- Нечего мне вам сказать, - с трудом проговорил гражданин. Боялся,
очень боялся.
- Ну хоть фамилию свою скажи, - попросил Смирнов.
- Шарапов моя фамилия.
- Татарин, что ли?
- Русский я, русский.
- А документов при тебе, конечно, нет? - Дождавшись утвердительного
кивка, Смирнов продолжал: - Слушай меня внимательно, так называемый
Шарапов. Я в милиции больше не служу, в отставке я. Следовательно, за
должность не держусь, не боюсь обвинения в превышении власти. Сейчас я для
начала поставлю себе под глазом фингал, а затем, как бы в порядке
самообороны, начну метелить тебя до тех пор, пока ты в подробностях не
расскажешь, чем ты здесь должен был заниматься. А не расскажешь - забью до
смерти.
Во время своего монолога Смирнов оторвал зад от стола и стал
прохаживаться вокруг гражданина, давая ему понять, что вскорости не мешкая
приступит к объявленной акции. В момент, когда Смирнов оказался за его
спиной, гражданин сделал молниеносный рывок к столу и схватил револьвер.
Он разворачивался, чтобы, вскинув оружие, выстрелить. И тут Смирнов,
ничуть не боясь револьвера и пользуясь состоянием неустойчивого равновесия
у противника, хладнокровно сделал точнейшую подсечку.
Гражданин Шарапов рухнул на пол. Смирнов приступил к обещанной
экзекуции. Орудуя хромой ногой, он обдуманно наносил удары по болевым
точкам. В солнечное сплетение. По почкам. В обе голени. И все, шок.
Смирнов, не спеша, вытащил из кармана носовой платок, накинув его на
ствол револьвера, поднял оружие и возвратил на стол. На столе разложил
револьвер и стал снаряжать барабан. Патроны он вынимал из кармана и, перед
тем как вставить в барабан, тщательно протирал их поодиночке.
Гражданин Шарапов приоткрыл пьяные от боли глаза. Заметив это,
Смирнов проинформировал его:
- Все. Ты спекся, Шарапов. - Покончив с револьвером, он обмотал его
платком и сунул в карман. Наклонился, кряхтя, и помог Шарапову сначала
встать, а затем и устроиться на стуле. После этого объяснил, что он имел в
виду под словом "спекся": - Из этого револьверчика час-полтора тому назад
застрелили человека. Я не говорю, что это сделал ты. Но на рукояти
револьвера отпечатки пальцев убийцы. Единственные же отпечатки, которые
обнаружит экспертиза, это отпечатки твоей шаловливой ручонки. Я подставил
тебя. Я подвел тебя под вышку, Шарапов. Что имеешь сказать по этому
поводу?
- Падаль ты рваная, - непослушным языком изрек гражданин Шарапов.
- Твоя нелюбовь ко мне закономерна, а своих сообщников ты, вероятнее
всего, обожаешь. За то, что они, убив человека и сами оставшись
чистенькими, дали мне возможность подставить тебя. За то, что они,
свободные и богатые, будут беспечно резвиться за бугром, а ты - тянуть
срок, и это в лучшем случае, в самой последней зоне. Ты слушаешь меня,
Шарапов?
- Слушаю.
- У меня к тебе предложение. Ты, насколько я понимаю, у них курьер от
и до, золотая рыбка на посылках. Я не знаю, от кого, но догадываюсь, до
кого. До контрабандистов и в Афган. Но пока это неважно. Для меня
интересно, что было тебе поручено сделать здесь. Сейчас ты подробно и
правдиво ответишь на мои вопросы. Если ответы будут действительно подробны
и правдивы, я вручу тебе револьвер, и ты сам сотрешь свои отпечатки. Тогда
срок ты будешь отматывать только за свое. Договорились?
- Спрашивайте, - сказал Шарапов.
- Твое задание. Что, где, когда?
- Сегодня с утра я должен был быть в этом аэропорту и ждать посадки
самолета международной линии. Через пятнадцать минут после того, как из
него выйдут пассажиры, мне надо было проверить наличие в тайнике груза, -
бубнил, как под протокол, Шарапов. - Потом подогнать поближе автомобиль,
надежно спрятать груз в рюкзак и по возможности незаметно уехать. Вот и
все дела.
- А как получилось на самом деле?
- Самолет прилетел, я проверил груз, он был на месте. Пошел к машине,
а машины нету, угнали. Я малость подрастерялся, ведь не знаю, кого
предупредить. Все же допер: когда все с самолета собрались в зале, я пошел
туда и громко сказал, что у меня угнали "газон". Потом решил проверить,
слышал ли меня тот, кому надо услышать: через некоторое время сходил к
тайнику. Пусто там было.
- Где тайник?
- В задней стене трансформаторной будки. Замаскированная ниша. Будь
здоров тайник, наверно, со старых времен еще.
- Надо полагать, ты не врешь, - задумчиво решил Смирнов. - Пожалуй,
больше мне от тебя ничего не надо.
- А договор? - напомнил Шарапов.
- В силе, - успокоил Смирнов, извлек из кармана револьвер и, быстро
разрядив, вместе с платком вручил Шарапову. Крикнул: - Мусалим!
Тотчас явился Мусалим, увидев Шарапова с револьвером, опешил и
спросил не по уставу:
- Чего это он?
- Оружие мне чистит, - объяснил Смирнов. - Командира позови.
Разом исчезло лихорадочное ликование от догадки, от подтверждения
догадки, от собственного всезнания, от предощущения своей победы. Догадка
о том, что уже свершилось, а не о том, что должно свершиться. Всезнание,
приобретенное кулаком и провокацией. Победа при двух трупах.
Правы осуждающие спины удаляющихся от него рокеров? Он машина? Он
робот? Он мент?
В сопровождении Мусалима вошел недовольный всем командир и спросил
без добра:
- Что надо?
- Мне в самолет надо. Вместе с тобой. Только выйдем поодиночке. Ты
первый. Я через паузу следом.
...Галина Георгиевна видела, как Смирнов навестил сомнительную группу
в углу, похлопал по ватному плечу одного из этой группы, потрогал себя за
нос, обернулся, увидев ее и направился к ней.
Подошел, спросил небрежно и непонятно:
- Как дела, Галина Георгиевна? Успокоились? Или еще выпить надо?
- Здесь успокоишься, - заметила Галина Георгиевна. - А насчет
выпить... Я пришла к выводу, что выпивать вообще не следует.
- Вы как Лигачев! - мрачно похвалил ее Смирнов и вышел на воздух.
Командира он нагнал уже у трапа.
- Обожди. - Достал пачку "Уинстона". - Здесь покурим.
- Кури, - согласился командир.
Смирнов прикурил, сделал первую затяжку и спросил между прочим:
- Ты вооружен, Сергеич?
- По инструкции вооружены все члены экипажа, кроме бортпроводниц.
- Будь добр, отдай мне твою машинку.
- Зачем тебе мой пистолет?
- Чтобы я не нервничал, Сергеич.
- Если ты такой нервный... - командир вытянул из-под мышки табельный
ПМ, на секунду задержал в ладони и протянул Смирнову, - то держи.
Смирнов сунул пистолет в боковой карман, затянулся два раза поспешно,
бросил окурок:
- Пошли в самолет.

25
Они поднялись по трапу и вошли в салон. Почувствовав себя дома,
командир вольно плюхнулся в первое попавшееся кресло и безапелляционно
пригласил:
- Садись. - Подождал, пока усядется Смирнов. - Что тебе здесь нужно?
- Мне необходимо обыскать личный багаж членов экипажа.
- И мой? - с угрозой спросил командир.
- И твой. С твоего начнем. Чтобы приличнее выглядело.
- Твое право, - командир встал.
Жалко, конечно, парня. Летал со всеми, наверное, не первый год, одних
любил, других терпел, но со всеми свыкся, к каждому привык - свои. А он,
Смирнов, чужак. И сейчас чужак должен раз и навсегда прихлопнуть понимание
с полуслова, привычные милые шутки, общие посиделки в аэропортовских
гостиницах, удобство общей притертости и покой совместного бытия. Сейчас
Смирнов одним словом обязан все перевернуть и сделать так, что все эти
люди уже никогда не смогут быть вместе.
Они миновали туристский класс, вошли в первый. Командир шел, как
истукан, глядя перед собой. Не желал видеть покойника. А Смирнов посмотрел
и понял:
- Скоро пованивать начнет.
Командир резко развернулся, ощерился и, в ярости не зная, что
сказать, заспотыкался:
- Ты... Ты... Ты...
- А что - я? Я обо всех нас беспокоюсь. Нам в этом самолете лететь.
В служебном помещении командир отдернул занавеску, за которой были
заполненные разнообразными сумками и чемоданами полки. Разрешил:
- Шуруй. Мои вон те три пластиковых пакета. Я в них все из сумки
переложил.
Три этих пакета Смирнов не стал трогать. Вздохнув, он снял с верхней
полки первую слева сумку. Любил систему, действовал по ней. То, чем он
занимался, нельзя было назвать обыском. Скорее - осмотром. Раскрывал,
заглядывал внутрь, чуть прижимал содержимое ладонью и, скоренько закрыв,
брался за следующее вместилище походного летчицкого добра.
- Что ищешь? - не выдержал командир.
- То, чего здесь наверняка нет, - непонятно ответил Смирнов и затянул
последнюю молнию-застежку. На весь шмон пять минут, не более. Задвинул
сумку на нижнюю полку и сказал: - Поговорить с тобой хочу.
Они вновь пристроились на тех местах, где сидели пять минут назад.
Командир глянул в иллюминатор, за которым начинались незаметные сумерки,
констатировал без эмоций:
- Вот и день прошел.
- Вот и день прошел.
- Почему мы здесь сели, Сергеич?
- Потому что забарахлил двигатель.
- А если я скажу, что наш самолет здесь кое-что ждал, ты очень
удивишься?
- Очень.
- Теперь чисто технический момент. Можно сделать так, чтобы двигатель
забарахлил в определенное время и там, откуда осуществить вынужденную
посадку можно только на этом аэродроме?
- Я не технарь. Но, наверное, можно. Сделать или сымитировать.
- Ты когда-нибудь садился здесь?
- Нет. Но о здешней полосе наслышан.
- От кого?
- Да уж и не помню. Многие летчики ее знают.
- Не изображай из себя целку, Сергеич. Кто из твоего экипажа служил
здесь на местных линиях?
- Второй пилот.
- Это его большой полупустой чемодан? Серенький такой, заграничный?
- Его.
- В нем очень удобно помещался кейс-кукла, - решился напрямую сказать
Смирнов и, вытащив из кармана пистолет, протянул командиру: - Возьми,
может, пригодится.
- Такие пироги, - подвел итог командир и засунул пистолет в
подмышечную кобуру. - А ты не мог ошибиться?
- В карман положи или за ремень заткни, - посоветовал Смирнов. На
глупый вопрос не ответил. Да и знал: командир задал его для порядка. И
только. - Пойдем, Сергеич.
- Обожди малость, - попросил командир. Закрыв глаза, он откинулся в
кресле. Посидел так недолго, вдруг открыл глаза, прислушиваясь: - Твои
соратники летят.
- Не слышу, - признался Смирнов. И впрямь было тихо.
Но чуткое пилотское ухо не обмануло: через несколько секунд
послышался комариный звон. Он приближался, постепенно превращаясь в гул.
- Теперь мне можно пистолет не перекладывать? - насмешливо спросил
командир и встал.
- Когда они нужны, их не дождешься, - злобно заметил Смирнов и тоже
поднялся. - А на все готовенькое - вот мы!

26
Вертолет висел над зданием аэропорта, едва заметно снижаясь, поднимая
с загаженной земли клубы пыли и несметный человеческий мусор.
- Чего это они? - с тревогой спросил Смирнов, наблюдая эту картинку с
верхней площадки трапа.
- Летчик - пижон, - объяснил командир, - решил подать к подъезду.
- Идиоты! - заорал Смирнов и быстро заковылял по трапу вниз.
- Чего ты разволновался? - догнав, простодушно поинтересовался
командир.
- Это же пожар в бардаке во время наводнения! - старался перекричать
вертолетный грохот Смирнов. - Он может уйти в суматохе!
И не выдержал: сильно хромая, побежал. Они бежали, а вертолет
садился. Стали просматриваться контуры вокзала. Смирнов взял круто в
сторону и исчез во всепоглощающей пыли.
- Куда?! - заблажил командир, но Смирнов не ответил из невидимости.
Вертолет, развеяв по белу свету все, что можно, уселся. Не
дождавшись, пока остановятся лопасти винта, из открывающейся двери стали
выпрыгивать, придерживая фуражки, служители трех ведомств.
Первый был в зеленом: важняк из прокуратуры. Затем двое в сером, с
двухполосными погонами - милицейские чины и наконец четверо
камуфлированных с автоматами - ОМОН.
Прорвавшийся сквозь хлипкий заслон народ из аэропорта выстроился
отдаленным полукругом, с интересом разглядывая прибывших. Из толпы вышел к
прибывшим - встречал как положено - начальник аэропорта.
- Ну как у вас? - бодро задал ему вопрос зеленый важняк. Начальник,
не обученный отвечать на идиотские руководительские вопросы, изобразил
лицом и руками нечто, долженствующее обозначать, с одной стороны, вроде
ничего, а с другой...
Продолжить беседу в том же духе им не позволил Смирнов. Он неожиданно
явился из пыли, как черт из преисподней. Увидев группу новоприбывших,
криком спросил:
- Где пилоты вертолета?!
- Вы, наверное, Смирнов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9