры еще дальше на запад, туда,
где убитых и умерщвленных стало еще больше за время программы "Время".
Каламбур. Черный юмор. Черный, как атмосфера политическая и просто
атмосфера. Атмосфера накаляется, а добрых, человеколюбивых и
человекоподобных пришельцев все нет. "Уж полночь близится..." Вы правы,
Н.Н., фантасты в своих произведениях ни в коем случае не должны приучать
читателя к мысли о необходимости вмешательства клинобородых профессоров в
дела земные. Вы правы, каждый должен лично участвовать в мировой свалке за
лучшее, светлое и звездное будущее человечества. Вперед к звездам, и пусть
никогда не закроет их пелена атомного пепла! Я участвовал в этой борьбе.
Даже сегодня делал работу, возложенную на меня государством. Теперь я
решил сменить спецовку на дорожный костюм.
Сердце бьется... Сейчас появится Кэтрин, обнимет меня и спросит:
"Пойдем?"
Послушайте, Н.Н., Кэтрин сказала, что я обязательно вернусь. Вы
такие, сказала она. На письменном столе я оставляю чистые листы и
авторучку. Если я и вернусь... Послышалось!.. Пройдет немало времени. О
чем тогда писать? Неужели и тогда единственное, о чем можно писать, будет
то, что видел где-то там, где нас нет? Ведь это чистые листы, на них
должно писать лишь...
Явилась Кэтрин.
Сегодня ее волосы застыли черными лучами. (Странно, не правда ли?
Черные лучи...) На вид они такие жесткие, а я утонул в них губами. От ее
тела веет холодом. Тело облачено во все черное. Какая-то необычная
одежда... Кэтрин была мне милей в черных вельветовых джинсах или
юбке-шотландке. Впрочем, сейчас это не главное.
Явилась Кэтрин. Исследователь подошел к стеклянной клетке и постучал
ногтем по стеклу. Белый мышонок - единственный обитатель клетки - встал на
задние лапки и ткнулся носом в то место, к которому прикоснулся палец
исследователя. Глаза белого мышонка посылают слабые лучи в глаза
исследователя. Глаза исследователя равнодушны. Они привыкли видеть смерть
таких милых белых мышат. Исследователь устал от однообразия смерти. Он
отработанным движением опускает руку в клетку и касается пальцами белой
шерстки. Мышонок благодарно трется шерсткой о кисть существа в красном
балахоне с узкими прорезями для глаз. Исследователь переносит мышонка из
клетки на лабораторный столик и берет заранее приготовленный шприц с...
Черт возьми, в пальцах Кэтрин ничего не было, когда они коснулись
моих губ, но я ощутил крупную горошину и сжал инстинктивно губы. Кэтрин
протолкнула горошину языком. Псом поцеловала меня. Кажется, дело сделано.
Так просто и обыденно. Неожиданно просто и...
Все не о том! Я уже не ощущаю рук, не владею ими, не вижу их, однако
авторучка продолжает оставлять след на бумаге. Хлынул звездный дождь.
Звездные струи хлещут в окно. Звезды влетают в черный кроем окна и,
ударившись о подоконник, перепрыгивают на стол. Звезды гаснут на столе или
в окружающей стол темноте. Они угасают в свете настольной лампы.
В темноте Вселенной пятно света от настольной лампы.
В пятне света по листу бумаги бегает авторучка.
На бумагу ложатся слова. Строка за строкой.
В пятне света гаснут звезды.
В пятне света нет меня...
P.S. Уже одевшись, я попросил Кэтрин подождать минутку. Мы стояли у
двери. И тогда я вспомнил...
Помните, Н.Н., в первый же час моего визита в столицу Вы поили меня
чаем на кухне из большой чашки с двумя ручками? Вам пора было в редакцию.
Вы уже опоздали. Мне было страшно неудобно. А Вы заботливо отпаивали меня
с дороги чаем. Потом сказали: "Мой дом - твой дом". И это было сказано
через два года после нашей первой встречи, длившейся час с небольшим. Мне
тогда даже нечего было ответить. Вы - единственный человек, сказавший мне
это. Даже Кэтрин не сказала этих слов. Помните, Н.Н., даже Кэтрин! Каждый
визит к Вам дается мне с большим напряжением - Ваша супруга ревниво
оберегает время и кров своего мужа. Вот теперь уход в мир иной - туда, где
мне не скажут: наш дом - твой дом. Понимаете, что я хочу сказать? "До
встречи?"
г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-
1 2 3