Я могла бы простить ее – и ее сына Джессами, который делал все по ее приказанию, – за рану, которую они нанесли собаке, но оставить бедного пса умирать медленной смертью от голода и жажды в подвале?! И все из-за этого мерзкого зелья...
Я так напряглась, оправдывая Агнес, что меня буквально стал бить озноб. Я говорила себе, что любовь к животным, которую я испытывала с раннего детства, на самом деле – результат моего одиночества и отсутствия любви и материнской ласки. Мне всегда казалось, что животные намного надежнее и добрее людей, но это всего лишь мое мнение. Это я отличаюсь от большинства людей – простых, общительных, со здоровым отношением к природе и животным.
Внезапно я вспомнила историю с кюре и кроликом. Наверное, он разводил кроликов для еды, и если ребенок сначала держал у себя кролика для забавы, а потом сам отдал его обратно, то этот кролик снова автоматически перешел в разряд «еды». Справедливо, не так ли? Я сама ем мясо. Неправильно тогда поступили не с кроликом, а с ребенком, со мной.
А моя мать и Ровер? Ее воспитывали в суровой семье новозеландских первопроходцев, вынужденных каждый день отвоевывать свою жизнь у новозеландского буша, где животные были прихотью и где среди бедности и постоянных лишений не было места сантиментам. Даже детей рассматривали в первую очередь как рабочую силу, поэтому сыновья всегда были более желанны, чем дочки. Все горести моего детства можно было, таким образом, понять и простить...
Вот так неожиданно получилось, что это мерзкое любовное зелье избавило меня от призраков далекого прошлого, отравлявших мою жизнь... Я вздохнула с облегчением и почувствовала, как в душу снисходят мир и спокойствие.
Когда же я наконец заснула, мне приснились не древние камни Стоунхенджа и не умирающие собаки, а голуби, летящие в синем небе, и Кристофер Джон, который улыбался и говорил мне: «Счастье в конце концов возвращается».
Глава 22
Поскольку эта книга вовсе не о черной магии, а простая (ну, скажем, довольно простая) любовная история, то по закону жанра необходимо, чтобы действие заключительных глав происходило солнечным летним утром.
Утро действительно было прекрасным – солнечные лучи согревали прохладный утренний воздух, на траве блестела роса, а над рекой стоял белый туман. Но даже это утро не могло рассеять ту тяжесть в душе, с которой я проснулась. А когда я вспомнила, что мне предстояло сегодня сделать, я вынуждена была призвать на помощь все свое мужество. Только мысль о Рэге – «недавно умершей или умирающей собаке» – поддерживала меня. Я быстро справилась с утренней рутиной и быстро взбежала наверх, за книгой.
Я не собиралась давать ее Агнес, пока она не ответит мне на все вопросы и пока я не узнаю всей правды. Но даже после этого она не получит этот гнусный рецепт – ни за что! Я вытащила листок пергамента и без малейших колебаний поднесла к нему спичку. Смыв пепел в раковину, я поставила книгу на полку в «кладовой» и пошла вниз – готовиться к встрече с Агнес, пока у меня еще не пропала решимость. Всегда лучше встречаться с врагом на собственной территории и самому выбирать позицию для сражения с ним. Я никогда не была в доме Агнес, меня ни разу не приглашали внутрь, когда я останавливалась около их дома на пути из города, чтобы поговорить с Агнес. Я не хотела говорить в присутствии Джессами, и уж точно разговор нельзя было вести в дверях. Тогда я решила просто сказать Агнес, что я нашла книгу, которую она хотела посмотреть, но книга это ценная и такая старая, что лучше будет, если Агнес почитает ее в Торнихолде и спишет все рецепты, какие ей понравятся.
Потом, чтобы не тратить на Агнес весь этот чудный солнечный день, я съезжу в Тидворт и встречусь с мистером Мэйсоном, который взял себе тетиных голубей. Надо спросить его о записках. У меня возникла безумная догадка о том, кто мог послать вторую записку, но мне даже в мыслях не хотелось надеяться на это. И еще – проезжая мимо Боскобеля, я могу встретить Кристофера Джона.
Я сделала себе пару сандвичей, поставила на багажник корзину с банкой моего ежевичного желе и поехала.
У дома Агнес состоялась первая проверка моего мужества и решимости. Агнес не было дома. Судя по всему, Джессами тоже отсутствовал – на мой стук никто не ответил.
Я поставила банку с желе на порог и уже собралась было уезжать, как вдруг сзади меня раздался голос Джессами:
– Ой, доброе утро, мисс!
Мальчик вышел из дверей дома напротив. Дверь была открыта настежь, и я увидела маленькую чистенькую комнату, стол, накрытый красной клетчатой скатертью, медную решетку пылающего камина. У камина в старинном кресле-качалке сидела старуха, выглядевшая, наверное, вдвое старше своего возраста. Все напоминало Викторианскую эпоху – камин, качалка, старушка с передником на коленях и шалью на плечах. Она улыбнулась мне и помахала рукой. Я тоже улыбнулась и помахала в ответ.
– Мамы нет дома, – сказал Джессами, – она вышла.
– А ты не знаешь куда?
– Она никогда не говорит, куда идет.
– А ты не видел, куда она пошла? К лесу?
– Не. К городу. – Он махнул рукой в направлении Сэйнт-Торна.
– Она не сказала, когда вернется?
Мальчик покачал головой.
– Она ушла после завтрака. Ничего не сказала. Вы сделали желе, мисс?
– Да. Получилось просто здорово. Я принесла банку для тебя и твоей матери. Спасибо тебе за ягоды. Кстати, как рука?
– Лучше. Скоро совсем заживет.
– Вот и хорошо. Когда твоя мать вернется, передай ей, пожалуйста, что я нашла книгу. Скажи ей, пусть она приходит в Торнихолд, ладно?
– Книгу? – Он выглядел удивленным. – Мама будет читать книгу?
– Да, она знает, о чем идет речь. Просто скажи ей, что я нашла книгу.
Я взялась за велосипед. Бабушка снова помахала мне рукой, и я ответила.
– Скажи маме, что меня не будет часов до пяти, но потом пусть приходит, если хочет посмотреть книгу. Хорошо, Джессами? Не перепутаешь?
– Ага, – ответил он и добавил шепотом: – Вы можете не заходить здороваться с бабушкой, все равно от этого не будет толку. Она рада вас видеть, вот и все.
– Хорошо, Джессами, я понимаю. Я тоже рада ее видеть. Передай ей, пожалуйста, что она замечательно выглядит.
Еще раз помахав старушке на прощанье, я села на велосипед и поехала по залитой солнцем дороге. А позади меня, за занавеской, возобновилось бессмысленное движение кресла – туда-сюда, туда-сюда.
К сожалению, проезжая поворот на Боскобель, я так и не увидела Кристофера Джона. Затем широкая дорога сменилась неровной тропой, по которой, очевидно, ходил в основном скот. Дорога шла крутыми изгибами между холмами, и приблизительно через милю я увидела наконец Тидворт. Здесь дорога кончалась.
Тидворт оказался крошечным поселком в десять-двенадцать домиков, рассеянных вокруг зеленой лужайки, в центре которой находился небольшой пруд. В пруду плескались утки.
Около одного домика стоял красный почтовый ящик, а в окне были выставлены какие-то товары. Я решила, что это почта, и направилась к ней. Внутри никого не было, но из задней комнаты доносился аромат свежеиспеченного хлеба. На звук колокольчика вышла пожилая женщина и, вытерев руки, испачканные мукой, о клетчатый передник, подошла к стойке.
– Извините, что отвлекаю вас, – начала я.
– Ничего, мисс. Чего изволите?
Я колебалась, глядя на полки. Что же выбрать? Талонная система лишила такие маленькие магазинчики всех доходов, поскольку люди предпочитали отоваривать талоны в городах, где они могли купить на них что-то, выходящее за рамки обычного рациона. А в деревне, где люди имеют свое молоко, масло, яйца, сами пекут хлеб... Мой взгляд упал на банку какао.
– Банку какао, пожалуйста.
Она потянулась за банкой, не отрывая от меня глаз. Хозяйка магазина была высокой костлявой женщиной, одетой в черное платье и кофту ржавого цвета. Седые волосы стянуты в пучок на затылке, волевая челюсть. Быстрые черные глаза смотрели на меня с явным интересом, скорее, даже с любопытством. Это поначалу удивило меня, но потом я вспомнила, какой это медвежий угол. Наверное, незнакомые люди заходят сюда не каждый год.
– Хотите чего-нибудь еще? С вас шиллинг и четыре пенса. Спасибо.
– Простите, не могли бы вы еще сказать мне, где я могу найти мистера Мэйсона? Мне сказали, что он живет здесь, в Тидворте.
– Эдди Мэйсон? Его дом стоит у дороги, с краю поселка. Первый дом, когда въезжаете в Тидворт. Только не думаю, что он сейчас там, – он приходит поздно и бывает дома только по воскресеньям. Он работает у фермера Йеланда в Блэк Коксе.
Ну почему я раньше об этом не подумала? Чтобы попасть в Блэк Кокс, нужно проехать через Боскобель. Я улыбнулась.
– Спасибо большое. Я заеду туда по дороге назад. Но, может быть, миссис Мэйсон дома?
– Он не женат, – сказала она с неожиданной ухмылкой. – Пока.
– Ну что ж, тогда разрешите поблагодарить вас, – сказала я с чувством странного облегчения, направляясь к выходу.
Ее голос остановил меня в дверях:
– Так вы остановились в этих краях?
– Да. То есть нет. Я приехала сюда не в отпуск, а насовсем. Теперь я живу в Торнихолде. Вы, наверное, знаете, где это. Я переехала туда в сентябре и еще только осваиваюсь. Сегодня вот первый раз побывала в Тидворте. Славное место, только немного уединенное, не правда ли?
– Говорят, из нашей глуши даже вороны вылетают задом наперед, – кивнула хозяйка. – Так вот, я сразу поняла, кто вы, как только вы зашли. Конечно же, мисс Рэмси, на которую работает вдова Трапп. Рада вас видеть, мисс.
Она подняла перегородку стойки и пошла вперед, протягивая руку для рукопожатия.
Голубиная почта, подумала я. Голубиная почта, настоящие индейские барабаны в джунглях Вестермэйна.
Ну, конечно же, каждый в радиусе нескольких миль знает мое имя. Может быть, не только имя, но и внешность и то, чем я занималась в Торнихолде. «Вдова Трапп», несомненно, оповестила всех.
Вдова Трапп и ее конкурентка, живущая в Тидворте. Это старомодное обращение разрешило все мои сомнения. Я пожала протянутую руку. Она оказалась сухой, костлявой и на удивление сильной.
– Как поживаете, миссис Марджет?
Ее радость при этих словах тоже показалась мне знакомой.
– Ну разве она не говорила мне? И разве я не увидела все с первого взгляда сама?
– Кто говорил? Что говорил?
Она только покачала головой, ее глаза радостно блестели. Потом она взяла банку какао и вложила ее в мою руку.
– Вы забыли это. Да, меня зовут Мадж Марджет. Вы, наверное, знаете Джорджа – это мой сын. Он работает почтальоном и рассказал мне, что дом мисс Саксон совершенно преобразился и что новая хозяйка – самая красивая девушка отсюда и до самого Солсбери. Как только вы вошли в магазин, я сказала себе – это она, у нее взгляд мисс Саксон. И настоящая красавица вдобавок.
– Нет, что вы... Я... Спасибо.
Она сложила руки под передником и облокотилась на стойку, приготовившись к длительной беседе, но я лишь еще раз поблагодарила ее и, сославшись на неотложные дела, направилась к двери. Когда я открыла ее, рука миссис Марджет опустилась мне на плечо.
– Смотрите, вон дом Эдди Мэйсона. Он их там держит.
– Кого «их»?
Сухой палец указывал в небо, где кружилась стая голубей, постепенно удаляясь по направлению к Боскобелю.
Глава 23
Дом мистера Мэйсона стоял несколько в стороне от дороги. Если бы мне даже не сказали, что он холостяк, я бы догадалась об этом сама. И дом, и сад выглядели совсем неухоженными. Калитка, давно нуждающаяся в покраске, висела на одной петле. Я осторожно открыла ее и направилась по заросшей сорняками дорожке к дому. Дверь была открыта. Она вела в гостиную, где на столе стояли остатки завтрака, накрытые газетой. Пара тапок валялась там, где их скинули, – у каминной решетки.
Типичное холостяцкое жилье, но ничего общего с порядком и уютом в доме Кристофера Джона. Ничего, кроме одной вещи. На холодной плите я увидела знакомое бело-голубое блюдо, а на нем половину пирога. Да, Агнес охватила благотворительной деятельностью даже Тидворт.
На всякий случай я постучала, подождала положенные полминуты и, так как никто не ответил, пошла вокруг дома, якобы в поисках черного хода. За домом, в глубине того, что раньше называлось садом, стояла голубятня. Подойдя поближе, я услышала какой-то звук, подняла голову и увидела, что голуби возвращаются. Их было около двадцати – белые, серые, черные. Медленно кружась, они опускались все ниже и ниже, потом стали садиться на площадку перед входом и по одному исчезать в голубятне.
Мне стало ясно, что все свободное время мистер Мэйсон проводит здесь. И хотя краска на ней кое-где облупилась, голубятня выглядела крепкой и ухоженной, а стекла и решетки – совсем новыми. Я дернула дверь, но она была заперта. Пришлось встать на цыпочки и заглянуть внутрь через окно.
Почти все птицы сгрудились около кормушки. Некоторые, завидев меня, испуганно взлетели, но вскоре успокоились. Очевидно, они привыкли к тому, что за ними наблюдают. Большинство голубей были серыми, как те два, что прилетели в Торнихолд, но попадались среди них и черные, и огненно-рыжие, и даже чисто белые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27