(Пеньков перестал тянуть с шумом кофе из чашки и поглядел на него.) И до чего не стремимся узнать! День за днем, декада за декадой бродим по шею в тоскливых мелочах. Копаемся в электронике, ломаем сумматоры, чиним сумматоры, чертим графики, пишем статеечки, отчетики… Противно! — Он взялся за щеки и с силой потер лицо. — Прямо за оградой на тысячи километров протянулся совершенно незнакомый, чужой мир. И так хочется плюнуть на все и пойти куда глаза глядят, через пустыню в поисках настоящего дела… Стыдно, ребята! Это же смешно и стыдно сидеть на Марсе и двадцать четыре часа в сутки ничего не видеть, кроме блинк-регистрограмм и пеньковской унылой физиономии…
Пеньков сказал мягко:
— А ты плюнь, Серега, и иди. Попросись к строителям. Или вот к Феликсу. — Он повернулся к Феликсу: — Возьмете его, а?
Феликс пожал плечами.
— Да нет, Пеньков, дружище, не поможет это. — Сергей, поджав губы, помотал светлым чубом. — Надо что-то уметь. А что я умею? Чинить блинки. Считать до двух и интегрировать на малой машине. Краулер умею водить, да и то непрофессионально… Что я еще умею?
— Ныть ты умеешь профессионально, — проворчал Матти. Ему было неловко за Сережку перед Феликсом.
— Я не ною — я злюсь. До чего мы самодовольны и самоограниченны! И откуда это берется? — Почему считается, — что найти место для обсерватории важнее, чем пройти планету по меридиану от полюса до полюса? Почему важнее искать нефть, чем тайны? Что нам — нефти не хватает?
— Что тебе — тайн не хватает? — спросил Матти. — Сел бы и решил ограниченную Т-задачу…
— Да не хочу я ее решать! Скучно ее решать, бедный ты мой Матти. Скучно! Я же здоровый, сильный парень, я гвозди гну пальцами! Почему я должен сидеть над бумажками?
Он замолчал. Молчание было тяжелым. И Матти подумал, что неплохо было бы переменить тему, но не знал, как это сделать.
Наташа сказала:
— Я с Сережей вообще-то не согласна, но это верно — мы немножко слишком погрязли в обычных делах. И такая иногда берет досада… Ну пусть не мы, пусть кто-нибудь все-таки занялся бы Марсом как новой землей. Все-таки ведь это не остров, даже не континент — терра инкогнита, — это же планета! А мы тридцать лет сидим тут тихонько и трусливо жмемся к воде и ракетодромам. И мало нас до смешного. Это правда досадно. Сидит там кто-нибудь в Управлении, какой-нибудь старец с боевым прошлым, и брюзжит: «Рано, рано!»
Услыхав слово «рано», Пеньков вздрогнул и посмотрел на часы.
— Ох, ты! — пробормотал он, вылезая из-за стола. — Я уже две звезды здесь с вами просидел. — Тут он посмотрел на Наташу, открыл рот и торопливо сел.
У него было такое забавное лицо, что все, даже Сергей, засмеялись.
Матти вскочил и подошел к окну:
— А ночь-то какая! Качество изображения сегодня, наверное, наводит изумление. — Он оглянулся через плечо на Наташу.
— Наташа, — предложил Феликс, — если нужно, я посторожу, пока вы будете работать.
— Чего нас сторожить? — удивился Матти. — Я и сам могу посторожить. У меня все равно камера полетела.
— Так я пойду? — спросил Пеньков.
— Ну ладно, — согласилась Наташа, — Во изменение моего приказа…
Пенькова уже не было. Сергей тоже поднялся и, ни на кого не глядя, вышел. Матти стал собирать со стола, и Феликс, аккуратно засучивая рукава, подошел к нему.
— Да брось ты! — сказал Матти. — Пять чашек, пять тарелок…
Он взглянул на руки Феликса и осекся.
— А это зачем? — спросил он.
На правом и на левом запястье у Феликса было по две пары часов. Феликс серьезно сказал:
— Это тоже одна гипотеза… Так ты сам управишься?
— Сам, — ответил Матти. «Странный все-таки парень этот Феликс», — подумал он.
— Тогда я тоже пойду, — сказал Феликс и встал.
Рация в углу комнаты вдруг зашипела, щелкнула, и густой, усталый голос сказал:
— Первая! Говорит Сырт. Сырт вызывает Первую.
Матти крикнул:
— Наташа, Сырт вызывает!… — Он подошел к микрофону: — Первая слушает.
— Позовите начальника, — сказал голос из репродуктора.
— Одну минуту.
Вбежала Наташа в расстегнутой дохе и с кислородной маской на груди:
— Начальник слушает.
— Еще раз подтверждаю распоряжение, — сказал голос. — Ночные работы запрещаются. Теплый Сырт окружен пиявками. Повторяю…
Матти слушал и вытирал тарелки. Вошли Пеньков и Сергей. Матти с интересом следил, как у них вытягиваются лица.
— …Теплый Сырт окружен пиявками. Как поняли меня?
— Поняла вас хорошо, — расстроенно проговорила Наташа. — Сырт окружен пиявками, ночные работы запрещаются.
— Спокойной ночи! — сказал голос. И репродуктор перестал шипеть.
— Спокойной ночи, Пеньков! — вздохнул Сергей и стал расстегивать доху.
Пеньков ничего не ответил. Он сердито засопел и ушел в свою комнату.
— Так я пойду, — сказал Феликс.
Все обернулись. Он стоял в дверях, маленький, крепкий, с непропорционально большим карабином у ноги.
— Как — пойдешь? — спросил Матти.
Феликс удивленно улыбнулся:
— Да что это с тобой?
— Вы слыхали радио? — быстро спросила Наташа.
— Да, слыхал. Но коменданту Сырта я не подчинен. Я же Следопыт.
Он натянул на лицо маску, опустил очки, махнул им рукой в перчатке и вышел. Все остолбенело глядели на дверь.
— Как же это? — пробормотала Наташа. — Ведь его съедят…
Сергей вдруг сорвался с места и, застегивая на ходу доху, кинулся вслед.
— Куда?! — крикнула Наташа,
— Я подвезу его! — ответил Сергей и захлопнул дверь.
Наташа побежала за ним, но Матти схватил ее за руку.
— Куда ты, зачем? — спокойно сказал он. — Сережа правильно решил.
— А кто ему позволил? — запальчиво спросила Наташа. — Почему он не слушается?
— Надо же человеку помочь, — рассудительно ответил Матти.
Они почувствовали, как мелко задрожал пол. Сергей вывел краулер. Наташа опустилась на стул, сжала руки.
— Ничего, — сказал Матти, — через десять — пятнадцать минут он вернется.
— А если они бросятся на Сережу, когда он будет возвращаться?
— Не было еще такого, чтобы пиявка бросилась на машину. И вообще Сережка был бы только рад.
Они сидели и ждали. Матти вдруг подумал, что Феликс Рыбкин уже раз десять приходил к ним на обсерваторию по вечерам и уходил вот так же поздно. А ведь пиявки каждую ночь возятся вокруг Сырта. «Смелый парень этот Феликс», — подумал Матти. Странный парень. Впрочем, не такой уж и странный. Матти посмотрел на Наташу. Способ ухаживания, может быть, действительно немножко странный: робкая осада, не похоже на Феликса.
Матти поглядел в окно. В черной пустоте видны были только острые немигающие звезды.
Вошел Пеньков, неся в руках кипу бумаг, спросил, ни на кого не глядя:
— Ну, кто мне поможет графики вычертить?
— Я могу помочь, — сказал Матти. Пеньков стал с шумом устраиваться за столом. Наташа сидела, выпрямившись, настороженно прислушиваясь.
Пеньков, разложив бумаги, оживленно заговорил:
— Получается удивительно интересная вещь, ребята! Помните закон Дегa?
— Помним, — сказал Матти. — Секанс в степени две трети.
— Нет тебе на Марсе секанса две трети!… — ликующе сказал Пеньков. — Наташа, посмотри-ка… Наташа!
— Отстань ты от нее, — сказал Матти.
— А что? — шепотом спросил Пеньков.
Наташа вскочила:
— Едет!
— Кто? — спросил Пеньков.
Пол под ногами снова задрожал, потом стало тихо, звякнула шлюзовая дверь. Вошел Сергей, сдирая с лица заиндевевшую маску.
— Ух и мороз — ужас! — сказал он весело.
— Ты где был? — изумленно спросил Пеньков.
— Рыбкина на Сырт отвозил.
— Ну и молодец! — воскликнула Наташа. — Какой ты молодец, Сережка! Теперь я могу спокойно пойти спать.
— Спокойной ночи, Наташенька! — вразноголосицу сказали ребята.
Наташа ушла.
— Что ж ты меня не взял? — с обидой спросил Пеньков.
На лице Сергея пропала улыбка. Он подошел к столу, сел и отодвинул бумаги.
— Слушайте, ребята, — проговорил он вполголоса, — а ведь я Рыбкина не нашел. До самого Сырта доехал, сигналил, прожекторами светил — нигде нет, как сквозь землю провалился!
Все молчали. Матти опять подошел к окну. Ему показалось, что где-то в районе Старой Базы медленно движется слабый огонек — словно кто-то идет с фонариком.
МАРС. СТАРАЯ БАЗА
В семь часов утра начальники групп и участков системы Теплый Сырт собрались в кабинете директора Системы Александра Филипповича Лямина. Всего собралось человек двадцать пять, и все расселись вокруг длинного низкого стола для совещаний. Вентиляторы и озонаторы были пущены на полную мощность. Наташа была единственной женщиной в кабинете. Ее редко приглашали на общие совещания, и многие из собравшихся ее не знали. На нее поглядывали с благожелательным любопытством. Наташа услыхала, как кто-то сказал сипловатым шепотом:
— Знал бы — побрился.
Лямин, не вставая, сказал:
— Первый вопрос, товарищи, вне повестки дня. Все ли позавтракали? А то я могу попросить принести консервы и какао.
— А вкусненького ничего нет, Александр Филиппович? — осведомился полный, розовощекий мужчина с забинтованными руками.
В кабинете зашумели.
— Вкусненького ничего нет, — ответил Лямин и сокрушенно покачал головой. — Вот консервированную курицу разве…
Раздались голоса:
— Правильно, Александр Филиппович! Пусть принесут — не успели поесть.
Лямин кому-то махнул рукой.
— Сейчас принесут, — сказал он и встал. — Все собрались? — Он оглядел собравшихся. — Азизбеков… Горин… Барабанов… Накамура… Малумян… Наташа… Ван… Джефферсона не вижу… Ах да, прости… А где Опанасенко?… От Следопытов есть кто-нибудь?
— Опанасенко в рейде, — сказал тихий голос.
И Наташа увидела Рыбкина. Впервые она увидела Рыбкина небритым.
— В рейде? — сказал Лямин. — Ну ладно, начнем без Опанасенко… Товарищи, как вам известно, за последние недели летающие пиявки активизировались. С позавчерашнего дня началось уже совершенное безобразие. Пиявки стали нападать днем. К счастью, обошлось без жертв, но ряд начальников групп и участков потребовал решительных мер. Я хочу подчеркнуть, товарищи, что проблема пиявок — старая. Всем нам они надоели. Спорим мы о них ненормально много, иногда даже ссоримся. Полевым группам эти твари, видимо, очень мешают. И вообще пора наконец принять о них, пиявках то есть, какое-то окончательное решение. Коротко говоря, у нас определились два мнения по этому вопросу. Первое — немедленная облава и посильное уничтожение пиявок. Второе — продолжение политики пассивной обороны, как паллиатив, вплоть до того времени, когда колония достаточно окрепнет. Товарищи, — он прижал руки к груди, — я вас прошу сейчас высказываться в произвольном порядке. Но только, пожалуйста, постарайтесь обойтись без личных выпадов. Это совершенно ни к чему. Я знаю, все мы устали, раздражены, и каждый чем-нибудь недоволен. Но убедительно прошу забыть сейчас все, кроме интересов дела.
Лямин сел. Сейчас же поднялся высокий, очень худой человек с пятнистым от загара лицом, небритый, с воспаленными глазами. Это был заместитель директора по строительству Виктор Кириллович Гайдадымов.
— Я не знаю, — начал он, — сколько времени продлится ваша облава — декаду, месяц, может быть, полгода. Я не знаю, сколько людей вы заберете на облаву, — людей, по-видимому, самых лучших, может быть, даже всех. Я не знаю, наконец, выйдет ли что-нибудь из вашей облавы. Но вот что я твердо знаю и считаю своим долгом довести до вашего сведения. Во-первых, из-за облавы придется прервать строительство жилых корпусов. Между прочим, через два месяца к нам прибудет пополнение, а жилищный кризис дает себя знать уже сейчас. На Теплом Сырте я не имею возможности выделить комнаты даже женатым. Во-вторых, из-за облавы задержится строительство завода стройматериалов. Что такое завод стройматериалов в наших условиях, вы должны понимать сами. Об оранжереях и теплицах, которые мы из-за облавы не получим и этим летом, я даже говорить не буду. В-третьих, самое главное — облава сорвет строительство регенерационного завода. Через месяц начнутся осенние бури, и на этом строительстве придется поставить крест. — Он стиснул зубы, закрыл и снова открыл глаза. — Вы знаете, товарищи, что мы все здесь висим на волоске. Может быть, я раскрываю какие-то секреты администрации, но черт с ними, в конце концов: мы все здесь взрослые и опытные люди… Запасы воды под Теплым Сыртом иссякают. Они уже фактически иссякли. Уже сейчас мы возим воду на песчаных танках за двадцать шесть километров. (За столом зашумели и задвигались, кто-то крикнул: «А куда раньше смотрели?!») Если мы не закончим к концу месяца регенерационный завод, то осенью мы сядем на голодный паек, а зимой нам придется перетаскивать Теплый Сырт на двести километров к югу. Я кончил.
Он сел и залпом выпил стакан остывшего какао. После минутной паузы Лямин сказал:
— Кто следующий?
— Я, — сказал кто-то. Встал маленький бородатый человек в темных очках — начальник ремонтных мастерских Захар Иосифович Пучко. — Я полностью присоединяюсь к Виктору Кирилловичу. — Он снял очки и подслеповато оглядел стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Пеньков сказал мягко:
— А ты плюнь, Серега, и иди. Попросись к строителям. Или вот к Феликсу. — Он повернулся к Феликсу: — Возьмете его, а?
Феликс пожал плечами.
— Да нет, Пеньков, дружище, не поможет это. — Сергей, поджав губы, помотал светлым чубом. — Надо что-то уметь. А что я умею? Чинить блинки. Считать до двух и интегрировать на малой машине. Краулер умею водить, да и то непрофессионально… Что я еще умею?
— Ныть ты умеешь профессионально, — проворчал Матти. Ему было неловко за Сережку перед Феликсом.
— Я не ною — я злюсь. До чего мы самодовольны и самоограниченны! И откуда это берется? — Почему считается, — что найти место для обсерватории важнее, чем пройти планету по меридиану от полюса до полюса? Почему важнее искать нефть, чем тайны? Что нам — нефти не хватает?
— Что тебе — тайн не хватает? — спросил Матти. — Сел бы и решил ограниченную Т-задачу…
— Да не хочу я ее решать! Скучно ее решать, бедный ты мой Матти. Скучно! Я же здоровый, сильный парень, я гвозди гну пальцами! Почему я должен сидеть над бумажками?
Он замолчал. Молчание было тяжелым. И Матти подумал, что неплохо было бы переменить тему, но не знал, как это сделать.
Наташа сказала:
— Я с Сережей вообще-то не согласна, но это верно — мы немножко слишком погрязли в обычных делах. И такая иногда берет досада… Ну пусть не мы, пусть кто-нибудь все-таки занялся бы Марсом как новой землей. Все-таки ведь это не остров, даже не континент — терра инкогнита, — это же планета! А мы тридцать лет сидим тут тихонько и трусливо жмемся к воде и ракетодромам. И мало нас до смешного. Это правда досадно. Сидит там кто-нибудь в Управлении, какой-нибудь старец с боевым прошлым, и брюзжит: «Рано, рано!»
Услыхав слово «рано», Пеньков вздрогнул и посмотрел на часы.
— Ох, ты! — пробормотал он, вылезая из-за стола. — Я уже две звезды здесь с вами просидел. — Тут он посмотрел на Наташу, открыл рот и торопливо сел.
У него было такое забавное лицо, что все, даже Сергей, засмеялись.
Матти вскочил и подошел к окну:
— А ночь-то какая! Качество изображения сегодня, наверное, наводит изумление. — Он оглянулся через плечо на Наташу.
— Наташа, — предложил Феликс, — если нужно, я посторожу, пока вы будете работать.
— Чего нас сторожить? — удивился Матти. — Я и сам могу посторожить. У меня все равно камера полетела.
— Так я пойду? — спросил Пеньков.
— Ну ладно, — согласилась Наташа, — Во изменение моего приказа…
Пенькова уже не было. Сергей тоже поднялся и, ни на кого не глядя, вышел. Матти стал собирать со стола, и Феликс, аккуратно засучивая рукава, подошел к нему.
— Да брось ты! — сказал Матти. — Пять чашек, пять тарелок…
Он взглянул на руки Феликса и осекся.
— А это зачем? — спросил он.
На правом и на левом запястье у Феликса было по две пары часов. Феликс серьезно сказал:
— Это тоже одна гипотеза… Так ты сам управишься?
— Сам, — ответил Матти. «Странный все-таки парень этот Феликс», — подумал он.
— Тогда я тоже пойду, — сказал Феликс и встал.
Рация в углу комнаты вдруг зашипела, щелкнула, и густой, усталый голос сказал:
— Первая! Говорит Сырт. Сырт вызывает Первую.
Матти крикнул:
— Наташа, Сырт вызывает!… — Он подошел к микрофону: — Первая слушает.
— Позовите начальника, — сказал голос из репродуктора.
— Одну минуту.
Вбежала Наташа в расстегнутой дохе и с кислородной маской на груди:
— Начальник слушает.
— Еще раз подтверждаю распоряжение, — сказал голос. — Ночные работы запрещаются. Теплый Сырт окружен пиявками. Повторяю…
Матти слушал и вытирал тарелки. Вошли Пеньков и Сергей. Матти с интересом следил, как у них вытягиваются лица.
— …Теплый Сырт окружен пиявками. Как поняли меня?
— Поняла вас хорошо, — расстроенно проговорила Наташа. — Сырт окружен пиявками, ночные работы запрещаются.
— Спокойной ночи! — сказал голос. И репродуктор перестал шипеть.
— Спокойной ночи, Пеньков! — вздохнул Сергей и стал расстегивать доху.
Пеньков ничего не ответил. Он сердито засопел и ушел в свою комнату.
— Так я пойду, — сказал Феликс.
Все обернулись. Он стоял в дверях, маленький, крепкий, с непропорционально большим карабином у ноги.
— Как — пойдешь? — спросил Матти.
Феликс удивленно улыбнулся:
— Да что это с тобой?
— Вы слыхали радио? — быстро спросила Наташа.
— Да, слыхал. Но коменданту Сырта я не подчинен. Я же Следопыт.
Он натянул на лицо маску, опустил очки, махнул им рукой в перчатке и вышел. Все остолбенело глядели на дверь.
— Как же это? — пробормотала Наташа. — Ведь его съедят…
Сергей вдруг сорвался с места и, застегивая на ходу доху, кинулся вслед.
— Куда?! — крикнула Наташа,
— Я подвезу его! — ответил Сергей и захлопнул дверь.
Наташа побежала за ним, но Матти схватил ее за руку.
— Куда ты, зачем? — спокойно сказал он. — Сережа правильно решил.
— А кто ему позволил? — запальчиво спросила Наташа. — Почему он не слушается?
— Надо же человеку помочь, — рассудительно ответил Матти.
Они почувствовали, как мелко задрожал пол. Сергей вывел краулер. Наташа опустилась на стул, сжала руки.
— Ничего, — сказал Матти, — через десять — пятнадцать минут он вернется.
— А если они бросятся на Сережу, когда он будет возвращаться?
— Не было еще такого, чтобы пиявка бросилась на машину. И вообще Сережка был бы только рад.
Они сидели и ждали. Матти вдруг подумал, что Феликс Рыбкин уже раз десять приходил к ним на обсерваторию по вечерам и уходил вот так же поздно. А ведь пиявки каждую ночь возятся вокруг Сырта. «Смелый парень этот Феликс», — подумал Матти. Странный парень. Впрочем, не такой уж и странный. Матти посмотрел на Наташу. Способ ухаживания, может быть, действительно немножко странный: робкая осада, не похоже на Феликса.
Матти поглядел в окно. В черной пустоте видны были только острые немигающие звезды.
Вошел Пеньков, неся в руках кипу бумаг, спросил, ни на кого не глядя:
— Ну, кто мне поможет графики вычертить?
— Я могу помочь, — сказал Матти. Пеньков стал с шумом устраиваться за столом. Наташа сидела, выпрямившись, настороженно прислушиваясь.
Пеньков, разложив бумаги, оживленно заговорил:
— Получается удивительно интересная вещь, ребята! Помните закон Дегa?
— Помним, — сказал Матти. — Секанс в степени две трети.
— Нет тебе на Марсе секанса две трети!… — ликующе сказал Пеньков. — Наташа, посмотри-ка… Наташа!
— Отстань ты от нее, — сказал Матти.
— А что? — шепотом спросил Пеньков.
Наташа вскочила:
— Едет!
— Кто? — спросил Пеньков.
Пол под ногами снова задрожал, потом стало тихо, звякнула шлюзовая дверь. Вошел Сергей, сдирая с лица заиндевевшую маску.
— Ух и мороз — ужас! — сказал он весело.
— Ты где был? — изумленно спросил Пеньков.
— Рыбкина на Сырт отвозил.
— Ну и молодец! — воскликнула Наташа. — Какой ты молодец, Сережка! Теперь я могу спокойно пойти спать.
— Спокойной ночи, Наташенька! — вразноголосицу сказали ребята.
Наташа ушла.
— Что ж ты меня не взял? — с обидой спросил Пеньков.
На лице Сергея пропала улыбка. Он подошел к столу, сел и отодвинул бумаги.
— Слушайте, ребята, — проговорил он вполголоса, — а ведь я Рыбкина не нашел. До самого Сырта доехал, сигналил, прожекторами светил — нигде нет, как сквозь землю провалился!
Все молчали. Матти опять подошел к окну. Ему показалось, что где-то в районе Старой Базы медленно движется слабый огонек — словно кто-то идет с фонариком.
МАРС. СТАРАЯ БАЗА
В семь часов утра начальники групп и участков системы Теплый Сырт собрались в кабинете директора Системы Александра Филипповича Лямина. Всего собралось человек двадцать пять, и все расселись вокруг длинного низкого стола для совещаний. Вентиляторы и озонаторы были пущены на полную мощность. Наташа была единственной женщиной в кабинете. Ее редко приглашали на общие совещания, и многие из собравшихся ее не знали. На нее поглядывали с благожелательным любопытством. Наташа услыхала, как кто-то сказал сипловатым шепотом:
— Знал бы — побрился.
Лямин, не вставая, сказал:
— Первый вопрос, товарищи, вне повестки дня. Все ли позавтракали? А то я могу попросить принести консервы и какао.
— А вкусненького ничего нет, Александр Филиппович? — осведомился полный, розовощекий мужчина с забинтованными руками.
В кабинете зашумели.
— Вкусненького ничего нет, — ответил Лямин и сокрушенно покачал головой. — Вот консервированную курицу разве…
Раздались голоса:
— Правильно, Александр Филиппович! Пусть принесут — не успели поесть.
Лямин кому-то махнул рукой.
— Сейчас принесут, — сказал он и встал. — Все собрались? — Он оглядел собравшихся. — Азизбеков… Горин… Барабанов… Накамура… Малумян… Наташа… Ван… Джефферсона не вижу… Ах да, прости… А где Опанасенко?… От Следопытов есть кто-нибудь?
— Опанасенко в рейде, — сказал тихий голос.
И Наташа увидела Рыбкина. Впервые она увидела Рыбкина небритым.
— В рейде? — сказал Лямин. — Ну ладно, начнем без Опанасенко… Товарищи, как вам известно, за последние недели летающие пиявки активизировались. С позавчерашнего дня началось уже совершенное безобразие. Пиявки стали нападать днем. К счастью, обошлось без жертв, но ряд начальников групп и участков потребовал решительных мер. Я хочу подчеркнуть, товарищи, что проблема пиявок — старая. Всем нам они надоели. Спорим мы о них ненормально много, иногда даже ссоримся. Полевым группам эти твари, видимо, очень мешают. И вообще пора наконец принять о них, пиявках то есть, какое-то окончательное решение. Коротко говоря, у нас определились два мнения по этому вопросу. Первое — немедленная облава и посильное уничтожение пиявок. Второе — продолжение политики пассивной обороны, как паллиатив, вплоть до того времени, когда колония достаточно окрепнет. Товарищи, — он прижал руки к груди, — я вас прошу сейчас высказываться в произвольном порядке. Но только, пожалуйста, постарайтесь обойтись без личных выпадов. Это совершенно ни к чему. Я знаю, все мы устали, раздражены, и каждый чем-нибудь недоволен. Но убедительно прошу забыть сейчас все, кроме интересов дела.
Лямин сел. Сейчас же поднялся высокий, очень худой человек с пятнистым от загара лицом, небритый, с воспаленными глазами. Это был заместитель директора по строительству Виктор Кириллович Гайдадымов.
— Я не знаю, — начал он, — сколько времени продлится ваша облава — декаду, месяц, может быть, полгода. Я не знаю, сколько людей вы заберете на облаву, — людей, по-видимому, самых лучших, может быть, даже всех. Я не знаю, наконец, выйдет ли что-нибудь из вашей облавы. Но вот что я твердо знаю и считаю своим долгом довести до вашего сведения. Во-первых, из-за облавы придется прервать строительство жилых корпусов. Между прочим, через два месяца к нам прибудет пополнение, а жилищный кризис дает себя знать уже сейчас. На Теплом Сырте я не имею возможности выделить комнаты даже женатым. Во-вторых, из-за облавы задержится строительство завода стройматериалов. Что такое завод стройматериалов в наших условиях, вы должны понимать сами. Об оранжереях и теплицах, которые мы из-за облавы не получим и этим летом, я даже говорить не буду. В-третьих, самое главное — облава сорвет строительство регенерационного завода. Через месяц начнутся осенние бури, и на этом строительстве придется поставить крест. — Он стиснул зубы, закрыл и снова открыл глаза. — Вы знаете, товарищи, что мы все здесь висим на волоске. Может быть, я раскрываю какие-то секреты администрации, но черт с ними, в конце концов: мы все здесь взрослые и опытные люди… Запасы воды под Теплым Сыртом иссякают. Они уже фактически иссякли. Уже сейчас мы возим воду на песчаных танках за двадцать шесть километров. (За столом зашумели и задвигались, кто-то крикнул: «А куда раньше смотрели?!») Если мы не закончим к концу месяца регенерационный завод, то осенью мы сядем на голодный паек, а зимой нам придется перетаскивать Теплый Сырт на двести километров к югу. Я кончил.
Он сел и залпом выпил стакан остывшего какао. После минутной паузы Лямин сказал:
— Кто следующий?
— Я, — сказал кто-то. Встал маленький бородатый человек в темных очках — начальник ремонтных мастерских Захар Иосифович Пучко. — Я полностью присоединяюсь к Виктору Кирилловичу. — Он снял очки и подслеповато оглядел стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18