А дома нам будет нетрудно научиться производить различные виды симбиотов, активизируя или подавляя определенные гены, как это происходит в природе. У нас будут миллионы рабочих, целые армии воинов и, возможно, даже живые ракеты из специально приспособленных крылатых особей. И если это получится, то, как вы думаете, вспомнят ли меня, мою самонадеянную маленькую жизнь и мое маленькое самопожертвование?
Даже большие очки не могли скрыть уважения, если не страха, с которым она смотрела теперь на Африэля.
– Так, значит, вы всерьез намерены это осуществить?
– Я отдаю этому делу свое время и свои силы, доктор, и мне не хочется, чтобы они были выброшены впустую.
– Но это же..., воровство, капитан! Вы хотите похитить живые существа с чужой планеты, чтобы вырастить из них расу рабов.
Африэль устало вздохнул.
– Это лишь громкие слова, доктор. Я не причиню этой планете никакого вреда – ну разве что использую их рабочую силу на время, пока провожу тот или иной эксперимент. Да, я погублю одно яйцо, но это не более тяжкое преступление, чем у людей аборт. Можно ли считать присвоение маленького кусочка генетической информации воровством? По-моему, нельзя. Что же до страшного обвинения в выращивании расы рабов, то я его отвергаю начисто. Это ведь будут не мыслящие существа, а генетические роботы. Нет никаких оснований называть их рабами – не больше, чем какие-нибудь грузовые фургоны или лазерные буры. Ну если хотите, считайте их новым видом домашних животных.
Мирная задумалась над его словами. Ее решение не заставило себя ждать.
– Вы правы. Они не будут с тоской взирать на звезды, томясь в неволе. У них не будет ни чувств, ни мыслей.
– Вот именно.
– Это будут просто рабочие механизмы, которым все равно, на кого работать – на Рой или на нас.
– Я вижу, вы осознали всю прелесть идеи.
– И если это удастся, – сказала Мирная, – если это удастся, то выигрыш, который получит наша фракция, будет исчисляться астрономическими цифрами.
Африэль улыбнулся с неподдельной радостью, и добавил мечтательно, не осознавая убийственной иронии своих слов:
– А какой выигрыш для человека, первым применившего новую методику!.. Вы когда-нибудь видели азотный снегопад на Титане, доктор? Вот подходящее место, чтобы устроить себе настоящее жилье, о каком прежде и не мечталось, – целый город, где можно будет отбросить все эти осточертевшие правила и запреты...
– Ну вот, теперь вы заговорили как дезертир, капитан-доктор.
Африэль помолчал, затем криво усмехнулся:
– Ну вот, теперь вы одним махом разрушили все мои прекрасные мечты. Я же говорил не о том, чтобы бросить все из прихоти, забыв свой долг; я говорил о заслуженном отдыхе человека, хорошо потрудившегося и хорошо заработавшего. Это совсем не одно и то же... Ну ладно. Главное – могу я рассчитывать на вашу поддержку в этом деле?
Рассмеявшись, она коснулась его руки. Ее негромкий смех потонул в громогласном урчании внутренностей матки, в котором слышалось что-то зловещее...
– Не могу же я бесконечно препираться с вами все эти два года! Разумнее сдаться сразу и спокойно работать.
– Совершенно верно.
– В конце концов, вы действительно не причините Гнезду вреда. Они даже не будут знать о том, что произошло. А если наше предприятие увенчается успехом и там, у себя, мы сможем воспроизвести их генетическую линию, то у людей и повода не будет беспокоить их еще раз.
– Да, конечно, – сказал Африэль, но на уме у него были сказочные богатства астероидов Бетельгейзе. Рано или поздно неизбежно наступит день, когда человечество предпримет массированное наступление на далекие планеты, и будет нелишне как следует изучить к тому времени всю подноготную своих потенциальных соперников.
– Сделаю все, что в моих силах, – сказала Мирная. – Если вы здесь все уже осмотрели, тогда, может быть, двинемся дальше?
Когда они покинули покои матки, она откровенно призналась:
– Сначала вы мне не понравились, и я думала, что мы не сработаемся. Но теперь вы мне нравитесь больше. В отличие от большинства других сотрудников Службы безопасности, у вас есть чувство юмора.
– Это не чувство юмора, – ответил он печально. – Это ощущение иронии судьбы, замаскированное под чувство юмора.
В бесконечном потоке бегущих друг за другом часов не было дней и ночей, он прерывался лишь нерегулярными периодами, когда они спали – сначала порознь, потом вместе, держась друг за друга в безвоздушном парении. Сексуальное возбуждение, ощущение чужого тела было живой нитью, связывающей их с их общим домом, с уставшим, разобщенным человечеством, которое находилось от них так далеко, что какое-либо рациональное представление о нем стало утрачивать смысл. Единственной реальностью было существование в этих наполненных вечным движением туннелях и переходах, где они, подобно двум микроорганизмам в кровотоке, крутились, подчиняясь ритму естественной пульсации. Часы перетекали в месяцы, ощущение времени терялось.
Эксперименты с феромонами были хотя и сложными, но вполне выполнимыми. Первый из десяти феромонов стимулировал стадный инстинкт: передавая химическое вещество щупальцами друг другу, симбиоты собирались большими группами, ожидая дальнейшей команды. Если команды не следовало, они через некоторое время опять разбредались. Для того чтобы действие феромонов было результативным, нужно было давать их либо в смеси друг с другом, либо в определенной последовательности, как команды в компьютере, – комбинируя, к примеру, первый феромон с третьим, приказывающим рабочим перенести все содержимое одной из камер в другую. Наиболее эффективным был девятый феромон, отдававший приказ на строительство. Получив команду, рабочие кидались собирать туннельщиков и землекопов и заставляли их работать. Некоторые из феромонов оказывали раздражающее действие; номер десятый побуждал симбиотов скрести и царапать все, что им попадалось под их когтистые щупальца, и вскоре от костюма Африэля практически ничего не осталось. Восьмой феромон отсылал рабочих собирать материал на поверхности астероида, и однажды, увлекшись наблюдением за ними, исследователи чуть было не улетели в открытое пространство.
Воины им были больше не страшны: крохотной дозы шестого феромона было достаточно, чтобы они немедленно бросались на защиту хранящихся яиц, за которыми под действием того же феромона ухаживали рабочие. Путем химического подкупа Африэль с Мирной подрядили землекопов, вырывших им пещеру для жилья, и воина, охранявшего вход. Они завели собственную грибную плантацию, где одни виды освежали воздух, а другие, чей вкус им особенно нравился, служили пищей. На плантации они держали специального рабочего для поедания грибов и подготовки их к употреблению. От постоянного жевания и неподвижного образа жизни симбиот раздался до необъятных размеров и свисал чудовищной гроздью с одной из стен.
Африэль очень устал. Он не спал уже довольно долгое время – а сколько, и сам не знал. Внутренний биоритм его организма не успел приспособиться к здешним условиям так же хорошо, как у Мирной. У него бывали приступы раздражительности и депрессии, которые он подавлял с трудом.
– Скоро вернутся Инвесторы, – сказал он. – Теперь уже скоро.
Мирную этот вопрос не особенно волновал.
– Инвесторы! – бросила она, сопроводив это фразой на скрипучем наречии ногохвосток, которую Африэль не разобрал.
Несмотря на специальную языковую подготовку, он так и не научился общаться с ногохвостками так же легко, как Мирная. Его филологическое образование было скорее даже помехой: язык ногохвосток был предельно примитизирован и не подчинялся почти никаким правилам. Африэль умел отдавать простейшие приказания, а тот факт, что он до некоторой степени мог справиться с воинами, поддерживал его авторитет. Симбиотята, прирученные Мирной, превратились в двух перекормленных избалованных тиранов, которые могли запросто задать жару любому из своих более взрослых сородичей, но Африэля они побаивались. Однако Африэлю было не до того, чтобы изучать поведение ногохвосток, равно как и других обитателей Гнезда. Все его время уходило на решение более насущных практических задач.
– Если Инвесторы вернутся слишком скоро, – сказала Мирная по-английски, – я не успею закончить последнюю серию моих экспериментов.
Африэль стащил инфракрасные очки и обмотал их вокруг шеи.
– Всему есть предел, Галина, – сказал он, зевая. – Все равно у тебя нет специального оборудования, а без него ты не запомнишь всех данных наизусть. Нам остается теперь только ждать момента, когда мы сможем вернуться домой. Надеюсь, мой вид не повергнет Инвесторов в шок. Боюсь, что вместе с костюмом я многое потерял в их глазах.
– После того как был запущен последний рой самцов и самок, здесь стало очень скучно, – пожаловалась она. – Не знаю, что бы я делала, если бы не эта новая загадочная поросль в камере крылатых симбиотов. – Она обеими руками отвела назад засаленные пряди, свисающие ей на лицо. – Ты что, собираешься спать?
– Да, если получится.
– А ты не посмотришь вместе со мной, что это за явление? Я уверена, это что-то важное. Возможно, какой-нибудь новый вид. Во всяком случае, это наверняка не один из крылатых симбиотов. У него такие же глаза, но он прилепился к стене.
– Ну да, и вообще он из другой расы, – устало пошутил Африэль. – Просто паразит, имитирующий крылатых, наверное. Если тебе так уж хочется, пойди посмотри, а я подожду здесь.
Он слышал, как она ушла. Темнота была неполной даже без очков: грибные заросли в соседнем помещении излучали слабое люминесцентное сияние. Набитый пищей грибоед пошевелился на стене; внутри у него что-то урчало. Африэль заснул.
Когда он проснулся, Галины все еще не было. Такое случалось часто, поэтому он нисколько не беспокоился. Первым делом он заглянул в наружный туннель – а вдруг вернулись Инвесторы. В этом не было никакого смысла – пункты соглашения Инвесторы всегда соблюдали четко – но он боялся, что как-нибудь они прилетят, а он не будет об этом знать, и, подождав немного, они улетят без него. Подождать-то им в любом случае придется. У Африэля был договор с Мирной, что та займет их на какое-то время, пока он забежит в питомник, чтобы взять клетки у развивающегося яйца. Заранее сделать это было нельзя: яйцо должно быть как можно более свежим. Затем Африэль поел. Когда он жевал гриб, у входа в пещеру появились два Галининых питомца.
– Что вам надо? – спросил он на их языке.
– Кормилка нехорошая, – проскрипел один из них, возбужденно размахивая передними конечностями. – Нет работы, нет сна.
– Нет движения, – добавил второй и спросил с надеждой:
– Еда сейчас?
Африэль дал им часть своих грибов. Симбиотята ели без особого аппетита, скорее по привычке, и это его встревожило.
– Ведите меня к ней, – приказал он.
Ногохвостки помчались прочь, но Африэль легко успевал за ними, давно научившись без помех пробираться через толпу, заполнявшую коридоры. Пролетев несколько миль, они достигли камеры крылатых симбиотов. Здесь ногохвостки в замешательстве остановились.
– Нет, – сказал тот, что был покрупнее. В камере было пусто, и это казалось странным. Не в правилах Роя оставлять такое большое помещение неиспользованным. Африэль почувствовал страх.
– Ищите кормилку, – приказал он. – Ищите запах.
Симбиотята без особого энтузиазма обнюхали одну из стен. Они знали, что у Африэля нет с собой корма, а работать за просто так они не любили. Наконец один из них что-то унюхал или сделал вид, что унюхал и нырнул в вертикальный туннель, проделанный в потолке. Африэль поспешил за ним. В пустом помещении без инфракрасного излучения почти ничего не было видно.
Сначала он услышал рев разъяренного воина и полузадушенный вопль симбиотенка. Затем тот пулей вылетел из туннеля. Из его разорванной головы сгустками била жидкость. Он кувыркался, словно брошенный кубик, пока со слабым хрустом не ударился о противоположную стену и не затих.
Его товарищ немедленно обратился в бегство, визжа от ужаса и отчаяния. Африэль, приземлившийся у самого входа в туннель, припал к стене. Откуда-то из глубины туннеля доносились звуки строительных работ; даже рычание стражника, издававшего едкий феромонныи запах – настолько сильный, что и Африэль его чувствовал, – не могло их заглушить. В считанные минуты, хуже того – секунды, на этот запах примчатся десятки воинов. С одним воином Африэль, пожалуй бы, еще справился, но не с двумя же или тем более с двадцатью. Он оттолкнулся от стены и пустился прочь.
Первым делом он попытался найти второго симбиотенка – узнать его было нетрудно, поскольку он был гораздо крупнее других ногохвосток, – но не смог его нигде отыскать. С тонким своим обонянием тот мог при желании легко избежать встречи.
Мирной в их убежище не было. Один за другим текли томительные часы. Он снова заснул. Проснувшись, опять отправился в камеру крылатых симбиотов.
1 2 3 4 5